18+

Большие данные, нейросети, искусственный интеллект (или просто ИИ) — термины эти, как и стоящая за ними реальность — стали неотторжимой составляющей современной жизни. Именно реальность этих новых технологий, а точнее, создаваемая ими реальность занимает сегодня многие лучшие умы. То, что эти технологии оперируют данными, поступающими по большей части из внешней реальности, не вызывает вопросов. Менее очевиден статус реальности, которую выдают нам технологические аппараты. Можно ли считать ее объективной или же она суть интерпретация? Так обсуждение новых технологий естественным образом начинает заимствовать ходы мысли у теории искусства. Со времен Платона человеческая практика, tekhnè, понималась как подражание природе и делилась на ремесло и искусство. Если ремесленник, создавая копии реальности, «не дает возможности интерпретировать ее, играть с ней или обойти ее», то «художник, напротив, размывает границы между реальной действительностью и ее изображением» (К. Малабу «Эпигенетический мимесис…»).

Отсюда можно предположить, что раз ИИ генерирует в своей работе большие данные и приводит их к некой результирующей, то результат этот должен быть усредненным, нейтрализующим как авторство использованных данных, так и авторство собственное. «Каждый прорыв алгоритмов — это удар по Во-ображаемому. Если возможности просчитываются автоматически, способность воображения становится ненужной» (С. Шурипа «Дух и цифра»). Более того, это делает из ИИ «идеальную иллюстрацию идеологизированного и постоянно галлюцинирующего авторитарного разума, который питается лишь тем, что сам и генерирует» (И. Стрельцов «Индоктринированный интеллект»). Мир данных в этой перспективе — «это мир голой жизни как физического потока компьютерных сигналов, лишенный нарративной жизненной силы, питающей мир культуры… Мир данных также лишен эротизма — желания, драйва, влечения, наслаждения» (Д. Галкин «Голая жизнь разума, или ИИ — мимо»). А там, где нет нарратива и эроса, там нет и искусства.

Однако возможно и другое описание новотехнологической реальности. «ИИ — не изобретение движка для генерации знаний, актов размышления, а открытие оптики для их извлечения… Мы добываем природный разум (natural intelligence), а не создаем искусственный» (В. Эпштейн «Дикое, но симпатишное»). Важно добавить: «цифровые машины продолжают наши собственные нейронные сети, укорененные в реальных телах, и создают новую реальность/культуру кибернетической онтологии, где отношения виртуального и реального… вплетены в общую сетевую систему игры эстетического» (Й. Столет «Поэтика нечеловеческого..»). Если же вернуться к платоновскому противопоставлению художника ремесленнику и допустить, что продукт новых технологий суть интерпретация, то уместен вопрос: кому принадлежит здесь авторство? И тут выясняется, что большие данные хоть и растворяют индивидуальное авторство в необозримом объеме текстов и образов, но следуют в своей работе составленному для них промптингу. Более того, чтобы извлечь из больших данных познавательную ценность, «необходимо применять не четкие и внятные, а парадоксальные и провокативные промпты, ставящие организационные принципы ИИ под сомнение» (Б. Гройс «От письма до промптинга…»).

В этой перспективе упреки новотехнологической онтологии в авторитаризме можно поставить под сомнение. «Такая онтология позволяет нам воспринимать мир не как жесткую и неизменную структуру, а как пространство возможностей и встречи, где новые формы взаимодействия могут возникать и эволюционировать без привязки к конечному сценарию… Художники, которые понимают природу, общество и историю как ”открытые и метастабильные системы”, могут сформировать новые перспективы взаимодействия между человеческим и нечеловеческим — и тем самым выработать новые паттерны этики и эстетики в эпоху постбиологии» (Д. Булатов «Искусство и искусственный интеллект…»). Следовательно, если вернуться к судьбам искусства в современную эпоху, мы можем признать, что «за художественным продуктом, даже созданным посредством non-human agency, пока по-прежнему стоят вполне себе человеческие цели, задачи и интересы… Так что явных поводов для паники пока нет, и конец искусства и на этот раз, похоже, тоже отменяется» (Л. Воропай «Искусство, как мы его знали...»).