Выпуск: №108 2019

Рубрика: Беседы

Ночь темной воды: о Движении Ночь

Ночь темной воды: о Движении Ночь

«Ночь без движения», 2017. ДК ДелайСам/а 18 марта 2017. Рисунок концепта, 2018

Cаша Грач. Родилась в 1990 году в Чебоксарах. Поэт. Переводчик. Художник книги, гравер. Живет в Москве. Движение Ночь. Московская художественная группа, основана в 2015 году Варварой Геворгизовой и Анастасией Рябовой.

Движение Ночь с 4-го на 5-е июня в рамках выставки «Эскапизм, тренинговая программа» устроило акцию-заплыв от берегов Учинского водохранилища навстречу всесильной стихии, бесконечности и рассвету. Все участники акции были:

1. приглашены и подготовлены к походу,

2. предупреждены о надвигающемся шторме и о дожде, и необходимости захватить с собой дождевики, рыбацкие костюмы, термос с горячим чаем и прочее, что может помочь противостоять непогоде,

3. согласны безоговорочно доверять Ночи,

4. оберегаемы профессиональным моряком и собственным драйвом от шалости, граничащей с опасностью,

5. заряжены желанием.

Несмотря на то, что я не участвовала в самом заплыве, а присоединилась на следующий день, я испытала действие сильного и длящегося воодушевления. Ничего лучше, чем поговорить о «Темной воде» с членами оргкомитета Движения, я не придумала.

 

Движение Ночь

Движение Ночь, созданное художницами Варварой Геворгизовой и Анастасией Рябовой, устраивает акции, перформансы, выставки. По версии aroundart акция «Ночная заявка» Движения Ночь вошла в список лучших работ 2017 года[1].

Саша Грач: Продолжает ли Движение Ночь московский акционизм, и в чем, на твой взгляд, коренное различие?

Движение Ночь: Хотя прямого диалога с московским акционизмом мы не ведем, в последнее время я для себя отмечаю, что наши стратегии и ходы похожи. Мы в том же контексте существуем, хоть и кажется, что 1990-е отличаются от 2010-х. На самом деле процессы те же, только у некоторых из них скрытая форма. Может быть, поэтому мы — ночное движение. Днем кажется, что мир совсем не такой, как двадцать лет назад, а под мраком ночи оживает то же безумие, которое в 1990-е прорвалось на поверхность, в день.

Так или иначе, я вижу пересечения с московским акционизмом в том, что у нас совпадает способ реагирования на политическую и институциональную ситуацию. Мы не выбираем стратегию прямого сопротивления. Но так или иначе сопротивление проявляет себя. Может, оно более ускользающее. Нас нельзя поймать за хвост. Но общий вектор в чем-то совпадает. В свое время я угорала по московскому акционизму и до сих пор солидаризируюсь с ним. Плюс многие из Движения Ночь втусовывались в искусство через прямых последователей московского акционизма.

Реально вдохновляюще действует новая литература Бренера, хотя сейчас принято его козлить в среде, относиться к его фигуре скептически. Бренера действительно есть за что критиковать, его позиция очень уязвима. Но мне кажется, что он топит за честность в искусстве, за «истину», с которой можно соотноситься. В сложившейся системе отношений внутри искусства и между людьми он обрисовывает как опасные именно те проявления, которые и мы считаем таковыми. Наша стратегия с ним идеологически соотносится. Мы, конечно, не такие дерзкие, но он проговаривает важные вещи, выявляет компромиссы, на которые люди не должны идти. Нельзя поступаться какими-то вещами ни при каких обстоятельствах.

Это все, конечно, махровый морализм, но что-то в этом есть. Все равно, если ты художник, то нужно иметь конституирующие сознание и деятельность ориентиры, и я вижу цельность в фигуре Бренера. В его публицистике есть на что опереться.

some text
«Темная вода», 2018. Учинское водохранилище 4 июня 2018. Рисунок концепта, 2018

С. Г.: А как насчет связи с дада? И теми, кто этому движению наследует?

Д. Н.: Опять же, нет прямых отсылок. Нет такого, что мы начитались текстов дадаиистов или Осмоловского и хуярим. Но есть общий вектор, в котором мы каким-то образом совпадаем. И когда ищешь связь Движения Ночь с предыдущей традицией, то приходит в голову заумь, дадаисты: у них похожие стратегии, и в этом можно находить конспирологическую связь. Кажется, что мы ими вдохновляемся, но это не так. Но хорошо, что ты, посматривая на наши акции, думаешь о дадаизме. Это хорошая  референция, потому что если бы ты спрашивала, как мы соотносимся, например, с Нестеровым, это было бы более удивительно, зато, может, веселее.

С. Г.: Когда я получила приглашение на «Темную воду», то несколько раз его перечитала — как и в других текстах Движения Ночь, например, опубликованных в Разногласиях, в выпуске «Опухший глаз»[2], или в ваших гугл-таблицах[3] — чувствуется отточенность стиля и поэтическая работа со словом. Вы целенаправленно работаете с языком?

Д. Н.: Что касается меня, я долго разделывалась с сухим академическим языком, которым пользовалась раньше, когда училась в университете. Я настолько успешно с этим справилась, что теперь не могу в него вернуться. Недавно перечитывала свою курсовую работу — не понимаю, как я могла так писать, у меня вообще сейчас мозг иначе скроен.

Новая поэтика, которая является полной противоположностью прежней академической сухости, была выработана еще до ночей, при этом она совпала с языком других участников движения, получила свое развитие и продолжение. Наверное, поэтому мы вместе и работаем, что нашли этот общий язык.

Сейчас я все чаще встречаю в других художественных стратегиях и проектах похожего плана обращение с языком: наверное, этот поэтический сленг распространяется. Конечно, осознанное поэтическое оформление — часть ночей.

Мне кажется, что у нас все довольно органично: у всего есть одна линия. И то, как мы делаем сайт, и то, как работаем с языком, и то, что делаем формально, — все это связывается речью. Вот сейчас пишем тексты к проекту, с которым будем участвовать в Ширяевской биеннале. Это будут речи к акциям.

С. Г.: Какой проект вы там готовите?

Д. Н.: Ширяевская биеннале проходит в формате номадического шоу в очень красивой деревне в горах на берегу Волги. Люди приезжают на весь день, гуляют в этой красоте, а в этот маршрут встроены произведения. Нам очень подошел такой формат, несмотря на то, что действие происходит днем. Ночь нам больше по вкусу.

Мы хотим устроить порядка десяти акций, которые будут проходить по ходу движения зрителей. Действие первое: люди несколько часов плывут сюда на пароходе из Самары, кто-то едет и из более отдаленных мест. Все сходят на берег, и тут мы объявляем аукцион: предлагаем сейчас же, не посмотрев биеннале, вернуться обратно на персональном катере и получить от нас за это гонорар  — 1000 рублей. Вместо множества произведений искусства — только одно и еще денежный приз. При этом, если желающих уехать за 1000 рублей много, мы начинаем торг на понижение. Кто готов уехать за 900 рублей? За 800? И так далее.

Следующая акция: «Полет в помет» — предлагается наступить в коровью лепешку. Опять торги: я сделаю это за 2000 рублей, а я за 1500, а я готов за 1000 рублей и так далее.

Еще переплыть через отвратительное болото. В конце, прямо перед отплытием зрителей обратно в Самару  — «Прощальный поцелуй»: мы предлагаем поцеловать неизвестные губы человека, спрятанного за ширмой. Примерно десять таких акций.

Все это будет сопровождаться нашей программной речью, и ее задача — представить все таким образом, чтобы люди не обиделись, с радостью приняли участие в аукционе, были взволнованы нашим щедрым предложением. Мы раздаем деньги налево и направо за приключения, которые могут произойти с любым в деревне: наступить в коровью лепешку, упасть в куст крапивы, поцеловать незнакомца — есть что вспомнить.

some text
«Ночь в лесу», 2015. Лесной массив Пуща-Водица, Киев, 23 июня 2015. Куратор Никита Кадан. Рисунок концепта, 2018

С. Г.: Какие философские идеи ты включаешь в ваш дискурс?

Д. Н.: Так или иначе, у нас происходит обращение к теории. Что касается моих интересов, я специализировалась на гносеологии. Очень люблю Канта. Для искусства и для жизни больше всего поддержки можно получить от философии Делеза, из марксизма и психоанализа. В целом меня больше интересует философия, чем теория искусства, хотя и неправильно их разделять. Мне нравится аффективное отношение к искусству, художественная критика этому мешает.

Отдельно нужно упомянуть Ницше. Должно быть заметно по драматизму ночей, что они несут в себе ницшеанский след. Ницше наполнил философию витальностью: мы такую задачу ставим перед собой в искусстве и разворачиваем положение, согласно которому мы делаем что хотим. Нам есть что хотеть, поэтому есть что делать. Мы имеем право на свободный волевой акт, основанный на нашем желании, и ему подчинено Движение Ночь. Когда нас впирает какая-то затея, тогда и происходит ее реализация. Главным маркером удачной находки является возникающий демонический хохот — значит, идея что надо и будет нас заряжать. У нас есть энергетическая сцепка, которая очень важна.

 

Темная вода: подготовка, тема безу­мия и любовный аффект

В 1975 году голландский художник Бас Ян Адер задумал переплыть Атлантику на своем небольшом судне. Эта акция должна была стать завершающей частью триптиха «В поисках чудесного». На борту было все необходимое, но уже после трех недель пути художник перестал выходить на связь. Его яхту обнаружили через десять месяцев, а его самого больше никто и никогда не видел.

С 4 на 5 июня Движение Ночь устроило акцию «Темная вода», суть которой заключалась в том, чтобы после захода солнца отправиться в плавание по запретному водохранилищу большим караваном на лодках, плотах, шинах, матрасах, связанных вместе. Конечно, смелая и загадочная история голландского художника не могла не присутствовать в качестве одной из отсылок этого действия.

Акция «Темная вода» не могла состояться без серьезной подготовки, уже хотя бы потому, что была связана с риском для жизни. Сам этот процесс — составление списка в Гугл-документах, сбор денег на двухместные лодки, позиция «пар» и ожидание прогулок под луной с серенадами — уже был действом, направленным на объединение людей.

Потому что акция становится таковой именно с первых минут подготовки. Поэтому, при кажущейся схематичной простоте действия, ее почти невозможно повторить.

О подготовке, аффекте, литературных параллелях «Тёмной воды» рассказывает член оргкомитета Движения Ночь.

 

С. Г.: У Фуко в «Истории безумия» есть фрагмент о Корабле дураков: «Безумец заперт на его борту, словно в тюрьме, побег из которой невозможен; он — всецело во власти реки с тысячью ее рукавов, моря с тысячью его путей, их великой переменчивости, не подначальному ничему. Он — узник, стоящий посреди самой вольной, самой широкой из дорог»[4]. Насколько участники «Темной воды» были во власти этой «реки» Фуко?

Д. Н.: Мне не кажется, что «Темная вода» — это корабль дураков. Потому что хоть мы и дурачимся, но никакого дезорганизованного безумия не происходит. Возможно, из-за того, что я плотно занималась организацией, — а с этой точки зрения ночь была сложная, — у меня не было ощущения, что нас отправили куда-то не по нашей воле и что мы безумцы, которых вытолкнуло общество плыть дальше по течению. У этой ночи другие задачи, довольно гедонистические. Этот проект делался в рамках программы «Эскапизм», которая проходила в ЦТИ Фабрика этим летом. Мы сами ушли от этого мира наслаждаться ночной феерией. Это был акт неповиновения, отказ от будней. Мы ушли в море наслаждаться красотой темной воды.

Здесь все завязано больше на сознательном гедонизме, чем на невключенности нашего безумия в мир. Это внутренняя потребность и предложение товарищам разделить прекрасное мистическое приключение. В этой ночи нет отчаяния, хотя стихия сопротивлялась нам, и все шло не совсем так, как мы фантазировали, но эта непредсказуемость — часть Ночей. В данном случае это был ураган — ветер, дождь. Но они создали эффект — ночь была устрашающая. Многие, кто знал о нашей акции, утром беспокоились — не погибли ли мы, все ли в порядке?

С. Г.: Ваша подготовка имеет два измерения: с одной стороны, работа, связанная со списками и таблицами, структурированием, алгеброй, и, с другой, романтическая идея разбить людей на пары.

Д. Н.: Ты все правильно увидела, так и есть. Любой проект, любая выставка, фильм, концерт требуют серьезной подготовки. Несмотря на сложную организацию, сопряженную с большим количеством возни, я всегда думаю о том, что в итоге люди окажутся вместе в одной лодке, влюбятся, подружатся, получат единственный опыт, который никогда больше не будет повторен.

С. Г.: То есть реинактмент невозможен, я правильно понимаю?

Д. Н.: Ну не знаю, столько еще несделанных Ночей... Может быть, когда-нибудь мы повторим ту или иную Ночь, но пока я не вижу в этом смысла.

У проекта и так есть общая рамка, которая повторяется из раза в раз — ночь и движение. А содержание всегда новое. Галереи и музеи тоже не повторяют выставки, хотя непонятно — почему? Вполне могли бы.

Это, кстати, излюбленный наш прием — повторять форму и менять содержание.  Еще до Движения Ночь мы со многими будущими участниками сделали проект «<10 — больше десяти», совершенно одинаковых выставок по всей Москве[5]. Еще один прием — создание произвольных институций. Например, проект, где любой предмет может быть объявлен моими галереями: подошва, балкон, банки, лицо, волосы, холодильник, так далее. В них проходят выставки.

some text
«Холодная ночь», 2015. Парк Покровское-Стрешнево 17 января 2015. Куратор Ярослав Алешин. Рисунок концепта, 2018

Изначально мы думали, что Движение Ночь будет работать как институция, внутри которой куратор делает проект, являющийся произведением этого человека. Например, Никита Кадан, с которым мы делали «Ночь в лесу», работал с этой ночью как со своим произведением, выставлял потом документацию и так далее[6]. Сейчас идея с куратором естественным образом отпала, у нас просто есть оргкомитет, который занимается ночью, в его состав каждый раз входят разные люди.

С. Г.: Если Движение Ночь задумывалось как институция, то на практике процесс подготовки акции зачастую никак не связан и никак не контролируется какой-либо институцией, весь он держится на неформальных связях. Павел Митенко в статье про акционизм называет такую ситуацию «Искусство сообщества»[7].

Д. Н.: Обычно да, но не сейчас. Сейчас мы готовим проект для Ширяевской биеннале. Здесь есть место свободе, но и делать что угодно мы не можем, нам нужно согласовывать действия с кураторами.

Часто нет особых причин делать проекты с институциями, если их можно сделать своими силами. Но иногда институция предоставляет возможности, которых у нас нет. Например, у Ширяевской биеннале есть форма — номадическое шоу, в которое мы встраиваем акции. Если бы мы не вступили в эти отношения, возможности реализовать такой проект не было.

Иногда бывает, что нас приглашают в проект, но мы не можем согласовать идею. Например, пару лет назад нас позвали принять участие в выставке в Вене, где мы предложили сделать «Темную воду». Организаторы отказались, сославшись на нормы безопасности. Они сказали, что участники могут погибнуть в ходе акции и что они не могут взять на себя ответственность. В общем-то многие наши ночи могут не соответствовать нормам безопасности или еще чаще — представлениям об этически допустимом высказывании. Я же считаю, что наши идеи часто связывают с мнимыми рисками. Страх, что кто-то свалится в воду и утонет, — это параноидальный бред. Я не верю, что это возможно в большей степени, чем любая другая случайность.

В институциях есть параноидальный элемент. У нас есть много спокойных лаконичных затей, которые могли бы быть реализованы в музеях (например, «Ночь без движения», «Ночь сна» или «Ночь страшных историй»). Но эти же затеи обычно и не требуют никаких институциональных ресурсов, поэтому мы просто действуем самостоятельно.

Институции — это часть организационного процесса или вопрос ресурсов. Как, например, в случае «Темной воды», — транспортировка лодок, приглашение участников, финансы. Это неважно и забудется сразу, а ночь останется.

С. Г.: Место — запретная зона? Это не случайно?

Д. Н.: Выбор пал на запретку только из-за того, что рядом был дачный дом, который мы использовали как базу. Нам подходил объем водоема: не слишком большой, не слишком маленький, без течения. Было неважно, запретное оно или нет. В итоге ничего не случилось, не было охранников. Мы не идем целенаправленно к неприятностям.

С. Г.: В сказке «Иди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что» главный герой, Андрей-стрелец, находит именно это — нечто. С этой минуты его жизнь кардинально меняется, исполняются любые его желания, удовлетворяются все потребности, он обретает защиту. Но прежде он находит свою любовь, горлицу-волшебницу Марью-Царевну, которая его всему тому и научает.

Акции Движения Ночь, в том числе «Темная вода», строятся на мощном любовном аффекте, охватывающем участников. В Фейсбуке в группе «Темной воды» пишут: «Моя жизнь теперь уже не будет прежней, мы так поменялись с этой секунды, после этой акции». Ощущение, что находят это «не знаю что, не знаю где» примерно посреди запретного водохранилища.

some text
«Ночная маза», 2017. Мастерская Анастасии Рябовой на улице Вавилова, 65а, 26 марта 2017. Куратор Влада Ведьмовская. Рисунок концепта, 2018

Д. Н.: Любовная энергия очень могучая. Как человек, который способен любить и любить сильно, испытывать страсти, я эту энергию использую в творчестве. Это принципиально, что любовь должна быть в моей жизни, быть мощной и экстатической, даже если это сопровождается несчастьями. Наверное, это катализатор жизненных сил. Хотя, может, это и заблуждение, наверняка можно действовать и без любовного аффекта.

Ночь — это время любви.

Может показаться странным, что мы напрямую с темой любви и секса не работаем. Первое, что многим приходит на ум, когда они слышат про Движение Ночь — это идея сделать оргию, но до сих пор не было необходимости так топорно работать с этой темой.

Страсти проявляются в ночах другим образом, без непосредственного секса. Это, кстати, теоретически более точно. Даже когда у нас была «Ночь сна», она была строгая, без шалостей.

С. Г.: А как же «Ночная маза» (2017), где вас связывали?

Д. Н.: Эта и связанная с ней «Ночь без движения» (2017) не были эротическими напрямую. Очень долго прорабатывалась эта затея и разделилась в итоге на две ночи, которые дали интересное сочетание. В «Ночной мазе» участников обездвиживали внешние силы, профессиональные бандажисты, которые потом ушли, оставив всех нас связанными. Эта ночь была очень веселая и бодрая, никакой эротики.

В другой, «Ночи без движения», все обездвиживались сами. Это был отказ от движения, сведение его к минимуму — такая ставилась задача перед участниками. Ты же не можешь остановиться до конца: моргаешь, смотришь, стучит сердце, кровь бежит по венам, ты дышишь. Каждый сам сводил к минимуму свои движения в той мере, в какой считал нужным. Одна участница пыталась вступать в разговор с другими, объясняя это тем, что она все равно не делает ничего. Но вообще эта ночь была очень красивая. В какой-то момент множество тихо сидящих людей создали напряжение в пространстве, такую торжественную красоту. Это одна из моих любимых ночей.

Примечания

  1. ^ Юркин Ю. Движение Ночь. Работы года 2017 // aroundart.org, 22 февраля 2018. Доступно по http://aroundart.org/2018/02/22/raboty-goda-2017/#dvizhenie_noch. Ccылки здесь и далее приведены по состоянию на 10 октября 2018.
  2. ^ Движение Ночь. Законы Ночи и Эстетическое законодательство // Разногласия № 4 (май 2016). «Опухший глаз. Комиссия по этике». С. 31–49.
  3. ^ Сайт Движения Ночь размещен в гугл-таблицах по https://docs.google.com/spreadsheets/d/1er­3GHmQH-4JnEC58ZrFpgyUM3de2y3Qb8udQ_5­pNel8/edit#gid=455770295.
  4. ^ Фуко М. История безумия в классическую эпоху. Перевод с французского Ирины Стаф. CПб.: Университетская книга, 1997. С. 21.
  5. ^ «>10 — больше десяти» (май 2013). Сайт по http://overten.net/.
  6. ^ См. Кадан Н. В темноту: о трех разрывах // Художественный журнал № 95 (2015). С. 18–23. 
  7. ^ Митенко П. Как действовать на виду у всех? Московский акционизм и политика сообщества // Новое литературное обозрение № 124 (2013).
Поделиться

Статьи из других выпусков

Продолжить чтение