Борис Кагарлицкий
«Реставрация в России»
— М.: «Эдиториал УРСС», 2000

Вышла книга известного российского левого социолога Бориса Кагарлицкого «Реставрация в России». Кагарлицкий, наверное, единственный в постсоветской России современный мыслитель, сочетающий в себе традиционное советское марксистское образование и различные варианты западного неомарксизма (в основном в его шестидесятнических вариациях). Известный публицист Кагарлицкий подвел итог т. н. «периоду либеральных реформ» в постсоветской России. Помимо довольно точного и подробного изложения исторических событий 1989-1999 гг., не лишенного некоторой парадоксальности, книга направлена на прояснение традиционных для XX века терминов, которые вошли в речевой оборот российского обывателя совершенно бессознательно. Во времена возникновения таких терминологических монстров, как «национал-большевистская партия» или «красно-коричневая оппозиция», информация о том, что слово «патриот» французского происхождения и обозначает национально ориентированного демократа, может вызывать только растерянную улыбку. Это стремление к терминологической точности и прояснению «подлинных основ» западного демократического устройства в каком-то смысле входит в противоречие с главным замыслом книги: показать, что Россия — специфическая страна со своей самобытной культурой и традициями (вне распространенных славянофильских аллюзий).

Итак, на протяжении 374 страниц Кагарлицкий подробно анализирует и характеризует процессы в советской и постсоветской России. Здесь нашлось место и партийной бюрократии, и диссидентам, и «коммунистической» оппозиции, и даже мафиозным структурам, но одного в этой книге нет: динамики культурного процесса и его связей с политической ситуацией. А ведь именно литература, изобразительное искусство и музыка (как официальные, так и андеграундные) во многом определяли и выражали большинство устремлений т. н. «среднего слоя» советской интеллигенции. Это умолчание не случайно. Оно прочитывается уже с обложки данного издания. Я уже давно не видел, чтобы книга известного человека была издана в подобном «аптекарском» дизайне (я называю этот дизайн «аптекарским» по вполне очевидной аналогии: все медицинские препараты выпускаются в очень схожем оформлении. Это по преимуществу употребление двух-трех различных гарнитур и одна цветная полоса, пересекающая упаковку в любом месте. Книга Кагарлицкого — классический пример подобного дизайна. И если подобные издания еще практикуются в различных университетах, то я уже дано не видел их в открытой продаже на книжном рынке).

В этой «досадной оплошности» на самом деле содержится основная проблема современных российских левых. Проблема, корни которой уходят и в классический марксизм с его сомнительной теорией о базисе и надстройке (Антонио Грамши первый начал подвергать ее справедливой критике), и в сталинизм, уничтоживший русский авангард, сведя роль искусства к простой иллюстрации политического заказа. Рискну даже предположить, что судьба Советской России могла бы стать значительно более привлекательной, если бы когда-то марксизмом не была проведена данная «мелкая хирургическая операция». На мой взгляд, и основная слабость нынешней левой оппозиции (от КПРФ до любой более или менее состоятельной мелкой левой организации) проявляется в отсутствии прочных связей в современном культурном сообществе (ведь, например, модернизационный имидж российских неолибералов, который единственный и помогает им политически выжить, эксплуатируя представления интеллигенции о современном политическом лидере, создан именно современными художниками).

Среди российских левых сравнительно недавно произошло осознание, что без квалифицированной и современной политики репрезентации мало чего можно добиться в политическом пространстве. Лидеры различных мелких левых политических партий в течение последних пяти лет просят известных современных художников «отдизайнировать» их публичные манифестации (обращались и ко мне, и к Дмитрию Гутову, и к некоторым другим, менее известным авторам). Все эти просьбы, правда, не идут дальше благосклонного и «сочувственного» выслушивания предложений. Право принимать окончательное решение эти лидеры оставляют традиционно за собой, полагая, что если их вкусы и сомнительны, то уж «связь с классом» настольно безусловна, что позволяет при любых условиях сделать точный выбор. Понятно, что даже при этом ущербном одностороннем заказе вопрос об оплате усилий художников просто не поднимается. Здесь можно подумать, что я ввожу меркантильный интерес в такую святую область, как «справедливая политическая борьба». Отнюдь нет. Денежный вопрос, который, конечно, стоит остро в любой левой партии, в постсоветской России (как и в любой капиталистической стране), является выражением подлинной заинтересованности. Левые же лидеры предпочитают потратить лишние деньги на обеспечение еще «большей смычки с классом», а визуальные формы, какие она примет, отдаются на волю случая или энтузиазма. На самом же деле в нормальной политической системе, где существуют и подлинный классовый интерес, и реальная, а не виртуальная политическая борьба, все обстоит ровно наоборот: все политические связи формируются на добровольной основе, а вот визуальная репрезентация и сотрудничество с художниками — оплачиваются (оплачиваются просто потому, что художников, способных и желающих принимать участие в политическом процессе, относительно мало, а осознание их важности довольно высоко).

Однако существует и совершенно иной сценарий сотрудничества с современными художниками вне классических капиталистических отношений наемного труда. Это сценарий разделения властных полномочий. Никто в современной российской левой среде не понимает, что современный художник — это не банальный дизайнер, способный «сделать красиво» для «собственной партии». В первую очередь он специалист по репрезентации власти, и он справедливо может требовать от своих политических сподвижников разделения властных полномочий и ответственности в такой области, как политика репрезентации. Иными словами, такое сотрудничество предполагает участие художника на правах полноценного политического деятеля. Но эта перспектива для большинства левых лидеров остается за гранью понимания. Они еще могут рассеянно выслушивать бесплатные советы художников, но, когда речь заходит о политической стратегии или оценке актуальной ситуации, их взгляд тухнет окончательно — они воспринимают это как непрофессиональную болтовню. Но ведь по определению в демократическом государстве политика — это не профессиональная сфера деятельности! В демократическом государстве политикой может заниматься любой гражданин! Отсюда возникает дурацкая теория элит, прикрытая классовой фразеологией для более убедительного запудривания мозгов «своего электората».

Вернемся к книге Кагарлицкого.

Среди российских левых на протяжении десяти лет «реформ» существует ожидание «народного возмущения». Каждый левый или «патриотический» политолог считает своим долгом предсказать скорые «народные гнев и расправу». Эта апокалиптические прогнозы не сбываются с такой же частотой, с какой озвучиваются. Кагарлицкий также принимал и принимает участие в этой гонке «прогнозов». Со страницы на страницу книги кочуют утверждения о скором возрождении левой идеи, возникновении классовой солидарности и проч. Принципиальное отличие позиции Кагарлицкого заключается в том, что он единственный, кто пытается все-таки понять, почему всего этого на самом деле не происходит. Его анализ очень точен и глубок. Действительно, и отсутствие настоящих профсоюзов, и тотальная люмпенизация населения, и инерция политических стереотипов не могут создать условий для возникновения реальной классовой борьбы. Но опять же из внимания упускается такая «мелкая деталь», как культурный уровень левых политических «элит» (как-то неудобно писать это слово без кавычек).

Говоря иначе: только с того момента можно будет говорить о какой-то реальной перспективе для современного российского левого движения, когда книги с таким дизайном будет неприлично не то чтобы продавать, но и дарить. Даже близким друзьям.