Так сложилось, что отечественное искусство вошло в позднюю современность под эгидой концептуализма. Отсюда на долгое время художественную практику стали определять далекие от эмоционального опыта аналитические и редукционистские процедуры. Влияние этой традиции сохранилось и в постсоветский период, обогатившись реляционными практиками, то есть усилиями художников по созданию разного рода социальных и коммунитарных проектов. Единственным художественным явлением, чья поэтика делала ставку на аффекты, был так называемый московский акционизм. Однако и в этом случае все богатство эмоциональной жизни редуцировалось к трансгрессивному жесту.

В последнее время ситуация, похоже, меняется. «Эмоции сегодня в тренде... Эмоции — свидетели подлинности. Эмоции делают людей живыми. И нужно развивать не интеллект, который до добра не доводит, а эмоциональный интеллект, что бы ни означало это словосочетание, и двигать тело. Таков сегодняшний день» (В. Мазин «Во власти эмоций...»). И если это действительно так, то есть все основания расценивать этот эмоциональный поворот как нечто оправданное и позитивное, так как он восстанавливает в культуре баланс противоположностей. Ведь «чувство и разум — такая же постоянная пара для западной понятийной традиции, что и пара инь-ян для Востока» (Г. Литичевский «Антиномия отчуждения...»). Поэтому Запад всегда корректировал избыточный крен к рациональности и рассудочности. «Истолковывать — значит обеднять, иссушать мир ради того, чтобы учредить призрачный мир “смыслов”» — эти слова Сьюзан Сонтаг, сказанные полвека назад, цитируют сегодня молодые российские теоретики (Н. Серкова «Запрещенный прием...»).

Поставить на место разум — значит вернуть права телу. Отсюда в противостоянии c перцептивной, то есть связанной со зрением эстетикой, заявила о себе «осязательная эстетика», которая «отражает рост интереса к прикосновению и тактильности в таких сферах, как антропология, история искусства, киноведение, исследования интерактивных медиа, психология, нейронаука и философия» (Л. Маркс «Осязательная эстетика»). Более того, «в Новое время желание осязательного ощущения и поверхностного опыта возросло, получив свое дальнейшее развитие в кинотеатре и музее. Именно возникновение такой чувственной, последовательной образности (тактильного “перемещения”) позволило создать серийный образ на пленке и очередность музейных витрин, соединиться в рецептивном движении, идейно насытив длинные планы эмоционально насыщенных изображений» (Д. Бруно «Места показа...»). Эта новая призванная чувствами эстетика вновь выводит на первый план подзабытую за столетие категорию прекрасного. «Я думаю, — провозглашает сегодня молодая художница — красота должна прорасти сквозь старые спайки с истиной или ностальгией, нам не стоит ее больше бояться. Красота, возможно, будет вбирать, углубляя свою глубину, и прекрасное, и возвышенное, и что-то более широкое, лежащее за пределами эстетического...» (Ж. Долгова «Новое цветение...»). И стоит ли специально оговаривать, что настоящая апология чувств и чувственности, тактильности и красоты — это программа феминистического движения, это то, что оно противопоставляет рассудочному логоцентричному мужскому миру?!

Ошибочным, однако, было бы, реабилитируя сегодня телесные аффекты, исходить из «унификации всего человеческого опыта и рассуждений о человеке вообще, которого никогда не существовало... Человеческие механизмы восприятия, возможно, и универсальны... И все же выражение этих аффектов и модусов восприятия всегда локально, исторически и культурно специфично...» (М. Тлостанова «“Своенравные субъекты” Хаив Кахраман»). Эмоциональный опыт нужно рассматривать в контексте задающих его властных отношений. В этом политический ресурс сегодняшнего аффективного поворота. Но столь же ошибочным было бы проигнорировать объединительный потенциал аффектов. Ведь чувственный опыт — это то, что разделяют все человеческие существа независимо от их национальной принадлежности, социального статуса и политических взглядов. Поэтому «ощущения обоняния, зрения, осязания, слуха, вкуса» суть «компоненты со-чувствия и со-бытия» (И. Аристархова «Вкус искусства»). И в этом тоже — политический ресурс сегодняшнего аффективного поворота.

МОСКВА, ФЕВРАЛЬ 2019