4 ноября 1999 года исполнилось 100 лет со дня публикации одного из самых головокружительных бестселлеров XX века — «Толкование сновидений» Зигмунда Фрейда. Санкт-Петербург внушительно отрефлектировал этот юбилей: в Институте психоанализа (Большой проспект, 18) открылся «Музей Сновидений». Автор проекта, куратор и директор музея — Виктор Мазин. Художник-оформитель — Владимир Кустов.

Другие возможные обозначения — «Музей психоанализа», «Музей истории психоанализа», «Музей Фрейда», «Музей Толкования Сновидений»^[1] и т. д. — выглядят менее точными. Сам факт перечисленного множества, однако, сигнифицирует определенную гетерогенность развернутого пространства. Даже музейная его идентификация не столь категорична: Мазин предлагает также понятие «кабинета», или «кабинета-музея»^[2]. Учитывая преобладающе экспозиционный характер проекта, мы все же будем говорить именно о музее сновидений.

По порядку. Во-первых, это один из немногих музеев, чье географическое расположение не мемориально, чей локус не обусловлен исторически. Случайный посетитель будет огорчен, узнав, что основатель психоанализа даже проездом не бывал в Санкт-Петербурге. Но и музей, открытие которого приурочено к 100-летию «Толкованияне может быть привязан к месту, поскольку у сновидения места нет»^[3]. В пользу «акцидентального» расположения говорит еще одна, сугубо психоаналитическая тонкость, на которую обратила внимание куратор Венского музея Фрейда Лидия Маринелли. Она остроумно замечает, что «отсутствие прямой связи между местом и событием превращает музей в психоаналитическое пространство. Правду в рамках психоанализа следует искать только в самых неподходящих местах»^[4]. Впрочем, о Санкт-Петербурге нельзя говорить как о месте, совершенно чуждом психоанализу. Так называемый «город Достоевского» (бывшего некогда объектом пристального изучения читателя 3. Фрейда), с его истерогенностыо и невротичностью, двойниками и призраками, может быть прочитан как остро нуждающийся в психоаналитическом сеансе пациент. Наконец, Петербург заставляет вспомнить о знаменитой инсинуаторше тех лет, русской аристократке Лу-Андреас Саломэ, поочередно фрустрировавшей таких великих представителей немецкой культуры, как Ницше, Рильке, и самого отца психоанализа.

Вторая конституирующая проект особенность окончательно выносит «МС» из разряда буржуазных мемориальных институций в область актуальных художественных предприятий. По очевидным причинам он не может конкурировать ни с Лондонским, ни с Венским музеями Фрейда в отношении объема исторической документации и раритетов, связанных с жизнедеятельностью ученого. Но «МС» и не стремится к подобной конкуренции, позиционируя себя как «тотальную инсталляцию», связанную «не столько с местом, где жил Фрейд, не столько с материальными вещами, сколько с его идеями, сновидениями, теориями, мечтами — всем тем, что идеально, эфемерно, фантазмично, виртуально, едва уловимо»^[5]. Исходя из того, что сфера психоанализа — «психическая реальность» (psychischen Realitat), Мазин решительно предпочел вещам образы. Образы произведений искусства и предметов старины, которые Фрейд коллекционировал и изучал, которыми украшал свой кабинет, которыми буквально заполнял свой письменный стол. Образы близких Фрейду людей и книг, постоянно его окружавших. «Словесные образы» в виде цитат (перевод на русский — пример неизбежного «замещения») и «предметные образы» из «Толкования...» — шляпы и трости, цветы и грибы. Образы, «воссозданные» приглашенными художниками, среди которых Пепперштейн (сновидения Фрейда в рисунках), Бугаев-Африка (ребус), Хлобыстин (чемонданчик), Першина-Якиманская (белое платье)...

Злоупотребляемым обычно в концептуализме всякого рода «случайностям» Мазин и Кустов предпочли скрупулезность и внимание, обращенное не только к «целому» музея, но и к его иногда незаметным деталям. В итоге — тщательно разработанная геометрия (хитро расположенные зеркала, преломляющие пространство, etc.), изысканный интерьер (черный бархат, поглощающий свет, etc.), особая психоделическая атмосфера и общее ощущение от музея как от глубокой и реализованной идеи.

В «МС» два небольших зала/кабинета. Экспонаты первого — скорее документального, информирующего и репрезентативного характера. Второй, вытянуто-углубленной формой напоминающий этрусскую гробницу из Орвието^[6], целиком отдан бессознательному (то есть художникам) и являет квазисобрание видёний Фрейда, эдакую коллекцию «средоточий значений», семиофор. Техническими средствами здесь «проиллюстрированы» три механизма бессознательного: изобразительность, смещение, сгущение. Мы видим отгороженные стеклом, недоступные, укутанные в полумрак или выступающие из него «предметные представления» — и скользящие по витринам собственные отражения, эти необходимые «частички соглядатайства», аппетитные блики вуайеризма...^[7]

При всей своей художественной инновационности, «МС» весьма консервативен. Акцент сделан на театра-лизованно-инсценировочной и визуально-контемплативной природе сновидения (на том, что Фрейд именовал Darstellbarkeit). Политика радикальной артикуляции всяческой образности унаследована «МС» от классического фрейдизма с его трансценденталистской, платонической ориентацией. Сновидение -психическая живопись бессознательного, но поставляемые ею образы способны симулировать и тактильное восприятие спящего (например, эротические сны, инспирирующие физическое возбуждение). Поэтому в разбуженной фантазии посетителя невольно возникают иные, дополняющие и «вытесняющие» решения окружающего пространства, альтернативные представленной стратегии. Оговорившись, что качественная инсталляция всегда лучше скучного аттракциона и что к проекту Виктора Мазина все нижеследующие соображения не имеют никакого отношения (ведь дело даже не в бюджете, а в поставленной задаче), мы все же позволим себе высказать ряд самых незамысловатых пожеланий, которые должны быть непременно учтены в гипотетическом проекте будущего, посвященном психоанализу и ониротворчеству.

Не желающий оставаться неандертальцем-наблюдателем, отрезанным от «симбиоза реальности», житель следующего века непременно обнаружит в этом музее пресловутую кушетку. Рядом будет находиться дежурный психоаналитик (в качестве действующего экспоната, разумеется). Общая атмосфера будет приближена к чиллаутной (как во втором зале нынешнего музея); в соответствующих комнатах будет множество пуфов и тюфяков, где усталый посетитель сможет предаться собственным грезам в окружении материализованных фантазмов, в сакральной музейной тиши. Желающие смогут приобрести знаменитые сигары Фрейда или понюхать его любимый кокаин. Можно будет задать вопрос учителю (компьютерная программа, возможная уже сегодня) — и получить ответ, основанный на Полн. собр. соч. Наконец, за особый тариф можно будет поспорить с, допустим, автоматическим доктором Юнгом (чем Юнг умнее, тем дороже; Юнг-дурак почти бесплатный) или пообщаться с резиновой (или живой?) Лу Саломэ... впрочем, я замечтался.

«Музей Сновидений» открыт для посещений по вторникам и воскресеньям с 12.00 до 17.00. В его стенах планируется проводить лекции, чтения, семинары.

Примечания

1. ^ В. Мазин. «Введение в кабинет сновидений доктора Фрейда». — «Кабинет», с. 7. — Здесь и далее цит. по: «Кабинет», выпуск Д, изданный специально к открытию «МС».
2. ^ Там же, с. 8.
3. ^ Там же.
4. ^ Лидия Маринелли. Музей отрицания (Заметки о Музее Фрейда в СПб), с. 23-24
5. ^ Из пресс-релиза.
6. ^ Приснившуюся Фрейду после ее реального посещения. «Сновидение говорит, по-видимому: «Если уж тебе суждено покоиться в гробу, пусть это будет хоть этрусская гробница». См. также рисунок П. Пепперштейна «Этрусское самозахоронение» (купе каменного поезда).
7. ^ «Тотальная инсталляционность» «МС» и его погруженность в полумрак заставляют вспомнить о связи жанра инсталляции с архаическим пещерным искусством, и аналогия эта весьма рабочая. Во-первых, просто потому, что хорошо известен живой интерес ученого к археологии (Фрейд даже сожалел, что к моменту появления психоаналитической теории термин «археология» был уже «занят»). Во-вторых, учтем, что археологию с психоанализом роднит характерно модернистское (шизофреническое, как сказал бы Делез) недоверие к поверхности, трансценденталистское стремление к глубине, к дешифровке; практика препарирования видимостей, за которыми угадывается истина (= прошлое; = выздоровление). Конечно же, подобные обобщения требуют серьезной осмотрительности, так как разница между двумя этими «формами раскопок», в том числе и для самого Фрейда, огромна — прежде всего, в темпоральной стратификации и сверхдетерминированности сновидения. Еще отмечу, что обе дисциплины отличает культ копрофилии, фетишиствующим апофеозом которой являются коллекция, музей, хранилище «исторических памятников».