Анна Матвеева. Северное лето

Стереотипное представление о Скандинавии: высокий уровень жизни, размеренность, неторопливость, экологичность (лосось и светлая сосновая древесина) и известная отстраненность от мировых процессов — и языковая группа-то у них не та, что в основной Европе, и в войну нейтралитет, и в Евросоюз вступили одними из последних.

Этот стереотип естественно прослеживается и в реальности. Уровень жизни действительно высокий (и, как следствие, высоченные по сравнению с Германией или Францией цены). Вступление в Евросоюз самими скандинавами не особенно приветствуется — скандинавские страны, как одни из самых богатых, играют роль стран-доноров, вынужденных подкармливать в европейской семье менее удачливых собратьев, вроде Португалии. Поэтому Скандинавия предпринимает очень активные поиски собственной, альтернативной идентичности — и собственно скандинавской, и, шире, балтийской. Это касается и идентичности культурной. Интенция объединить северо-запад Европы (а это и Финляндия-Швеция-Норвегия, и Польша, и Германия, и Россия, то есть страны абсолютно разные исторически, экономически и культурно) некой единой балтийской сетью в фаворе уже довольно давно. Этим летом она вылилась в две выставки, состоявшиеся в небольшом финском городе Раума, — Биеннале Балтикум (Biennale Balticum), которая проводится здесь с 1982 г., и большую выставку современного петербургского искусства под названием «Естество» («Estestvo»).

Несколько слов о Рауме. Город с населением в 34 тысячи человек (это десять-двенадцать многоэтажек в любом крупном городе), по возрасту — третий в Финляндии (XV век), имеется уникальный деревянный центр, охраняемый ЮНЕСКО, также порт, завод сантехники и судоремонтный. Также два художественных музея, работающих в первую очередь с современным искусством — городской художественный музей, государственный и потому побогаче, проводящий каждые два года Биеннале Балтикум, и частный и потому победнее Художественный музей Лёнстрём, ставший инициатором «Естества». Обе выставки открылись в один день, 14 июня, и такая одновременность должна была, видимо, соединять две экспозиции в единую картину искусства балтийского региона.

Кстати, здесь же проявилась и хваленая экологичность скандинавов вообще и финнов в частности. Темой Биеннале Балтикум были объявлены «Основные элементы», или, если угодно, «Первостихии» («Basic Elements»), а само название биеннале в каталоге, на плакатах и повсеместно писалось как [biennale Balticum]02. Русское же слово «естество», с его двойным значением «природа» и «внутренняя сущность», абсолютно зачаровавшее инициаторов петербургской выставки, тоже несет явный экологический месседж. Однако, как показали обе экспозиции, наиболее интересной для художников темой стал все же человек И если уж угодно экологии — то это его, человека, экология: биологическая, социальная, культурная и эстетическая.

«Естество»

В выставке «Estestvo» приняли участие тринадцать питерских художников. Куратором ее была директор Художественного музея Лёнстрём Кати Кивимяки, над выставкой также работали: с российской стороны — Дмитрий Пиликин, Анна Матвеева и с финской — Арья Ройванен. Все без исключения участники выставки — носители очень индивидуального почерка, фактически никого из них невозможно привязать к той или иной школе, направлению, тусовке в питерском арт-сообществе. Каждый высказывается исключительно сам за себя. Как уже было сказано, главной темой их высказываний оказался человек, а также среда его обитания-именно как его, человека, среда обитания, вступающая с ним в определенные отношения и несущая на себе его следы:

— Марина Алексеева представила свои «внутренние комнаты» — миниатюрные модели комнат со всем, чему в комнате полагается быть: с обоями, мебелью, цветами в вазах, светящимися лампами, мерцающим экраном телевизора, — короче, архетипичные модели человеческого жилища, плюс исследование церковного интерьера в такой же игрушечной серии «Конфессии»;

— Людмила Белова — несколько работ, из которых наиболее сильная — видеоинсталляция «Вынужденный ракурс», воспроизводящая на трех мониторах три «невольных» видеоряда, проходящих перед глазами: младенца, едущего в коляске; автомобилиста, застрявшего в пробке; пациента, которого везут на каталке на операционный стол. Белова в последнее время делает одну за другой весьма сильные работы на тему человеческого присутствия и среды обитания, и «Вынужденный ракурс», впервые показанный на Медиа-Арт-Фесте в 2001 году, был лишь первой заявкой очень перспективного автора;

— Сергей Денисов еще раз показал себя как виртуозный микроско-пист, сделав тончайшую, хрупкую воздушную инсталляцию из стрекозиных крыльев на два этажа музейного флигеля;

— фотограф Эдгар Калаев, напротив, представил очень «горячую» серию городской фотосъемки, балансирующей на грани мягкого порно;

— соратник некрореалистов и «новых диких» Борис Казаков показал два развеселых анимационных фильма, сырьем для которых послужили: в одном случае — советская кинохроника, в другом — рабочие материалы «Серебряных голов» Евгения Юфита;

— Марина Колдобская, как всегда фокусируясь на современной этнографии, выстроила некую конструкцию из фанеры, упаковочного картона и собственных квазипримитивистских работ, перемешивающих свастики и знаки «инь-ян», кресты и красные звезды;

— Алексей Кострома, в последние годы занимающийся по преимуществу эстетикой физических процессов — кристаллизации, конденсации, падения капель, — выстроил безумно красивую инсталляцию о замерзании воды. Микрокапли воды имитировались презервативами, наполненными водой из-под крана и подсвеченными. Получилась своего рода художественная экология;

— Игорь Лебедев — единственный на выставке «чистый» фотограф — представил серию нарочито нерезких снимков питерских улиц;

— Дмитрий Пиликин сделал сложную инсталляцию «Ноmе Nature», напрямую работающую с темой первоэлементов, где крупные фотографии растрескавшейся почвы в прямом смысле «вырастали» из ящиков садовой земли, фотографии морских волн несли на себе следы водяных потеков, фотографии костра были опалены огнем, а полоса небесно-голубых обоев с изображением белых облаков трепетала под ветром, который создавали два вентилятора;

— молодой и модный фотограф Олег Шагапов вывесил серию снимков курящих людей, сделанных в ночных клубах и выдержанных в их кислотно-яркой эстетике;

— Дмитрий Шубин показал фотосерию «Extra Body» — снимки девочек-подростков в домашних интерьерах, в которые внедрены репродукции классических феминистских работ;

— интереснейшему фотохудожнику Анне Тимофеевой принадлежит серия фотографий, где автор последовательно вышивает красной ниткой по внутренностям курицы, а также серия потрясающе напряженных черно-белых фотографий «обычных вещей»;

— наконец, патриарх некрореализма Евгений Юфит показал новехонький, с пылу с жару полнометражный фильм «Убитые молнией» плюс серию фото.

Короче говоря, «Estestvo» получилось вполне убедительным и не вполне «естественным». Выставка достойно заполнила три этажа музея, смотрелась весьма выигрышно даже на фоне Биеннале Балтикум, а после открытия с концертом группы «Бабслэй», повергнувшей обычно сдержанных финских зрителей в бурный экстаз, жители и гости Раумы попросту влюбились и в «Бабслэй», и в «Estestvo», и в русскую тему как таковую. Хочется надеяться, что эта любовь будет не просто очередным курортным романом (кстати, Раума — еще и общефинский курорт, с саунами на побережье и все такое), но взрастет, окрепнет и принесет свои плоды. Правда, явно изоляционистское отношение даже не двух выставок друг к другу, а самих художников «Естества» и Биеннале омрачает радужную перспективу. Надеюсь, не фатально.

Биеннале Балтикум

Биеннале Балтикум проводится в Рауме с 1985 г., и это единственное в Финляндии регулярное общебалтийское художественное событие. В этом году его темой были заявлены «Basic Elements», в которых явно прослеживается экологический посыл, но которые можно толковать и расширительно — вообще как поиск неких основ, первичных установок, отправных точек. Соответственно художники-участники сконцентрировались на следующих темах:

— экология (граждански-ответственная тема);

— поиски внутренней гармонии, равно как и гармонии отношений (умиротворяющая тема);

— экспликация дисгармонии, как внутренней, так и внешней (обличительная тема).

Первой теме был посвящен проект немца Георга Дитцлера «Саморазрушающаяся лаборатория» — химически чистый образец «экологического искусства». Есть крайне токсичное вещество РСВ (Polychlorinated biphenyl, пишут в каталоге, как по-русски, не знаю), выделяется в ходе всяких индустриальных процессов и представляет большую экологическую проблему. И есть некие грибы, способные поедать зараженную РСВ материю, разлагать зловредный РСВ, но сами при этом оставаться нетоксичными. Проект Дитцлера состоит в том, что художник строит в музее герметичную камеру, закладывает туда зараженную РСВ солому и в течение выставки (а она продлится три месяца) выращивает там грибы-санитары. Процесс еженедельно мониторит местная экологическая служба. Польза очевидна, смысл неясен. Право, грибы-спасатели были бы куда более уместны где-нибудь на промышленной свалке или в иной зоне экологического бедствия, чем на выставке, в герметичной камере, где и заражение РСВ — шоу, и «исцеление» от него — шоу не менее скучное.

Вторая тема разрабатывалась многократно и разнообразно — от красивого медитативного проекта литовца Альгиса Ланкелиса, где бирюзовая жидкость заполняла до одинакового уровня разбросанные по залу изящные емкости, до совершенно людоедской живописи шведа Вигго Валленскольда, где изображены в обычных позах и интерьерах модели молодые и красивые, но — то без руки, то без обеих ног, то с первичными половыми признаками, радикально не соответствующими вторичным... Не было бы причины относить картины Валленскольда в эту категорию, но сам он в сопроводительном тексте к проекту уверяет, что вся его живопись основана на стремлении к покою и гармонии, а главным наполнением ее являются одиночество и жажда любви. Ну-ну.

Упомянуть отдельно в этом контексте хочется две работы. Первая -это, несомненно, самый сильный на биеннале проект Андреаса Ольдорпа (Германия) «Поющие огни». Самый сильный и одновременно самый минималистичный. В абсолютно темных подвалах музея Ольдорп разместил несколько систем стеклянных колб и трубок В них проведен фитиль, и внутри трубки теплится цветное пламя. При этом вся стеклянная система устроена так, что горение пламени создает еще и звуковой фон — какие-то тихий свист и бульканье. Все это формирует тотальную медитативную среду, которая «забирает» зрителя моментально — некой хтонической силищей и одновременно гармонией, той самой, которая вроде бы следует из темы биеннале. Вторая же работа тематизирует не саму гармонию, но поиск ее. Это видео эстонки Эне-Лийз Семпер «В новый дом». В кадре — сама художница, дремлющая на полке плацкартного вагона; плечи ее укрыты казенным одеялом, в руках она держит ручную крыску. Кроме полки, на которой лежит героиня, никакого вагона в кадре нет — полка, подпрыгивая на стыках рельсов, движется вперед прямо сквозь меняющийся пейзаж Лаконичное, внятное высказывание о поиске, ранимости и неприкаянности.

Наконец, третьей теме — дисгармонии — посвящена работа шведа Мартина Сьоберга «Ссора» — крупноформатные фотографии реальной кровавой драки между художником и его приятелем плюс скульптуры сваленных в одну дерущуюся кучу человеческих тел, каждое из которых отлито с тела автора.

Все было бы нормально, если бы не один кураторский прокол. Кураторы взяли в экспозицию (и, судя по обилию репродукций на флаерах и компакт-дисках биеннале, сочли одним из центральных проектов) серию рисунков Гинтаутаса Мартынайтиса (1935-1999) «Воспоминания о ледяном детстве». Мартынайтис — вовсе не художник. В возрасте шести лет он, как и 40% этнических литовцев в СССР, был депортирован из Литвы. Мужчин отделили от семей и угнали неизвестно куда, а женщин с детьми высадили на заполярном острове Трофимовский в устье Лены. 60% литовцев не пережили первой зимы. Мартынайтис выжил, вырос, вернулся в Вильнюс, и в 90-е годы сделал серию абсолютно непрофессиональных рисунков с подписями — об ужасе жизни в тундре под конвоем, о том, как на его глазах умирали и кончали с собой его родные, а власти не давали даже досок на гробы и все трупы сваливали в общую яму. Этот фрагмент выставки получился настолько жестким и настолько неловко-серьезным, что рушил всю прочую экспозицию: какое, к черту, искусство, когда людей убивали сотнями. Он сразу эксплицировал черту реальности, которую не смогли перешагнуть художники, и как бы отменял все сказанное ими. Не будь этого жуткого вторжения реального — была бы хорошая выставка.