Выпуск: №108 2019

Рубрика: Текст художника

Новое цветение: как нам создавать свою аффективную красоту?

Новое цветение: как нам создавать свою аффективную красоту?

Жанна Долгова. «Сад непрерывного цветения», 2016–2018. Предоставлено автором

Жанна Долгова. Родилась в 1985 году в Россоши. Художница. Живет в Санкт-Петербурге.

Свое размышление об аффективности я хочу вплести в размышление о коротком эссе Люс Иригарей «Как нам создавать свою красоту?» (1990), изумительный труд, опубликованный в сборнике «Гендерная теория и искусство. Антология: 1970–2000»[1], таком важном для русскоязычного поля феминистского мышления и моего становления как художницы.

Ее эссе цветет для меня снова и снова в неотпускающей интенсивной глубине. Я буду писать из своего аффекта о нем, об аффекте в нем, ища опоры в его же логике, его строении и форме, формах его слов (неизбывно текучих), вливая себя и не себя, вливаясь собой в цветок этого цветения.

 

Как нам создавать свою красоту?

Задаваясь вопросом «Как нам создавать свою красоту?», я одновременно спрашиваю: «Как нам чувствовать вместе?» — в искусстве и мире. Мне хочется прорастить заново и укрепить существующие связи между красотой и аффективностью. Я думаю, красота должна прорасти сквозь старые спайки с истиной или ностальгией, нам не стоит ее больше бояться. Красота, возможно, будет вбирать, углубляя свою глубину, и прекрасное, и возвышенное, и что-то более широкое, лежащее за пределами эстетического — глубинная амбивалентность ее потенциала. Пусть красота будет странным эссенциальным объектом, в котором странный эссенциализм — теоретическая и политическая ставка феминизма 1970–1980-х (прежде всего, Люс Иригарей и Элен Сиксу) — дополненная сегодня вычитанием метафизики присутствия. Странные объекты — а как утверждает Тимоти Мортон[2], все объекты таковы — странны своим отклонением от самих себя, той глубинной двойственностью, что они несут в себе не хуже субъекта. «Она — ни одно, ни два», — говорила Люс Иригарей о женщине[3]. Красота же — еще и более уязвимый объект среди многих.

Она, вслед за аффективностью, должна быть понята как интенсивность наших взаимных множественных потоков, как чувствование мыслящих тел, самой материи — более широкого природно-культурного и технического измерения.

Чувствование же удерживает два способа его понимать: как производимое материей и выхватываемое в ее потоках на уровне индивидуального тела и как производимое самим телом[4]. Чувствование, чувствование материи — это среда, где происходит непрерывное становление, рост, где она, неединичная, цветет снова и снова, где цветет не единственный ее цветок, где возможно чувствование до чувствующей.

Аффективность как становление имеет отношение к женскому становлению — это некая непрерывность цветения. Наша аффективность должна быть Новым цветением!

«Феминное, матричное и материнское для переосмысления красоты. Красота не останется в конце истории как эстетизированная гармония. Напротив, красота будет одним из имен для трансформации травмы в пространстве, открытом эмоциям и аффективным субреальным трансчувствованиям — мы чувствуем и трансчувствуем. Мы чувствуем руками, ушами, а также трансчувствуем. Мы видим, слышим, трансслышим дрожь или резонанс того, что соединяет все и всех нас друг с другом»[5].

Красота — и киборг, и богиня!

Чувствуя вместе, нам необходимо совершать слабоуловимые прыжки с уровня материи как таковой на уровень телесной материи и обрат но. И говоря о телесной материи, я хочу утвердить в качестве нее ненейтральную материю женского тела.

 

Я

Я чувствую себя чувствующей, когда пишу в мессенджере подружке: в этом опосредованном соприкосновении мы держим, молниеносно реагируя и обмениваясь, наши линии натяжения вместе, нам обеим важно чувствовать, как держит другая. Аффективные связи нельзя изучить без погружения в их практику, без вступления в отношения, явные или нет. Здесь есть усталость изматывающих светящихся потоков, но есть и порождающее цветение, радость, взаимное стремление быть, артикулироваться сообща. В своем творчестве я часто пребываю в аффекте как очень плодотворном состоянии, я к нему стремлюсь, например, в процессе письма — и это вовсе не слепящая остановка мышления, но мышление, которое чувственно, кинестезийно и объемно, это подключение к более широкой, чем я сама, чем я могу вообразить, ткани мышления, которая всегда движется, живая. Столь изумительный труд в искусстве, мире и повседневной жизни.

 

Ритм, заряжающий наш смех

Наши отношения с той, что нам родственна, родственна в расширенном понимании Нового родства (New Kin), родства не по крови, но по выбору, хотя, возможно, и по крови тоже — для установления этих странных и хрупких связей можно даже говорить о неизбежности сонастройки чувствований, побуждению к аффективному обмену, что никак не лишает нас измерения творчества в этой Красоте. Это связи, связность — не зависимые от нас, но те, от которых зависим мы. Их можно назвать «ритмом, заряжающим наш смех»[6]. Это лицо матери, обращенное к дочери, дочерям, ее руки, пробуждающие различные телесные и другие отклики, желание говорить. И — говорить впервые. Это голос, ритм которого заряжает наш смех. В том, как мы сидим, как наклоняем головы, как смеемся вместе — барочное изобилие интенсивной глубины. Снова и снова рождая вибрирующую связность между нами — разными дочерями и матерями: цветочными, человеческими, другими. Подвинь чуть-чуть фиалку, только слегка коснись ее. Два аффективно обменивающихся имени произносятся на одном дыхании.

 

Чувствовать гневно

Некая связность, воплощенная в нашем теле, схватываемая телесно в качестве завершенной — эмоция, суженная аффективность, нужна нам, чтобы гневно говорить «нет». В ситуации, когда она слабее его и напугана, или не уверена в событии повторения и даже в том, должна ли она, как всегда, быть разгневана. Но уверена в том, что здесь нет ничего для нее подходящего — они теряются и не знают, что делать со своими жизнями, ее язык живет ниже идей или позади них; у нее нет меры. Их безумие, затягивающее наблюдателя (Отца) в свое течение, их беспредельность. Она продолжает существовать, она все время расстраивает его работу, создает бесконечный интервал, игру, волнение или беспредел, который разрушает перспективы и пределы этого мира.

Негативное чувствование — гневный шум женского мира. В связанности, гравитации негативного, яростного чувствования можно найти себя, потревожив Отца, мешая раз за разом ему выпрямляться и строить свой плоский мир, заставляющий умолкать наше общее возмущающее электральное дрожание.

 

Исчезнуть

Трудность звучит как «исчезнуть», перестав получать и производить телесные отклики в выпадении из связности мира-подключения и мира-становления.

 

Найтись

Позитивность же звучит как «найтись»: в искажении и смущении, проглатывая и выпивая различные печенья, напитки и даже растения… найти ее обращение к самой себе как позитивному элементу. Превращение, творчество и различие! Но также — найти cвою боль, чувствование своей уязвимости, ужаса мира вокруг, серой воды, яблочного пепла. Неожиданно спрыгнув с привычного маршрута, найтись в ботаническом саду: «Теперь, когда слепой мужчина привел ее сюда, она затрепетала на пороге темного, волшебного мира, где в воде плавали чудовищные лилии. Маленькие цветы, рассыпанные в траве, казались не просто желтыми и розовыми, а золотыми и алыми. Разложение глубоко проникло в них, было пахучим. Но она смотрела на эти угнетающие вещи, а вокруг головы ее кружил рой насекомых, насланных какой-то более утонченной жизнью мира. Легкий ветер пробегал по цветам. Анна скорее вообразила, чем почувствовала его сладковатый привкус. Сад был так прекрасен, что она устрашилась ада»[7].

 

Наша женская История

Хотя кто-то все еще верит в превозмогающую все живое силу интеллектуального усилия за любыми рамками чувствования, многим понятно, что эти соблазнительные привычки ума стоило бы пересмотреть. Как получилось, что разум стал заслуживать больше доверия, чем процессуальность материального порождения? На уровне телесной индивидуации мыслит чувствующее и чувствительное тело, а не разум сам по себе. Мыслит в отношении к другим живым и неживым телам, людям, каплям, боли, сочувствию, объемно, плотно, рядом, смазывая свои и другие части, чтобы облегчить и утвердить их касание друг друга. Аффект в этих телах выражает сущностную связность всего со всем — восхитительный базовый элемент материи как таковой. Материи, что производится и производит, порождается и порождает. Это та истина, что всегда была ясна «женскому народу», это та восприимчивость, что позволяла продуктивно погружать себя в комплекс практических вопросов жизней женщин и многих других жизней — жизней нечеловеческих компаньонов и беженцев, жизней человеческих младенцев. Истина, выведенная молочно-белыми чернилами много раз.

Глубокое недоверие к чувствованию, необходимость держать его на расстоянии от субъекта холодных конструкций, объявление его вредной помехой мышления, нуждающейся во внешней вспомогательной силе, вдавливает нас в желание утвердить его силу в качестве критического пространства, его самостоятельное значение. Возможно, познание вообще не требует мышления в гуманистическом смысле. Скорее, познание — вопрос восприимчивости к тому, что значимо.

«Иметь значение — это проводить различия, и то, какие различия обретают значимость, имеет значение в повторяющемся производстве различных различий»[8].

Возможно, такая логика поражает нас как бессмыслица и заставляет содрогаться от произнесения вслух слов, которым нет места в теории, остромыслящей проникновенным способом. Но критически важно вопрошание, что тихо плавает в этих вольносоприкасающихся странных теоретических жидкостях: не это ли более утонченная жизнь мира?

Примечания

  1. ^ Иригарэ Л. Как нам создавать свою красоту? // Бредихина Л., Дипуэлл К. (ред.) Гендерная теория и искусство. Антология: 1970–2000. М.: Российская политическая энциклопедия, 2005. С. 417.
  2. ^ Morton T. All Objects Are Deviant: Feminism and Ecological Intimacy // Behar K. (ed.) Object-Oriented Feminism. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2016. Р. 65.
  3. ^ Иригарэ Л. Пол, который не единичен // Жеребкина И. (ред.) Введение в гендерные исследования. Ч. 2. Хрестоматия. Харьков и СПб.: Харьковский центр гендерных исследований и Алетейя, 2001. С. 130.
  4. ^ Нansen M. Feelings without Feelers, or Affectivity as Environmental Force // Angerer M.-L., Bösel B., Ott M. (eds.) Timing of Affect: Epistemologies of Affection. Berlin: Diaphanes, 2014. P. 65.
  5. ^ Cлова, сказанные Брахой Эттингер в докладе «Рана памяти — это пространство во мне» 2 декабря 2017 на дискурсивной платформе проекта «Удел человеческий», доступно по https://www.youtube.com/watch?v=cEkdnarKWlg.
  6. ^ Сиксу Э. Хохот Медузы // Жеребкина И. (ред.) Введение в гендерные исследования. Ч. 2. С. 807.
  7. ^ Ольковски Д. Тело, знание и становление-женщиной: морфо-логика Делеза и Иригарэ // Бредихина Л., Дипуэлл К. (ред.) Гендерная теория и искусство. С. 448.
  8. ^ Барад К. Агентный реализм // Крамар М., Саркисов К. (ред.) Опыты нечеловеческого гостеприимства: Антология. М.: V-A-C press, 2018. С. 48.
Поделиться

Статьи из других выпусков

№51-52 2003

Пять порядков современного отношения между автономией картины и действительностью Маркуса Брюдерлина

Продолжить чтение