Выпуск: №26-27 1999

Рубрика: Обзоры

«Пуа Йорики» екатеринбургской губернии

«Пуа Йорики» екатеринбургской губернии

Александр Шабуров. «Лечение и протезирование зубов», фото Ильдара Зиганшина, 1998

Как-то в «Антологии уральской поэзии» — толстеньком сборнике в суперобложке, изданном известным поэтом Виталием Кальпиди и вышедшем пару лет назад, — мне попалось замечательное стихотворение. Кажется, оно принадлежало перу одного екатеринбуржца, имя его (а скорее, псевдоним) не запомнилось, а строчки врезались в память:

Этот город полон психов.
Каждый третий — точно псих.
Говори со мною тихо,
Может, я один из них.

 

Нужно заметить, что в Екатеринбурге (да, пожалуй, и на всем горнозаводском Урале) существует давняя традиция, в соответствии с которой творческая личность представляется существом одержимым и с сумасшедшинкой, и это хорошо описал в своих сказах П.П. Бажов. Поэтому неудивительно, что всякий художник здесь — этакий «обаятельный идиот» (по меткому определению здешнего художника Александра Шабурова), а всякий «обаятельный идиот» — наверняка художник или человек, считающий себя таковым.

Поэтому оказаться экспонатом в коллекции местных диковин и редкостей (вроде художника Б.У. Кашкина, раскрашивающего помойки, писателя А. Берникова, устраивающего публичные пляски под песни Высоцкого, или поэта В.И. Спартака, меряющего свои стихи на вес и сочиняющего 1 афоризм в секунду) и полностью раствориться в волнах провинциальной аутентичности здешнему художнику проще простого.

Способ существования того, что принято называть contemporary art, в Екатеринбурге весьма своеобразен, и на первый взгляд все местные культурные персонажи различаются лишь происхождением идиотии и ее личной мотивацией. И все-таки есть художники, выстраивающие довольно внятную стратегию. Они образуют более или менее постоянный перечень имен, однако в силу центробежного характера екатеринбургской культуры (то есть центростремительного, конечно, но направленного к каким-то иным центрам, нежели уральская столица) этот перечень постоянно укорачивается.

Любопытно сопоставить с тающими рядами актуальных художников странный, но неоспоримый факт: в последние два года смерть как тема художественного высказывания коснулась практически всех представителей актуального екатеринбургского искусства (а кое-кого и унесла с собой, к счастью, только в творческом смысле). Кое-то пытался объяснить череду мнимых смертей на екатеринбургской художественной сцене как попытку инициации здешних художников, попытку перехода в иное качество, рождение к новой жизни.

Но есть еще одна версия, связанная с пресловутым обаянием идиотии: ведь нет сомнений, что шутовство (как и безумие) поособому связано с темой смерти. Череп бедного Йорика, этот синоним memento mori европейской культуры, не случайно принадлежал шуту. Причиной тому то ли посмертная улыбка этого черепа, то ли прижизненная соединенность шута с бездной небытия, в котором открывается вся бренность мира и относительность человеческих притязаний.

Три разных типа екатеринбургской намеренной провоцирующей идиотии кратко описаны ниже. Возможно, именно в силу ее сознательного характера с такой настойчивостью звучит везде тема смерти.

Среди екатеринбуржцев самым радикальным образом тему смерти претворил в своей работе художник Александр Шабуров, в прошлом году устроивший гражданскую панихиду по себе самому («Кто как умрет», сентябрь 1998 года).

Он вовлек массу народа (всего было человек триста) в шутовской хоровод вокруг своего гроба, улегшись в него и предварительно (в сценарии акции) дав письменное указание: «Во время прощания с телом пресекать всякие попытки расшевелить меня». На стенах комнаты с выставленным гробом висели траурные списки с предсказаниями смертей (предполагаемая дата и причина) нескольких сотен человек, среди которых были звезды, известные политики и просто знакомые художника. Сонм будущих теней в основном и толпился 28 сентября 1998 года вокруг Шабурова с надгробными речами.

Вдохновенно или скептически, но все без исключения пришедшие исполняли роли в шабуровском «черном» хэппенинге: слушались распорядителя, приглашенного из салона ритуальных услуг, нервно хихикали, пили водку за упокой, а кое-кто даже заплакал. Акция была интересна не только тем, что художник спровоцировал обсуждение, а стало быть, и некоторое расшатывание табу, существующих в сознании людей. Панорама тогдашней современной российской жизни (в ее уральском варианте, разумеется) неожиданно всплыла в надгробных речах. Они-то и стали живой художественной тканью акции.

«Кто как умрет» — логичное продолжение длительного проекта А. Шабурова «Радости обычных людей», которым художник якобы утверждает ценности обычной жизни (женился человек — хэппенинг, купил стиральную машину — перформанс).

Незадолго до своей мнимой смерти художник Шабуров отправил в фонд Сороса заявку на грант по проекту «Лечение зубов художником Шабуровым на деньги Сороса».

Об этом в Екатеринбурге рассказывают следующее. «Бедный Йорик, — будто бы сказал уже умершему Шабурову фонд Сороса, посылая ему деньги, — у тебя были такие запущенные зубы при жизни, так вылечи их хотя бы после смерти». И Шабуров осуществил лечение уже в декабре 1998 года, очевидно, учитывая следующие соображения: состояние зубов важно для состояния души, а душа жива и после смерти.

«Засада Цеткин» — женская арт-группа, основанная в марте 1998 года, состоит из недавних однокурсниц, получивших диплом искусствоведа. Типичная провинциальная ситуация, когда художников, реально занятых contemporary art'ом, можно перечесть по пальцам, провоцирует молодых искусствоведов и арт-критиков к осуществлению собственных художественных высказываний. Программные задачи «Засады Цеткин» были с самого начала отчасти связаны с идеей расширения местной художественной сцены, а также желанием показать, что в провинции возможно осуществление ясно артикулированных арт-проектов.

Если верно, что каждый художник здесь — сам себе куратор, то в случае с «Засадой Цеткин» это верно с точностью до наоборот. Почти вынужденное vice versa обернулось бесконечным вращением медали, в которое включается любой толкователь проектов «Засады».

В самом деле, работы группы всегда неоднозначны и проникнуты иронией. Такой подход заложен уже в названии — никто не может с уверенностью утверждать, имеется ли в виду засада на Цеткин, или же сама Цеткин в засаде, ясно только, что речь идет о женском вопросе. Возможность по крайней мере двоякого толкования есть и в названиях акций («Теперь ты мой» — символическое отмывание моркови, как призыв к реабилитации мужского достоинства в глазах матриархальной России, «М-Ж» «временная замена «мужской» буквы М на «женскую» Ж над входами в екатеринбургский метрополитен).

Судя по манифестам группы, ее стратегия смыслового раздвоения есть результат шизофренической амбивалентности российского сознания в сфере отношения полов. Очевидно, поэтому «Засада» провозглашает: феминизм как движение, уравнивающее права полов, может только улучшить положение мужчин.

В инсталляции «После бани» (главные элементы которой — четыре слайд-проекции с изображениями девушек в заснеженном лесу, в дубленках, рукавицах и с махровыми полотенцами на головах и видеотрек с изображением того, что видит человек, бредущий сквозь зимний лес, не разбирая дороги и утопая по пояс в сугробах) переплетаются темы праздника и смерти, и баня становится синонимом бала, а смерть от мороза — единственно возможной анестезией от вечной русской женской неудовлетворенности.

Неспроста любимый фольклорный персонаж художниц из «Засады Цеткин» — Баба Яга, избушка которой периодически поворачивается к лесу задом, к зрителю передом, и vice versa.

Олег Еловой — екатеринбургский художник, провозгласивший (совместно с новосибирцем В. Мизиным) арт-слабоумие своим творческим кредо. В реальности это выражается в создании подчеркнуто самодельных объектов и инсталляций. Художник обычно делает акцент на «кустарности» решения, когда для создания работающего механизма в ход идет обычная бельевая резинка.

Олег Еловой — собиратель коллекции простого и наивного искусства Урала и Сибири, организатор трех екатеринбургских конкурсов ювелирных изделий — сначала из гвоздей («Мастер гвоздь», 1997), затем из столовых ложек («Ложка дальше», 1998) и, наконец, из консервных банок из-под тушенки («Искусственная банка», 1999).

Последняя его работа — инсталляция «Ты здесь никогда не будешь, потому что ты лучше» (октябрь 1999, клуб «Люк»). В четырех из пяти кастрюлек, наполненных жидкой грязью и поставленных на обычные советские электроплитки, варились овальные таблички — те, что прикрепляют к надгробным памятникам, — с именами Гитлера, Сталина, Ленина и Нерона. В пятой кипел ненадписанный овал. Через какое-то время все это варево начало издавать неописуемо противный запах, но согласно воле художника выключены плитки были только после полного выкипания жидкости. Облегченная модель ада в небольшом помещении клуба, масштабированная фигурами тиранов.

Олег Еловой как sancta simplicitas подбрасывает хворост в огонь самым что ни на есть бесхитростным способом, особенно не заботясь об излишних рефлексиях и напоминая интеллектуально настороженному зрителю о вещах элементарных. Memento mori, например.

Поделиться

Статьи из других выпусков

Продолжить чтение