Живя в Свердловске (точнее — в Березовском), я сформулировал для себя стратегию, которую окрестил «почвеннической». Раз профессиональная художническая стезя здесь недоступна, нужно заниматься такой художнической деятельностью, которая принесет дивиденды здесь и сейчас, а не через 50 лет в «Америке».

Я декларировал, что художническая деятельность — не выпендреж, не симуляция модных техник, но что-то непосредственно вытекающее из частной жизни, ее упорядочение и улучшение, самотерапия, организация дружеского досуга и обустройство личной жизни. Каждый проект — не только подытоживание определенного жизненного отрезка, но и проживательный «проект» в чистом виде, вовлечение себя в новые обстоятельства.

Я даже сформулировал, что занимаюсь жизнеобустройством, а не современным искусством Проект той поры — воспитание себе идеальной возлюбленной — «Радости обычных людей». Начинаешь ухаживать за приглянувшейся девушкой — и в реальной жизни плохо получается ее оболтать (к тому же я заикаюсь). Но в газете, где я работал колумнистом, каждую неделю описывал свои ухаживания на понятном ей языке, в более выгодных интонациях. Постепенно с этой привлекательной маской срастаешься, приучаешься кодировать свою жизнь более реалистическим образом. Рассказы той поры мне предложили сейчас издать отдельной книжкой. Вроде «Поездок за город», только наоборот: там художники выносили сферу приложения своих сил вовне обыденной жизни, занимались вдали от города причудливыми представлениями, у меня — противоположная тенденция, «жизнь обычных людей» (Л. Толстой).

Из аннотации: «Самое примечательное в «Радостях обычных людей» то, что их автор художник, и сочинение его отнюдь нелитературное произведение. Всего-навсего побочные отходы проекта по воспитанию себе идеальной возлюбленной. Познакомившись на улице с девушкой по имени Инна, необычный художник Шабуров почувствовал, что предаваться обычным житейским удовольствиям гораздо приятнее, нежели городить вычурные выставки И дабы зафиксировать этакую экстремальную затею, а также втемяшить приглянувшейся девушке желанные представления о себе и своем творчестве, стал описывать собственные ухаживания в форме рассказов, которые публиковались в еженедельной газете для пенсионеров и передавались параллельно реальным событиям по кухонному радио (в исполнении нескольких актеров).

Цель была — перекодировать свою жизнь так, чтобы Инне она стала удобочитаема и увлекательна. В понедельник, сжажем, он не сумел растолковать ей свои художнические достоинства, а в четверг, собравшись с мыслями, описывает, как это должно было быть Получилась система массового гипноза, мультимедийный Пигмалион: все персонажи прослушивали и перечитывали их тенденщюзно запечатленное существование, после чего непреднамеренно старались ему соответствовать. И Инна, и иная реальность подстраивались под пристрастные речи о них и под запоздалое придумывание смыслов. С одной стороны, это неопочвенничество, наследие взглядов Л. Толстого, декларировавшего: художник должен жить жизнью простых людей, среди них плодить и размножать свои творения. Другая предпосылка эксперимента — абсолютизация романтической идеи, что всякое творчество проистекает сугубо из личных передряг, а раз так, ничего, кроме собственной жизни, знать и уметь не надо. Раз все равно мадам Бовари — это я, зачем под ее шкурой скрываться?»

И вот результат: мы живем вместе уже с 1996 года. Был период, когда мы собирались поссориться и расстаться, да так ничего и не вышло — давние усилия по созданию единого информационного поля (и для нас, и для окружающих) работают поныне и держат крепко-накрепко.

Другой биографический проект, «Кто как умрет» («Березовский концептуалист»), — с панихидой, мемориальным музеем и изданием популяризированной биографии — как раз итог такой вот почвеннической стратегии, предварительные итоги при жизни. Желание сблизиться с обывателем было порождено отсутствием сколь-нибудь широкой сцены. Приехав в Москву, я несколько отошел от своей роли провинциального концептуалиста, а в последнее время появился повод больше профессионализироваться Выставки требуют произведений, которые бы легко перевозились, работали без присутствия художника и сопутствующего мифотворчества.

У меня было еще вот какое информационное ноу-хау (тоже близкое биографическому жанру). Я обнаружил, что в Москве на выставки ходит человек 20, а потому транслировать им свои идеи проще и эффективнее один на один в клубе за кружкой пива. Не нужно устраивать выставок, достаточно быть персонажем историй про самого себя (про то, как я перебил всю посуду дома у Кулика, выспорил у Ковалева обед в ресторане, попал с Плуцером-Сарно в публичный дом и не попал на роль Фандорина в сериале по Б. Акунину, зубы за счет Сороса вылечил, издательство «Ad Marginem» у Александра Иванова выиграл в бильярд, через весь Непал на родину Будды съездил). В общем, чтобы каждая выставка помимо прочего превращалась в легко пересказываемый анекдот. Мне близка ситуация, сформулированная где-то К Болтански живя в каком-либо маленьком приходе, делать проекты для окрестной паствы и с ее вовлечением.

Своих воспринимателей считать по пальцам Быть с ними на равных в роли маленького человека. Альтернативы душевному здоровью нет. Или, как Кулик где-то сформулировал, что произведения искусства всего лишь гарнир — повод вступить в близкие отношения с незнакомыми тебе людьми.