25.05.02
«Прогулка по пересеченной местности»
Художественно-исследовательская экспедиция по Самаре
Кураторы: Наталья Фомичева, Татьяна Волкова (Москва),
Наталья Гончарова (Самара), Самара

Как должен чувствовать себя художник, которою позвали в другой город не для того, чтобы устроить там его выставку или предоставить возможность иным способом показать свое искусство, а с целью заполнить им пустоты культурного ландшафта? Наверное, как пожилой лектор общества «Знание» или средней руки эстрадная звезда, собирающая свой урожай в провинции» И тут хочется задать второй, менее риторический вопрос может ли такой ангажемент нравиться уважающему себя деятелю современного искусства, хотя бы как игра извращенного ума? Вероятно, да, если ничто не помешало весьма успешным столичным и общероссийским актуальным художникам отправиться в Самару ради «Прогулки по пересеченной местности».

Конечно, можно попытаться все объяснить легкомысленным отношением художников к своей карьере или бог знает еще какой неразборчивостью. Но похоже было, что прибывшие в Самару культурные герои искренне и вполне сознательно радуются своей участи. И не было тут никакой извращенности Наоборот, от всего происходящего веяло необычайной свежестью и здоровьем. Все как будто сбросили с себя тяжесть привычных ролей, навязанных снобливой и агрессивной атмосферой московской тусовочной жизни. Художники непринужденно отрабатывали функцию «санитаров леса», которые призваны внести максимальную дозу карнавала в традиционную российскую закомплексованность. Из этой картины выбивалась только пара приглашенных польских художников, которые слишком прилежно отнеслись к формату мероприятия. Возможно, статус гостей помешал им оценить основную интригу полное и добровольное растворение художников в празднике, которому Барт, по аналогии с цирком, отказал бы в праве считаться искусством Ведь инстинктивная радость в моменты, когда «по улице водят слонов», абсолютно самодостаточна и уже не требует ничьих актов самовыражения. Впрочем, нельзя сказать, что искусства не было!

Игра в прятки с искусством всех необычайно забавляла; и художников, и сочувствующих. Авторы самарского праздника так легко разбрасывались своим правом маркировать все в качестве художественного жеста, что окружающие упивались самим фактом такой девальвации. Никто, казалось бы, не произносил напыщенных концептуальных речей, и все же статус диковинных птиц автоматически налагал на все манипуляции художников возвышенный отпечаток В этом избытке самопроизвольной артикуляции художники были похожи на факиров, жонглирующих горящими факелами. Надо отдать им должное — они понимали прелесть момента и дорожили этим зыбким состоянием.

Тут мы подходим к самому главному вопросу стоит ли художнику иногда пережить терапевтическое освобождение от искусства? В Самаре можно было наблюдать, как самоотлучение художников от искусства превращает их в титанов, каких-то эпических заговорщиков, готовых все вокруг наполнить своим подпольным смыслом, состоящим в безграничной интеллектуальной и духовной свободе. Свобода приравнивалась к гениальности и излучалась самими художниками. Нельзя не признать и личный вклад художников; эстетическое качество свободы тоже было отменным

Как я уже сказал, искусство в самарских «Прогулках» было. Все сказанное выше ничуть не умаляет профессионализма участников и сознания ими своей ответственности в рамках проекта. Они честно осуществляли творческое взаимодействие с городом, его архитектурой, историей и людьми. Лишнее тому подтверждение — тот факт, что почти четырехчасовая экспедиция, состоявшая из двух десятков акций и перформансов, а также непрерывных пеших перемещений, сопровождавшихся краеведческой экскурсией, прошла без единого серьезного сбоя. Тут заслуга и кураторов, и художников, и зрителей. О взаимоотношениях с последними скажу особо: даже совершенно неподготовленная часть аудитории быстро поняла, что было бы глупо добиваться ясности разворачивающихся перед ней сюжетов, и с готовностью погрузилась в калейдоскоп самых разноплановых аттракционов, устроенных художниками. Большинство зрителей было увлечено экспедицией да самого конца, пройдя более пяти километров, до предела насыщенных событиями Публика демонстрировала чудеса адекватности, будь то очень эффектная «инициация» добровольцев, пожелавших узнать тайны самарской масонской ложи в акции Юлии Жуниной-Штерн «Масонское ложе», или ироничный драйв стрельбы из игрушечных пистолетов, устроенной Вячеславом Мизиным и Александром Ша-буровым под названием «Бандитская Самара». Шествие с завязанными глазами и с колокольчиком на ноге не вызывало соблазна отнестись к акции Штерн чересчур серьезно, а позирование с пластмассовыми пистолетами и в черных очках для фотографирующих Шабурова с Мизиным не раздражило публику плакатной грубостью хода. Туг снова есть повод отметить, насколько карнавальная расслабленность художников передается аудитории и видоизменяет природу контактов современного искусства с миром! Притом кар-навальность не разрушает индивидуальной природы отдельных произведений. Совсем не обязательно впадать в популизм и нарочитую развлекательность, как это стало модным в последние годы Часто от таких игривых проектов вест еще большим высокомерием Напротив, карнавальный формат репрезентации, продемонстрированный в Самаре, легко вмещает работы любой степени сложности. К тому же меня не покидало ощущение, что во время нашего похода люди, находящиеся за рамками актуального художественного контекста, могли узнать об этом искусстве и его внутренних законах больше, чем посетив сотню самых престижных выставок.

Не могу оставить без внимания роль Германа Виноградова, который стал по существу живым воплощением духа проекта (и «духовидческая» специфика работ Виноградова здесь ни при чем). Герман, как никто, смог реализовать ресурсы, предоставленные проектом, и был максимально органичен замыслу кураторов, который, так же как и творчество Виноградова, построен на парадоксальной победе действия над жанром, а точнее, праздника над произведением

Неожиданно, по крайней мере для меня, карнавальная природа «Прогулки» выявила огромный драматический заряд, содержащийся в юродствующей натурфилософии Виноградова. Завораживающее напряжение, возникающее между реальной, животной силой и столь же явной карикатурностью обрядов, совершаемых Гурманом, впервые меня захватило именно в Самаре. То, что в спертом московском воздухе казалось банальной эзотерикой или столь же банальной игрой в нее, на волжских берегах воспринималось как тонкая и жертвенная связь умного, современного человека с мистической властью стихии. Эту связь Герман культивирует, но не схематизирует. Природа сама все время одерживает красноречивые победы над ироничной дистанцированностью Виноградова к собственным камланиям и оздоровительным процедурам. Наблюдать это неизменно интересно. Постепенно проникаешься верой, что Виноградов действительно находится в диалоге с землей и небом Бесконечная повторяемость провокаций в адрес природы только усиливает мое уважение к этому своеобразному искусству жизни, осуществляемому Гаиком Виноградовым

Ощутив в себе сверхчувственные способности, Герман выступил в одной из акций в роли говорящей головы памятника, отвечающей, как оракул, на все людские вопросы. Генетическая тяга православного народа к исповеди дала себя знать к бородатой голове «старца» выстроилась длинная очередь зрителей. Герман честно отвечал на вопросы, сам попадая в сгущающееся, уже не шуточное поле акции. Чувствовали это и зрители. Хитрый Виноградов опять стал мистиком поневоле».

Кто же организовал этот цирк с говорящей головой, водными и шумовыми аттракционами (Виноградов), взрывом бандитских джипов, запуском салюта из штанов, развеской социальной рекламы (Мизин, Шабуров), превращением площади в «картину» с помощью прикармливания голубей, крестным ходом, проникновением в тайны масонства (Жунина-Штерн), распиванием пива, поеданием воблы, отдыхом в шатре (Орехова), пением детдомовцев под гитару (Бышевский), философской перепиской с иностранцами (Парщевска), чаепитием в компании манекенов (Коржовы), музеем попрошаек (Олыпванг), киносеансом в подъезде и реституцией живописи (Кошляков)? Честь как самого замысла, так и его воплощения принадлежит молодым кураторам Наталье Фомичевой и Татьяне Волковой. Увы, этот подвиг не берутся теперь повторить даже они сами: сложность задачи далеко превзошла те скромные возможности, которыми Татьяна с Наташей располагали Но у них все-таки получилось, и не знаешь, что было важнее: красота идеи или качество исполнения. Ведь прецедент хорошего арт-менеджмента важен для развития нашего искусства едва ли не больше, чем сам художественный процесс. Слишком часто в России бездарная организация выставок, неумение выводить художников «на сцену» губили самые радужные перспективы

Кстати, творческий тандем Волковой и Фомичевой не в первый раз оправдывает себя. Например, у самарского проекта был не менее удачный предшественник — художественная программа Окружной Ярмарки социальных и культурных проектов, прошедшей осенью 2001 года в Саратове (кстати, самарский проект был осуществлен на фант этой ярмарки). Тогда дело ограничилось прилегающей территорией дома-музея Павла Кузнецова, но энергия и плотность художественного присутствия уже позволяла назвать проект настоящим общественным событием. Городские акции в Саратове и Самаре, ряд других, не столь масштабных мероприятий объединяет единая стратегия, названная искусством социального действия. Пусть этот термин в западной практике имеет несколько иное толкование, но, как его ни называй, втягивание художественного сообщества во взаимодействие с населением служит своеобразной проверкой художников на прочность, такой непривычной, но необходимой в России. Ведь недаром в саратовских и самарских акциях принимали участие по преимуществу персонажные художники, способные увлечь зрителя своим собственным артистическим образом, гибко и динамично входящие в контакт с окружающим предметным и людским контекстом Мне кажется, что для «чистки ауры» художников это даже важнее, чем для «озонирования» провинциального воздуха. В итоге закаляются характеры обеих сторон

Я все-таки надеюсь, что удивительный формат, изобретенный Фомичевой и Волковой для самарской «Прогулки», получит должное развитие, поскольку трудно вообразить более гармоничную среду для смешивания традиционной культуры с современным искусством, с артистической свободой. Золотое сечение между информацией (живая, по-настоящему интересная экскурсия по городу) и взрывным остроумием творческой реакции на нее (визуальные парадоксы и рифмы в акциях и перформансах) легко проникает в мало-мальски образованную душу, воспитанную на пушкинской формуле гения («Ай да Пушкин, ай да сукин сын!»). Лишь бы художники не халтурили, а искали настоящую связь между городской средой и своими работами. Если уж совсем глобально, то Фомичева и Волкова создали действующую модель внутренней жизни кулкгуры с ее бесконечным экранированием, пере-смешничеством и мифологизацией всего и вся...

Резюмируя, хочется повторить: помимо реального блага, содержащегося в социальных художественных акциях, к которым стоит относиться серьезно даже прожженным циникам-интеллектуалам, гастрольная практика дает современным художникам очень ценный опыт — опыт погружения в плотную атмосферу артистического промысла, где есть ритм, жанр и зритель.