В поисках утраченного высказывания, устного или письменного, можно забрести в области странных фигур, фантоматических следов сгущений и рассеиваний смыслов, существующих в виде кураторских проектов, архивов, книг-объектов и прочих обломков конструкций (мостов и тоннелей), концептов по установлению «сложных» отношений между современным искусством и институциями.

Если под институцией (журналом) понимать любую точку на «великой поверхности дискурса», то «сложность» для пишущих эти строки заключается не столько в отыскивании на этой поверхности локусов стратегических выгод и предпочтений, сколько в установлении самой «дискурсивной формации» как некоей общности группы высказываний.

Памятуя собственный опыт составителей одного из выпусков МАНИ (Московский архив нового искусства), т. е. редакторскую игру с редуцированием или умножением смыслов, насильственный опыт установления равновесия между общим планом высказывания и индивидуализированной, со своим личным мифом, группы — одним словом, весь узел проблем, вовсе не являющийся специфическим для нашей ситуации, а лишь отражающий общую для всей современной культуры проблему: место и время искусства-высказывания и его (институционального) определения (журнал) не обязательно совпадают.

Итак, памятуя собственный провальный опыт (хотя для нас только такой опыт чаще всего и был опытом подлинным), все-таки можно попытаться «высказать мнение», отдавая себе отчет в том, что оно тут же неминуемо становится лишь следом, несущим признаки этого «высказывания» и уже в таком качестве являющимся следом следа, одинаково чуждым тому и другому, повисающему, как лохмотья старого холста (или фигового листа) на худосочных чреслах российского актуального искусства. Подобное мнение в попытке стать высказыванием и подняться на поверхность «великого дискурса», выйти за рамки постмодернизма (следа) одновременно лишается и языка, и речи, мысли и высказывания, становится безразличным само себе, другим своим и своим другим. Наше « мнение», особое искусство видеть «объект и акт» в зеркале заднего обзора, в лабиринте бесконечных коридоров власти (языка), полным препятствий, всегда непредсказуемых, ускользающих от любой попытки истолкования; любая предлагаемая или предполагаемая «искренность» высказывания в качестве «мнения» уже заключает в себе изначальный отказ от этой пресловутой искренности и является риторикой все той же власти, питающейся ею и эту власть порождающей.

Возможно, в самой попытке организовать вокруг выпусков что-то вроде интертекстуальной дискурсии («как вы относитесь к...») наличествует такой же подход и та же риторика, заранее предполагающая в выборе «субъектов высказывания» все тот же PC-джентльменский набор политкорректности: критик-апологет, просто критик и нейтрал-бытописатель. И тут же возникает вопрос: в чем заключается общность дискурса в этом высказывании о высказывании, т. е. каким образом можно в нем участвовать и в какой роли? Не свидетельствует ли сам этот вопрос о невозможности вразумительного и вменяемого высказывания вообще и даже симуляции такого высказывания, пусть даже в виде мнимой трансгрессии — потока ненормативной лексики вокруг.больной темы, нужен ли автору (говорящему художнику) злодей-куратор-начальник-персонаж?

Однако хотелось бы дистанцироваться именно от этой манифестации «негативной словесной перформативности», рассчитанной, казалось бы, на эпатаж, но в своей истероидносги говорящей о какой-то травме... и поговорить о проблеме около языка.

Содержимое сборников заставляет подумать об: отрезанном языке, о ярбухфюрпсихоаналитик, продавленном диване имени Жака доктора Титанушкина, о виртуальных храмах идеальных художественных институций в отсутствии паствы, о чтении, прочтении и считывании денежных знаков церемониального пространства, о дырах, лакунах, трещинах, стыках разломов, о вытесненном кирпиче и стене тюрьмы, крепости, летающей башни, лабиринта, где на голову сыплются камни, а мы готовы умереть от смеха. Описать это может только болтливый язык (в виде художественной институции — журнала), а пережить — только последний оставшийся в живых художник (существенный элемент вернисажа) в купальном халате.

Всем оставаться на местах и сохранять спокойствие!

Проверка документов!