Выпуск: №37-38 2001

Рубрика: Юбилеи

«Кабинету» — 10 лет

«Кабинету» — 10 лет

Конференция «Кабинета» в Музее этнографии. На снимке Ларри Гроссберг, Рената Салецл, Виктор Мазин. 1996

Василий Ромурзин: Начнем с традиционного вопроса: как пришла идея делать журнал?

Виктор Мазин: В идее этой ничего оригинального не было. Время говорило: собирайтесь с силами и мыслями и начинайте делать журнал. Это было время, когда советские журналы исчезали и десятки друзей и знакомых носились с идеей новых журналов. Раз в неделю кто-нибудь приходил и говорил: мы тут журнал издаем, не дадите ли что-нибудь? Мы давали. Проходил месяц, иногда год. Мы встречали этого человека, а он уже торговал лесом или срочно паковал вещи — отъезжал за рубеж.Так что к началу 1991 года у нас накопилось множество неопубликованных статей и переводов. Другая причина кажется еще более важной: мы часами, а иногда и сутками сидели в мастерской у Африки на Фонтанке и обсуждали самые разные вопросы, от кинофильма «Total Recall» и произведений Барбары Крюгер до распада знакового комплекса СССР и судьбы крымских татар. По-видимому, нам хотелось эти беседы как-то систематизировать, регистрировать. Лучшим примером тематических обсуждений стало приложение № 1 к «Кабинету», в котором содержатся разговоры и статьи на тему «Художник и психиатрия».

В.Р.: Так что идея междисциплинарного издания сразу стала центральной?

В.М.: Можно так сказать. Хотя хочется подкорректировать одно слово — издания. Мы не искали мощности для публичного журнала, не объявляли о начале его существования, не бегали по типографиям, а продолжали сидеть на месте и что-то читать, смотреть, изучать, обсуждать. Поначалу это был домашний журнал дружеского круга и для дружеского круга.

В.Р.: Вас, кстати, и по сей день упрекают в кружковщине.

В.M.: Да, да, конечно. Люди, особенно те, что сами предпочитают ничего не делать, очень любят упрекать. За каждым упреком скрываются слова: «Вот если бы на вашем месте был я, если бы я делал журнал, было бы круто». Но почему же они его не делают? Потому что у них проблема с собственным местом? «Кабинет» практически ровесник двум в той или иной мере близким журналам -»Художественного журнала» и «Места печати». От их редакторов мы никогда не слышали никаких упреков. Им не до упреков, им дело делать нужно. Ну, да ладно, вернемся к «кружковщине». Во-первых, наш «кружок» всегда включал, как минимум, пять редакторов: Сергей Бугаев, Ирена Куксенайте, Виктор Мазин, Тимур Новиков, Олеся Туркина. Во-вторых, без кружковщины делать журнал невозможно и не нужно. У каждого журнала есть свой круг авторов, будь то «Минотавр» или «Митин журнал», «Новый мир» или «Паркетт». В-третьих, если посмотреть на круг авторов «Кабинета», то он окажется достаточно широким. Из тех, кто весьма интенсивно сотрудничал с нами, нужно назвать Виктора Самохвалова, Бернара Стиглера, Виктора Тупицына, Павла Пепперштейна, Браху Лихтенберг, Сергея Ануфриева...

В.Р.: Все это такие разные авторы! На кого же рассчитан журнал?

В.М.: В первую очередь на нас самих и наших друзей, и это уже совсем не мало! Думаю, это вообще достаточная причина для того, чтобы что-то делать. Поначалу мы собирали журнал для себя, а где-то год спустя до нас дошли слухи, что его перепечатывают, передают из рук в руки. Это был последний всплеск интереса к малотиражным изданиям. Вот тогда-то мы и решили увеличить тираж

В.Р.: Мне кажется, здесь есть некое противоречие: с одной стороны, вы якобы сидели себе спокойно, а с другой — говорите о тиражах. На какие деньги?

В.М.: Кажется, вас ввело в заблуждение слово «тираж». Первые три номера мы делали «тиражом» 10-20 копий. Если кто-то приходил и просил себе экземпляр, мы говорили: вот оригинал, идите и делайте себе свою копию. Это был своего рода print on demand. Так у нас, кстати, пропал оригинал 3-го номера. Под оригиналом подразумевается та копия, с которой работал какой-нибудь художник С четвертого тома мы стали делать 99 экземпляров в типографии. Деньги давали друзья и знакомые. Приходил, например, студент из Берлина, смотрел на то, как мы, ползая по полу, раскладываем страницы, вынимал, смущаясь, 20 марок и спрашивал, нельзя ли помочь... С первого дня нас поддерживал наш друг, меценат Ринад Ахметчин. Нам нравилось, что все делается анархически, как бы вне финансов, ничего не покупается, ничего не продается. Такая диспозиция в отношении окружающего, как нам казалось, позволяла нам критически дистанцироваться от объектов описания. Все это изменилось — к лучшему и худшему — с 1998 года, когда за «Кабинет» взялось одно издательство. С этого момента все, за исключением содержания, вышло из-под нашего контроля: скорость издания, тиражи, распространение, формат и, в конце концов, вопрос существования или несуществования «Кабинета».

В.Р.: Все изменилось, насколько я понимаю, после выставки в Амстердаме. Кстати, как вам удалось устроить выставку в Стеделийк музее? Я вообще не слышал, чтобы в крупнейших европейских музеях проходили выставки журналов.

В.М.: Сами мы ни о какой выставке и не помышляли. Просто Руди Фуксу, директору Стеделийка, понравилась наша политика дружбы, заинтриговали идеи, заинтересовало искусство друзей журнала, пришла на память выставка журнала «Документ» в Центре Помпиду, — вот он и выступил с предложением. С этого момента в течение двух лет мы работали вместе с двумя замечательными экспертами, кураторами из Стеделийка, Хертом Имансе и Яном-Хейном Сассеном. В результате получилась строгая и разнообразная выставка в двенадцати кабинетах (эти залы музея так и называются), вышла трехсотстраничная антология «Кабинета» на английском языке, правда, за несколько месяцев до открытия, в начале 1997 года, отношение к русскому искусству резко ухудшилось, поскольку выбор Бренера для порчи Малевича пал именно на Стеделийк.

В.Р.: Я не раз слышал такие определения «Кабинета», как «наукообразный бред». Сами вы вряд ли согласитесь с таким определением. Для вас это обидно?

В.М.: Давайте разделим это определение на две части — на наукообразность и на бред. Что касается наукообразности, то ответить на такое определение легче всего вопросом: если, скажем, статья доктора Само-хвалова появляется в психиатрическом журнале «Acta Psychiatrica», то это — научная статья, а если она же напечатана в «Кабинете», то она -наукообразна? Если беседа с Феликсом Гваттари появляется в журнале «Cbimere», то она — научна, но та же публикация в «Кабинете» — наукообразная? Так что это вопрос контекста, профессионального дискурса и желания понять другого. Куда сложнее и интереснее вопрос о бреде. Бред — это законченная, стройная система, вот только нам непонятна логика данного бредообразования. Стройная система Гегеля нам понятна в силу формальной логики ее построения, а вот система пациента К. — нет. И что, мы должны немедленно привязать его к кровати? Один из лозунгов замечательнейшего психиатра Виктора Павловича Самохвалова — «Бред сегодня, наука завтра». Именно интерес к логике бессознательного, необузданному мышлению всегда оставлял открытыми двери и окна «Кабинета» художникам, этим, по выражению Жиля Делеза, пациентам и докторам нашей эпохи.

В.Р.: Вам не кажется, что время «Кабинета» уже прошло?

В.M.: Похоже, оно действительно прошло, но также оно и пришло или даже только приходит. «Прошло», потому что интеллектуальная активность вообще переживает серьезный спад. Начиная где-то со второй половины 1990-х наступило «темное время» дезинтеллектуализации, своего рода реакция на интеллектуализм предшествовавшего десятилетия. Сейчас трудно представить себе столь жадную до знаний группу людей, подобную нашей. Мы ездили в Крым на психиатрические конгрессы, в Москву на встречу с философами, поглощали политические теленовости, обсуждали кинофильмы, теории Шелдрейка и Хокинга, устраивали семинары, приглашали в гости любимых мыслителей, например Лиотара и Бюси-Глюксманн. Не уверен, что такая промискуитетная эпистемофилия еще возможна. Поначалу именно разнообразие языковых игр и теоретических подходов нас больше всего и привлекало. Когда профессор психиатрии Н. А. Корнетов или профессор астрофизики Б. М. Владимирский нас спрашивали, каким языком писать для «Кабинета», мы радостно говорили: пишите так же, как вы пишете для профессионального издания. И потом, уже к их радости, добавляли: выходите за пределы конвенций вашего профессионального дискурса — отвязывайтесь! Долой внутреннюю цензуру! С другой стороны, время «Кабинета» только «приходит», потому что кто-то только сейчас про него узнает, кому-то он интересен с критической, а кому-то уже и с исторической точки зрения. Время приходит, и, возможно, нас еще успеет накрыть следующая интеллектуальная волна.

Поделиться

Статьи из других выпусков

№93 2015

Медитация и революция: Будда, Маркс и Гринберг

Продолжить чтение