Чтобы говорить, неплохо условиться о смысле используемых слов. И потому мы начнем нашу статью с попыток выяснить: во-первых, в чем разница между pop culture и mass culture, а во-вторых, в чем разница между поп-культурой и массовой культурой. Поскольку смысл этих двух понятий в России и на Западе различается, несмотря на десятилетние попытки культурной интеграции.

Начнем с Запада.

Ричард Охманн в своей книге «Продавая культуру»^[1] предлагает считать, что, в отличие от массовой культуры, поп-культура не создается корпорациями, а формируется на основе реальных вкусов аудитории. Схожей точки зрения придерживается Генри Дженкинс, директор программы по сравнительному изучению медиа в MIT. По его мнению, массовая культура — это результат работы корпоративных маркетологов, тогда как поп-культура — это то, во что на самом деле вовлечены подростки, неважно — кооперируясь при этом с массовой культурой или, наоборот, вступая с ней в полемику.

Майкл Каммен, автор книги «Американская культура, американские вкусы»^[2], в одном из своих интервью так определяет различие между этими двумя ПОНЯТИЯМИ:

— Для меня (другие могут не согласиться) поп-культура имеет дело с меньшими масштабами, чем массовая культура (тысячи, а не десятки миллионов). Вероятно, она более интерактивна, чем массовая культура, и меньше зависит от общего уровня технологического развития. В этом есть дополнительная ирония: хотя массовая культура переживается большим числом людей, она переживается в некотором смысле более камерно. Даже когда смотрят телевизор, во многих семьях смотрят разные программы в разных комнатах.

Нетрудно видеть, что в России все обстоит абсолютно иначе. Индустриальная эпоха пришлась в России на тридцатые годы, и потому появившаяся в тот момент массовая культура исходила в СССР от властей, бравших на себя в некотором роде функции, родственные тем, которые берут на себя западные корпорации. «Кубанские казаки», «Я другой такой страны не знаю...» или сталинские высотки можно при некотором желании считать такими же примерами массовой культуры, как Микки Маус или «Звуки музыки». За давностью лет трудно выяснить, что являлось при этом аналогом поп-культуры (в американском смысле этого слова). Возможно, «Темная ночь» или «Василий Теркин» — произведения, официально одобренные, но все равно неофициозные.

Наиболее интересным при этом было то, что термина «массовая культура» тогда не было. Появился он позднее и относился, разумеется, к культуре западной, но произошло это уже в другую эпоху. Корпорация-государство стремительно дряхлело, и насаждаемые в семидесятые годы образцы идеологического искусства (песня «Комсомольцы-добровольцы», фильм «Премия» или даже роман «Щит и меч») не выдерживали конкуренции с Аллой Пугачевой, фильмом «Экипаж» и «Мастером и Маргаритой». Можно сказать, что в семидесятые годы в Советском Союзе возникла уникальная ситуация: массы оказались предоставлены сами себе и потому советская массовая культура семидесятых выросла именно из той самой охманновской поп-культуры. Другими словами — из того, что просто любили «простые люди». Перенося эту модель на современную западную почву, можно парадоксально описать ее как ситуацию, в которой «Backstreet Boys» или Бритни Спирс по-прежнему беспрерывно показывают по MTV, но публика почему-то полностью их игнорирует, слушая какую-то совсем «свою» музыку.

Впрочем, такая ситуация уже была однажды, когда стараниями Малькольма Макларена и К° «Sex Pistols» взлетели на вершину популярности, несмотря на сопротивление звукозаписывающих студий. Разумеется, это возможно при изначально сильной монополии на культуропорождающие масс-медиа, которая приводит к полному застою («все перестают слушать»), и лишь эпизодически эта монополия нарушается «пришельцами» («Sex Pistols» или Владимиром Высоцким).

В результате в России по сей день масс-культурой называют культуру для широких масс, близкую к фольклору и стилизации, а поп-культурой — конструируемую шоу-бизнесом глянцевую и гламуарную культуру. Иными словами, вся русская массовая культура наследует Пугачевой — Высоцкому — Северному, тогда как поп-культура идет скорее от Софии Ротару и прочих участников «Песня — семьдесят с чем-то». Отсюда, в частности, следует, что настоящие звезды возможны в России только в области массовой культуры — персонажи поп-культуры легко заменяемы: сегодня «Блестящие», завтра — «Hi-Fi», сегодня один мексиканский сериал, завтра другой. Хорошим примером массовой культуры в кино будет «Брат»/»Брат-2» Балабанова, тогда как поп-культурой будет большинство телесериалов (за исключением, возможно, «Ментов»).

Опрос знакомых показал, что массовая культура воспринимается как нечто более «нутряное» и «трэшевое», любимое в равной степени интеллектуалами и «простыми людьми», тогда как поп-культура оказывается результатом действий медиа-корпораций и потому — безликой. Не случайно несколько человек на вопрос, что такое массовая культура, назвали группу «Ленинград» — матерную стилизацию под дворовую песню, попадающую в жесткую ротацию редкими «приличными» песнями, зато — как в старые годы — переписываемую с кассеты на кассету.

Иными словами, понятие «массовая культура» в России попадает в куда более позитивное семантическое поле, нежели на Западе. Возможно, это связано с неизбежными негативными коннотациями «поп-культуры», возникающими благодаря словам «попса» и «попсня». До второй половины девяностых годов «попсой» считалось почти все, попадавшее в жесткую ротацию радио, — пожалуй, ситуация изменилась только благодаря «Мумий Троллю» и Земфире, ставшим первыми звездами новой массовой культуры, победившими «попсу» на ее поле.

Вероятно, в России можно сказать, что очень качественная поп-культура становится массовой культурой. Поэтому, наверное, и считается, что количество поклонников массовой культуры больше, чем поп-культуры. Очевидно, это не всегда так — «Блестящих» знает явно больше народу, чем Шнура. Вероятно, предполагается, что «простые люди» еще не все любят «Ленинград» просто потому, что не все его знают.

Впрочем, для интеллектуалов и богемы в девяностые годы — особенно в середине девяностых — куда более важным понятием оказывалось понятие «культового». «Культовый» обладал всеми признаками массового — подлинностью и аутентичностью, — но имел несравненно меньшую аудиторию. До появления «Мумий Тролля» и Земфиры в неявном виде предполагалось, что качественный культурный продукт не может быть широко популярен

Сегодня же культ — это либо нечто, еще не ставшее массовой культурой («недотянувшее»), либо нечто, уже переставшее быть поп-культурой по причине фантастически низкого качества. Очевидно, что Пелевин или Акунин сначала были культовыми авторами, а потом стали массовыми, а какой-нибудь Шитов честно пытался делать поп-культуру, но оказался годным только на то, чтобы доставлять восторг любителям трэша.

Не знаю, требует ли комментариев отсутствие в списке типов культуры «высокой культуры» и/или «настоящего искусства». Все три обсуждаемых типа — масс, поп и культ — по сути оперируют социологическими характеристиками, то есть типом аудитории, тогда как «высокая культура» апеллирует прежде всего к понятию о качестве произведения. Однако представление о качестве произведения было разрушено в период постмодернистского натиска начала девяностых — и потому, живи Иосиф Бродский сегодня, он был бы не «последним поэтом», а «культовым автором».

Конечно, приведенные примеры в большой степени демонстрируют эфемерность предложенного разделения: читатель вправе утверждать, что «Брат» — это поп-культура или что Земфира — культовая певица. Как определить статус Бориса Акунина или Виктора Пелевина? А Даниила Корецкого или Александры Марининой? Но если избегать примеров, то можно еще раз выделить несколько основных оппозиций, на которых строится противопоставление массовая культура/поп-культура/культ.

1. Как правило, количество поклонников в этом ряду убывает от массовой культуры до культовых авторов.

2. В неявной форме предполагается, что качество поп-культуры ниже, нежели у массовой культуры или культовых произведений.

3. Поп-культура является наиболее глянцевой и гламуарной, она, как правило, не вызывает споров и ни в коем случае не шокирует аудиторию.

Обратимся теперь снова на Запад. Одним из первых исследователей массовой культуры был основатель Бирмингемского центра современных культурных исследований (CCCS, давшего, кстати, жизнь термину Culture Studies) Ричард Хоггарт. В своей книге «Преимущества грамотности» («The Uses of Literacy», 1957) он произвел исследование двух главных объектов Cultural Studies: «культуры повседневной жизни», с одной стороны, и «культурной индустрии» — с другой. Первая часть книги представляла собой реконструкцию субкультуры английского рабочего класса довоенных времен, то есть времен детства Хоггарта. Понятно, что интерес к жизни рабочего класса объясняется не только ностальгическими чувствами Хоггарта (в конце 50-х процесс слияния «рабочих» с «белыми воротничками» происходил на полную мощность), но и общими марксистскими пристрастиями большинства исследователей, работавших в CCCS. Во второй части своей книги Хоггарт отобразил массовую американизированную культуру как силу, угрожающую одновременно «великой традиции» британской литературы (то есть тому, что мы бы назвали «высокой культурой») и милой его сердцу локальной культуре рабочего класса.

С проблемой массовой культуры с самого начала был тесно связан вопрос политической функции культуры. Согласно восходящим к Грамши идеям, доминирующая культура предстает как некоторая технология производства послушных и лояльных граждан, а политической целью Cultural Studies становится анализ конкретных механизмов культурной гегемонии и поиск путей противостояния, в том числе — посредством изучения маргинальных культурных практик Именно в этом кроется одна из причин повышенного внимания, уделяемого в Culture Studies проблемам феминизма, национальных и сексуальных меньшинств.

Можно видеть, что субкультура рабочего класса, по Хоггарту, соответствует в нынешней культурной ситуации в России старой массовой советской культуре — Алле Пугачевой, Владимиру Высоцкому, блатным песням, «Белому солнцу пустыни» и «Семнадцати мгновениям весны». Вторжение шоу-бизнеса на культурную сцену России в девяностые годы произвело на большинство наблюдателей столь же сильное впечатление, как появление телевидения в послевоенной Англии. Культурный шок был велик, а разрыв между эпохами — непреодолимым. Старая советская массовая культура казалась невозвратно утерянной вместе с детством Именно это чувство утраты ответственно за интерес к масс-культу медгерменевтов, Тимура Кибирова или Псоя Короленко. От песни, под которую ты танцевал на школьной дискотеке, сердце будет всегда биться сильней, и, чтобы обнаружить в ней бездну метафизических смыслов, не требуется даже того количества наркотиков, которые были употреблены в девяностые Сегодня в России массовая культура воспринимается как фертильная, порождающая субстанция, тогда как поп выглядит стерильным и годным в лучшем случае для журнала «Афиша». И потому разговоры о «засилье массовой культуры» выглядят ностальгическим напоминанием о семидесятых годах: реально массовая культура — это все, что у нас есть. Именно положившись на нее, и можно работать.

Впрочем, все может измениться. Государство, опять претендующее на то, чтобы быть главной корпорацией, может вплотную заняться культурой — и когда Путин назовет своей любимой певицей Земфиру и позовет «Мумий Тролль» выступать во Дворце Съездов, наша массовая культура станет такой же, как была в тридцатые годы, или такой же, как сегодня на Западе.

Но это уже будет совсем другая история.

 

ПОСТСКРИПТУМ

Когда текст статьи был уже написан, я предложил читателям моей интернет-колонки Нас.Нет (www.russ.ru/netcult/nasnet) определить, какие из перечисленных в таблице явлений они считают культовыми, попсовыми или масс-культурными. В голосовании приняло участие 132 человека. Результаты приводятся в колонках слева:

Одновременно поп-культурными и масс-культурными оказались: Земфира, Б. Акунин, Александра Маринина и, с некоторыми поправками, «Брат-2» и «Менты». Очевидно, кстати, что это самые успешные коммерческие проекты последних пяти лет

Одновременно культовой и принадлежащей к масс-культуре была сочтена группа «Ленинград» Одновременно культовых и поп-культурных персонажей не оказалось

Только один персонаж оказался почти равномерно представлен по всем трем группам — прозаик Виктор Пелевин С некоторым допуском на сравнительно малое число оценивших к нему приближается Олег Кулик

Любопытно отметить, что «Брат-2» в сравнении с «Братом» явно переместился от культового и массового к поп-культурному.

Примечания

1. ^ R. М. Оhmann. Selling Culture: Magazines, Markets and Class at the Turn of the Century. Verso Book, 1998.
2. ^ M. Kammen. American Culture, American Tastes: Social Change and the 20th Century. N. Y. 1999.