18+

Нет, больше никаких теорий и сложных философских концепций.

Только поэтическое беснование и рифма, запутанность и невнятность. Никакой логики, а главное, четкой структуры. Но — не забывая об ответственности за бред. Мысль бежит прочь, смеясь и вздыхая, вперед к новым далям.

Читать письмо вслух, постараться набрать как можно больше воздуха в легкие и произносить этот текст на выдохе, чтобы режим чтения был синхронизирован с биением сердца. Легкая тахикардия и головокружение. Агогика. Мне бы хотелось, чтобы это письмо было звуковым, поэтому пусть «Just like Arcadia» Дженезиса Пи Орриджа сопровождает ваше чтение. Представим себе невозможное: письмо-воспоминание или расследование, где Жак Аустерлиц и Тульс Люппер пробираются к Роб Грийе и Ильязду. Вокруг да около. Идя по следу прочь, «away, fade away», как пела Ари Ап.

 

Сегодня 14 августа 2020 года.

Я нахожусь в Киеве.

До Минска 529 км.

До Бейрута 2630 км.

Какое усилие нужно совершить, чтобы быть сейчас рядом с людьми на улицах и оказаться в Минске и Бейруте одновременно?

На север или на юг?

Здесь и не здесь.

Здесь и внутри.

Герой этого текста — туземец по имени Всюду.

Обдумываю воображаемое путешествие для этого персонажа, дорогу, «подорож». Представим такой маршрут: если стоять лицом к югу — двигаться вниз по течению Днепра к «омріянной» Гилее, затем, минуя Одессу, через Буджак к дельте Дуная, затем через Галац, Варну и Бургас, наконец, пробраться в Стамбул. Даже несмотря на длящийся локдаун, это вполне осуществимый план. Дальше четкость размывается, ясность уходит за горизонт Газантепа и упирается в песчаную неизвестность Сирии.

Дорога в Минск намного проще — всего-то проехать Чернигов, перейти границу, побывать в Бобруйске. 3 часа и вот он — Минск.

Но как запрыгнуть в невозможное, быть и там, и там одновременно?

Что происходит в этих местах сейчас?

Прямые, как струны, проспекты Минска и тихие, пыльные улочки Бейрута.

Ускользающая хореография: танец (orchesis) и письмо (graphie) коллективного тела просты. В отличие, скажем, от Киева, с его статичным майданом. Прислушаться к ули­це. Разобраться в этой партитуре.

Композиции и импровизации с главным слушателем — покровителем путников Гермесом. Карлхайнц Штокгаузен со своим 11 сентября.

Концерт сопротивления, сыгранный на натянутых струнах города. Эхо взрывной волны, сметающей правительство. Рев, разлетевшийся над Левантом.

 

Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды...

Пропал Ершалаим — великий город, как будто не существовал на свете. Все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ершалаиме и его окрестностях. Странную тучу принесло с моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца нисана^[1].

 

Какой путь проделала взрывная селитра, прежде чем оказаться в порту Бейрута?

Из Батуми в мозамбикскую Бейру (где отвалившееся «т»? — наверное, на дне бейрутской гавани). Пятилетняя пауза и крещендо искры сварщика, заделывающего дыру в складском заборе. Мог ли он вообразить последствия?

Когда-то, тоже в августе, из испанского порта Палос вышел другой корабль, возглавляемый Христофором Колумбом. Более 6000 жертв сейчас и более 56 000 000 тогда. Что было дальше?

Игра в города, не простое жонглирование топонимами — попытка обозначить хотя бы несколько пульсирующих точек, виднеющихся из наших укрытий. Места, за которыми мы следим сейчас. Попытаться соединить эти точки. Множество линий. Смотреть на них как на узор.

Этот текст — короткий поэтический конспект, выжимка из впечатлений последнего времени, тон которого иногда срывается в пафос и патетику. Как обозначить новый приходящий мир? Новый художник — не геометр, соединяющий эти точки. Подпорки-ходули из теоретических рассуждений рассыпаются, не успев обозначить своих границ. Забыть о ясности, правдоподобии и последовательном повествовании — один из возможных ответов. Смотреть в вихрь.

Наш цифровой след и след селитры, след жженых шин и тени демонстрантов.

Безвизовый режим исчезает, и старые границы возникают вновь, становясь еще более непреодолимыми. Этот текст как plaisire du text — карантинное караоке, можно попробовать его спеть: строчки возникают и пропадают в никуда, бегут врассыпную. Запрет на передвижение, даже, точнее, движение как таковое.

Локдаун без передышки. Отпуск без конца.

Всем оставаться на своих местах!

Запрет на перелеты гражданской авиации — внезапное и исковерканное осуществление требований Skolstrejk för klimatet^[2] — приводит к другому восприятию длин и дистанций, а значит, и к растянутому времени, длящейся территории. Теперь больше недостаточно пары часов, чтобы захудалые села юга Украины сменились аккуратными рейнскими городами. Вместо нескольких часов на самолете — несколько дней на машине или месяцев пешком.

Мы находимся на руинах глобализации, в средневековых замках самоизоляции.

Впереди тайные тропы и невиданные дали — неочевидное  воображаемое путешествие на север и на юг.

Неясные траектории складываются в витиеватый узор. Опираясь на эти два громких события — взрыв в Бейруте и протесты в Минске, учитывая длящуюся пандемию, мне бы хотелось поговорить о преодолении вновь возникших рубежей.

Как, сидя в Киеве, солидаризироваться с горожанами Минска и Бейрута одновременно, как организовать с ними стихийный союз?

Самораспускающиеся союзы, словно голландские тюльпаны. Жители Харлема захотели иметь черный цветок — сообщает нам Википедия. Я всегда завидовал этим жителям Харлема, захотевшим иметь черный цветок. Сколь бесконечно странное желание для жителей Харлема, сколь поэтично оно. Ведь речь могла идти о чем-то более значимом, чем черный цветок. Например (тут мы возвращаемся в повседневность), о честных выборах или отставке правительства, не справляющегося с очередным экономическим кризисом. Неудачная революция роз в одной южной республике или цветок на щите ОМОНа. Фантазия жителей Харлема — новый закон.

Описать новый мировой порядок с помощью специального слова, нового перевода. Цветоводы-любители (нидерл. liefhebbers) и спекулянты луковицами (нидерл. bloemisten). Утрата смысла и утрата обоняния. Главный симптом ковида — аносми́я. «Знатоки сожалели об утраченном аромате, а иезуит Этьен Бине рассуждал о том, что если бы природа наградила тюльпаны не только красотой, но и ароматом, то люди окончательно потеряли бы рассудок».

Не теряя обоняния, держа нос по ветру, я говорю:

«Каждый город, каждая точка открывает тайну».

Только бы пройти по извилистым пыльным дорогам. Бежать вперед, прикрыв глаза. Одна нога здесь, другая там. Дорога, длиной в одну сторис в Инстаграм.

15 секунд и главный жест современности — свайп.

Сфотографируйтесь на фоне этого текста.

Присвойте его себе.

Мне бы хотелось знать, где сейчас находишься ты, читатель?

Или точнее так: я хочу знать, как выглядит квартира, из которой ты выходишь на улицу, присоединяясь к протесту? Улицу без движения, наполняя ее своим танцем.

C разных сторон, через толстые стены изолированных убежищ кроме вируса нас атакует лавинообразный реакционный контент.

Сейчас общим местом является критика институций за бессилие и отсутствие чуткости к изменившимся обстоятельствам. Пожалуй, еще только ленивый не написал о токсичности и инертности институций перед лицом стремительно меняющейся действительности. Большинство предъявляемых моделей — зум-семинары, Инстаграм-токи и другая мусорная активность — лишь хаотичные метания, в основе которых лежит страх дефицита внимания и потеря влияния. Страх съедает душу. Кричащие из онлайна голоса — «мы продолжаем», «мы перешли», «мы с вами и уже здесь» — халтура и профанация. Ламентации об исчезновении зрителя, больше нет контроля над показателями посещаемости — к тебе никто не придет, о наивный музей.

На фоне поспешного перекочевывания институций в онлайн удачным, точнее, работающим примером другой дигитальной активности мне видится сайт «cultprotest.me», который служит визуальным архивом и свободной картотекой материалов для прямого политического действия. По сути — зрителям предъявляют некий каталог, которым можно воспользоваться для свержения режима. Цифровые копии обретают материальность: плакаты на улицах в руках у людей.

Забастовка на территории искусства?

Очевидно, что альтернативой поспешной диджитализации контента является отказ от производства, стачка (вспоминаю другое письмо, на этот раз из Белграда).

Международная забастовка художников 1979 года была «протестом против продолжающейся репрессивности художественной системы и отчуждения художников от результатов их творчества». Горан Джорджевич разослал приглашения множеству художников по всему миру с предложением принять участие во всеобщей забастовке. Сейчас отличный момент для забастовки не столько художника, сколько институции. Институция, бастующая сама против себя. Уроборос. Речка движется и не движется.

Еще в начале февраля представить себе последствия так стремительно разворачивающейся пандемии было невозможно, даже прибегая к помощи самых утопических фильмов-катастроф. Мне кажется, самое время, наконец, применить этот неожиданный опыт и наполнить действительность воображением. Фантазировать свободнее.

Мы перестаем замечать координаты реальности.

Заморские страны больше недоступны.  Арт-туризм в режиме ожидания.

За редким исключением, сейчас любая выставка — невозможная выставка.

Может быть, стоит присмотреться к этому формату и, освободившись, приняться за воображаемые выставки?

Невозможная выставка, перекочевывающая из воображения в реальность и обратно. В отсутствии четких границ движение приобретает хаотичный порядок.

Воспользоваться этим метанием и увидеть, куда приведет след.

Я представляю себе копии фрагментов копий картины «Предвестники Апокалипсиса» 1969 года, сделанные Гораном Джорджевичем в интерьерах Хенрике Науман. Выставка в жилой белградской квартире, выставка «Родня» в Одессе на Солнечной и эстетика продолжения. Перечисление можно длить. Но кто станет зрителем подобной воображаемой выставки? Корнелиус Гурлитт, живущий среди авангарда. Зрители-невидимки.

А может быть, не только в России искусство — это магия?

 

Порвалась дней связующая нить. Как мне обрывки их соединить?^[3]

 

Конечно, находиться в Бейруте и Минске одновременно, как и в других местах, которые требуют солидаризации, физически не представляется возможным. Остаются фантазия и воображение. Режим мультиэкранности, позволяющий быть и здесь, и там как прообраз. Тупик без берегов.

Бейрут и Минск одновременно. Не путешествие, но, скорее, прогулка.

Прогулка как единственная возможность протеста. Прогулка по пеплу в Бейруте вместо серфинга по неумелым попыткам заполнить визуальное пространство. Ближе к реальности.

Мы должны пересмотреть общность, окинуть взглядом пейзаж и пересобрать реальность из всех деталей.

Подводный поток, уносящий ввысь.

Искусство как воплощение магии, следует только найти ключи к заговорам.

Новое язычество с множеством богов.

Экспериментальные техники воображения. Синтез и алхимия.

Невидаль, новый герой Всюду, разрушающий рамки атомизации.

Говорить с призраками и делать воображаемые выставки.

Новый тип художественного производства против диджитализации.

Будущее сейчас на дорогах Минска и Бейрута.

Строить мосты.

Играть в воображении.

Не запад и восток.

А север и юг?

С ног на голову.

С этого момента мой текст начинает путаться.

 

Киев, август 2020.

Примечания

1. ^ Булгаков М. Мастер и Маргарита. М.: Академия, 1994.
2. ^ «Пятницы ради будущего» — международное общественное движение школьников и студентов, участники которого требуют от политиков «быстрых и решительных действий» по борьбе с глобальным потеплением.
3. ^ Derrida J. Spectres de Marx: L`État de la dette, le travail du deuil et la nouvelle Internationale. (2006 / 1993).