«Что называется заботой?» — вопрошает выдающийся мыслитель и тут же дает определение моменту, в котором этот вопрос стал столь актуальным: «В середине второго десятилетия ХХI века мы, будучи небесчеловечными существами, обнаруживаем себя живущими в ситуации чрезвычайного положения, которое является постоянным, универсальным, непредсказуемым, и, похоже, неизбежно станет непригодным для жизни» (Б. Стиглер «Что называется заботой?»). А если описать ситуацию более конкретно, то речь идет о том, что «различные формы заботы, которые ранее предоставляло социальное государство, — медицинское обслуживание (особенно бесправных, малоимущих и безработных), уход за психическими и физическими недееспособными, престарелыми и жертвами семейного насилия, а более обще — забота, гарантированная социальной справедливостью, межотраслевыми союзами, коллективными правами и экологической справедливостью, — все это к настоящему времени, по сути, ликвидировано» (иЛ. Фокианаки «Бюро заботы»). Проблема эта за последний год лишь усугубилась из-за охватившей мир пандемии, которая в свою очередь «рождает вопрос о том, что общим в перспективе максимальной изоляции и защиты тел остается общность угрозы, так как вирус существует для всех и угрожает всем телам. Неужели это единственное общее, которое у нас остается?» (И. Будрайтскис «Что общего у нас останется после пандемии?»).

Все эти вопросы находят разные и неоднозначные ответы. Так, неолиберальному, капиталистическому миру, где «одиночество, эгоизм и социальная изоляция продолжают доминировать над кооперацией, демократической солидарностью и взаимопомощью», стала противопоставляться метафора «commons», которая «в своем простом определении отсылает к любому сообществу людей, осознающих свои общие интересы и взаимозависимость» (А. Кальк «Червивая утопия…»). Примечательно и то, что в нашем глобализированном и индивидуализированном мире, где до недавних пор «номадизм» являлся наиболее «захватывающей и вдохновляющей идеей и практикой», «все больше и больше людей (в политике и в культуре) начинают говорить о формах существования и традициях коренных народов, укорененности на Земле, принадлежности к местной истории, балансе между средой и человеком и т.д.» (Д. Виленский «От номада к корням. И обратно»). И еще одна показательная черта реальности наших дней: в самых разных частях глобального мира людей консолидирует протест, являющий себя в новых формах, — это протест без лидеров и политических партий, в котором «всякая индивидуальность» кажется «неэтичной и подозрительной» (А. Толстов в «Мы — живые и уязвимые»).

Однако опыт последних месяцев дает основания и для других наблюдений. Спровоцированный пандемией «страх обострил массовые ожидания заботы и защиты, и государства, почувствовав свой новый шанс, предстают супер-фукодианскими всевидящими мега-машинами заботы» (С. Шурипа «Что общего у нас останется после пандемии?»). Наряду с этим «в гражданских и художественных институциях ставится вопрос о заботе, но не о саботаже производства и потребления», то есть — установка на солидарность и взаимопомощь не подвергает сомнению политико-экономические основы неолиберального капитализма (К. Чухров «О либидинальных и клинических предпосылках отринутой эсхатологии»). А «неубиваемые левые надежды на всеобщую коллективную любовь и творчество» игнорируют то, что объединению людей обычно сопутствуют «конфликты, однообразие и подавление различий» (А. Кальк «Червивая утопия…»). А потому ратовавший годами за творческую коллективность художник может сегодня сказать: «Я принимаю решения, какие были бы приняты совместно, — и так же делает каждый из нас, сообразно своему пониманию того, чем была наша совместность. При этом настоящие повзрослевшие мы уже совершенно ни о чем договориться не можем…» (Н. Кадан «О самоненависти и освобождении»).

Так противоречия современности, усугубленные опытом пандемии, выводят на первый план категорию тела, которое взыскует заботы другого и одновременно обостренно переживает свою единичность. «Сегодня мы думаем, что субъект — это, прежде всего, не душа, а тело, а тела всегда неповторимы, индивидуальны… Однако существует универсальное требование, касающееся их всех: они должны быть здоровыми, потому что их здоровье является общей предпосылкой для их способности выполнять все остальные требования. Это универсальное требование конституирует универсальный субъект» (Б. Гройс «Больница и музей»).

МОСКВА, ФЕВРАЛЬ 2021