27.04–26.05.2019
Илья Долгов
«Пылающий архипелаг»
Музей Вадима Сидура

Облепиха в холщовых мешочках, история экосистемы острова Котлин (того, где кронштадтские матросы оборонялись от большевиков), долгие кадры видео, на котором видно, как зима на искусственной части острова сменяется робкой весной… На выставке Ильи Долгова в музее Сидура главный герой — кустарник, и мы смотрим на все с его перспективы. Человек появляется во второй части проекта: каждый посетитель может взять одно из растений и посадить его в городской среде — самостоятельно или во время экскурсии по Перово, одному из районов Москвы.

«Не то, что мните вы, природа»^[1] — березки, рябины, дубы и цветы прорастают через полотно культуры. Функций у них две. Первая — быть «эндемиками», напоминать о каком-то конкретном географическом месте, будь то Родина или экзотический Юг. Вторая — более сложная — зависит от конфигурации художественного произведения или картины, и может быть как чисто символической («черная роза — эмблема печали»), так и структурной (когда школьный Андрей Болконский «расцветает», как дуб). Кроме того, растения издавна считаются эстетическими объектами сами по себе — иначе несчастная роза не кочевала бы из одного эссе в другое, от Канта до Мандельштама и Гертруды Стайн. Таков самодовольный человек, превративший живые организмы в подпорки культуры.

Среди них есть и объекты антиэстетические: лопухи, заросли, крапива — некогда они выполняли важную роль, составляя пару к «культурным» растениям. Их отличает беспорядочность, ползучесть и свобода расти, где вздумается. Один из таких ползучих объектов — облепиха, которую Илья Долгов привез в Москву для выставки «Пылающий архипелаг». Совершенно нецивилизованное растение, выросшее на развалинах стройки.

Простые, не эстетизированные растения в неподходящих для них местах — это одновременно и вызов нашей уверенности в том, что природа подвластна человеку, и особый тип интимности. Взгляд ребенка прикован к поверхности земли и еще не ограничен шорами концептуализаторства, свойственными взрослым. Не случайно особенно остро мы ощущаем растения, когда переживаем минуты детского одиночества, ищем убежище или место для уединенных игр. Не приняв еще до конца антропоцентрическую картину мира, ребенок чувствует все живое. Так и открывается пространство небольшого сада или городского пустыря, на котором вырастают самые неказистые, но упорные «сорняки», создающие особый эффект заброшенности на контрасте с урбанистическим пейзажем. Кусок земли на острове Котлин, где Долгов собирал облепиху, — такое же место заброшенности: он случайно возник при строительстве дамбы, как побочный эффект че ловеческого вмешательства. Через строительный мусор и ил, поднявшийся со дна залива, проросли деревья и травы, и в их числе — облепиха, «морская колючка», живущая в пограничье между землей и водой. Полудикие ягоды — почти такие же близкие из детства знакомые, как и одуванчики: воспоминания о них связаны или с бабушкиным вареньем, особенно популярным в позднесоветский-раннеельцинский период (из-за бедности и поголовного увлечения всем «полезным»), или с совсем уж идиоматическими текстами Паустовского и Бианки, прочно закрепленными в культурной памяти как канон юннатства.

Главные объекты выставки — саженцы, помещенные в холщовые мешочки с землей, своеобразная реализация классической картины Дюрера «Кусок дерна» и многих похожих. Но эти растения спорят с культурологической «живописной ботаникой», потому что всем посетителям выставки их предлагали сажать — в одиночку или во время экскурсии по московскому району Перово. Растения как таковые, много веков висевшие по музеям в виде изображений на холстах, приобретают здесь дополнительные и важные измерения: взаимодействие с человеком как соучастником их жизни, время и, конечно, пространство.

Противопоставление человека и природы, которую он самонадеянно называет «матушкой», давно представляется сомнительным, однако истории о путешествиях растений, может быть, даже более зримы, чем истории о вырубке лесов или посадке садов. Несчастный лес или прекрасный сад в этих историях будто бы целиком подчинены злой или доброй воле «царя природы», но растение-путешественник приобретает субъектность: вот подорожник нелегально переезжает на обуви первопоселенцев в Америку, вот ромашка пахучая едет посмотреть Старый Свет, а вот борщевик Сосновского бежит с советских экспериментальных полей на свободу, чтобы заполонить все, что можно. Облепиха, приехавшая из Кронштадта в Москву, как раз показывает это антропологическое измерение в жизни любого растения.

Сажать эту облепиху предполагается по принципу партизанского садоводства. Старая метафора «города-сада», разбитого по заранее составленному плану, замещает свободу растений жить, где придется, восторгом государственного прожектерства. Например, в Москве, чтобы высадить на свободном клочке земли кустарник, нужно согласование шести инстанций, при этом московская парковая культура подчинена еще и циклам финансовых заказов. Партизанское садоводство, или guerrilla gardening подразумевает, что человек в сотрудничестве с растением сам решает, где будет зелень, учитывая его потребности и свои желания. Активисты-садоводы разбрасывают seed bombs (семенные бомбы), засаживают пустыри и заброшенные места, делают граффити из мха. С одной стороны, это захват городского пространства, с другой — попытка переустановить отношения со временем.

Деревья и кустарники должны прижиться и пойти в рост. Облепиха живет довольно долго — до 25 лет, а значит, ее увидит как минимум следующее поколение. Растение — доступнейший способ оставить послание потомкам. Создатели советских древесных геоглифов понимали это буквально, когда «писали» деревьями «Ленин» или «СССР», но сейчас у этого акта есть странная аура «отложенного результата»: деревья пережили современность людей, их сажавших. Видеоработа, сопровождавшая выставку, показывает естественную среду саженцев и процесс их сбора, но окончательный результат отложен, и это добавляет особую интимность в отношениях с растением, ведь теперь время можно будет отмерять не только по календарю, но и по жизни облепихового куста.

«Пустить корни» означает обосноваться где-то надолго, возможно, навсегда, и кажется, что растения должны оставаться на одном месте до самой смерти. Выставка Ильи Долгова показывает, что растение, как и мы сами, изменчиво и мобильно: оно путешествует в виде саженцев и семян, заселяет искусственно появившиеся места, дичает и «цивилизуется». Человек доверяет растениям свою память, индивидуальную или коллективную (аллеи и парки), потому что надеется на их жизнестойкость. При этом мы уничтожаем растения, но тщательно избегаем думать о них иначе, чем в категориях «лесных массивов» или символически нагруженных иллюстраций к нашим же собственным концептам. Чтобы изменить это, мы больше нуждаемся в реальном взаимодействии с саженцами облепихи-путешественницы, цепко выползшей на пустынный берег, чем в очередной проповеди о «любви к природе». Если они приживутся, проект будет продолжаться — уже в форме живого кустарника.

Примечания

1. ^ Тютчев Ф. Не то, что мните вы, природа… (1836).