При экспозиционной форме знакомства с деятельностью группы «КД» («Коллективные действия») чаще всего остается скрытым основополагающий сюжет этой деятельности — собственно «поездки за город». Под таким названием — «Поездки за город» — нами выпускались и выпускаются тома документации о перформансах, проведенных за 14 лет (теперь уже за 22 года. — AM) работы группы (их было выпущено 5).

Если правильно не понять саму проблему «поездки за город» как жанра с его текстологическими составляющими, то вся эта сложная стратиграфия документации — с дескрипциями, нарративом и дискурсом — может показаться скучным бюрократическим психозом. Возникает вопрос: почему, собственно, какие-то минималистские акции на природе породили столь обильное «текстовыделение», причем в очень сложной и для постороннего взгляда запутанной форме? Дело же состоит в том, что на текстологическом метауровне (который и создается этой «сложностью») во всех этих текстовых слоях дискутируется, созерцается и переживается одна лишь тема — тема границы города и «не города» (здесь это называется «загородом»).

С русского языка довольно сложно адекватно перевести на какой-либо другой язык само словосочетание «поездка за город», поскольку в здешнем регионе город все еще не является той устоявшейся текстологической единицей социотопографического баланса, каковым он, город, является в западном дискурсивном контексте. Когда здесь кто-то говорит, что он едет «за город», все понимают, что он имеет в виду, однако никакой локализации в процессе этого сообщения-понимания не происходит. Может иметься в виду все что угодно — дача, деревня, река, лес, какой-то рабочий поселок или просто даже «маленький город» (если акт выезда совершается из Москвы, например). То есть семантическое поле понятия «загород» крайне размыто, неопределенно и, как таковое, в психологическом смысле — ментализировано и эрогенно. Загород, сама, собственно, «загородность» носят здесь скорее метафизический и если не «трансцендентный», то уж во всяком случае «трансцендентальный» характер (понимая это определение в смысле «прикладной, инструментальной трансцендентности» для ментальных представлений и усилий).

Ясно, что при таком положении дел — ибо «загород» мыслится в паре к «городу» — метафоризуется и сам город. Впрочем, всю эту проблему границы «города» и «не города» можно объяснить и проще, проговорив ее в терминах процесса урбанизации, «огораживания». Но в таком случае это будет просто хорошо известная историческая перспектива и аналогия, текстологический же аспект будет как бы «раздавлен» и уничтожен таким чрезмерно «мощным» и «ясным» пониманием. В нашем же случае «поездок за город» как жанра мы имеем дело с достаточно тонкой текстологической обработкой самого этого наличия все еще становящихся отношений «между городом и деревней» (кстати, именно в таком выражении эта проблема присутствовала — начиная с 20-х годов — в официальном советском идеологическом дискурсе: постоянно шла речь о «смычке города и деревни»).

Итак, когда некие пространства еще не приобрели своего более или менее «завершенного лица» (в данном случае эти пространства — «загород» и «город»), возникает повышенно чувственное (т. е. нефункциональное) отношение к этим пространствам — «предметам», которые описываются всевозможными «седуктивными» метафорами, — они с чем-то сравниваются, определения их мерцают, контуры этих пространств вибрируют и т. д. В результате всего этого возникает некий сюжет, в сущности — роман. И вот «Поездки за город» и являются такого рода «романом» с довольно сложными сюжетными линиями, эпизодами, «становящимися характерами» и т. д.

Всякий сюжет может быть написан в различной манере — натуралистической, романтической, философской — какой угодно. Мы его писали в «структурно-метафизической» манере, как бы «спекулятивно-возвышенно», поскольку, как мне кажется, эта манера изоморфна реальному положению дел: ведь, действительно, эти два пространства — загород и город — здесь и до сих пор находятся в состоянии неких абстрактных структур, в состоянии незавершенных касаний друг друга. И в этом «сюжете касаний» очень много пустот, пауз, ожиданий, то есть того самого минимализма, в стиле которого сделано большинство наших акций.

Напряженность языкового поля между городом и загородом, обширность этого поля и породила — совместными усилиями членов группы «КД» и их зрителей-интерпретаторов — текстологическое поле пяти томов наших «Поездок за город». Двусмысленность слова «поле» здесь играет довольно существенную роль — ведь основные акционные «касания» в этом сюжете происходили именно на реальном поле. Поэтому очень легко это реальное поле, на котором производились те или иные эстетические манипуляции, метафоризовалось — сначала как языковое, а затем и как текстологическое («роман»).

Любопытно отметить, что основная «эротическая» интрига, влечение — именно уже в текстологическом плане — исходили из «города» как действующего лица «романа». Ведь в названии «Поездки за город» сам город не указывается, то есть: откуда совершаются поездки за город? Хотя имеется в виду, да так оно и было, что поездки совершались из города в «загородность». То есть, в отличие от обычного процесса урбанизации, при котором скорее идет процесс перемещения в город, в данном случае интрига строилась на противоположном — именно «загородность» мыслилась объектом желания (что, например, всегда подчеркивал И. Кабаков в своих рассказах об акциях), и только потом (уже во «втором томе») были сделаны городские акции, в которых город как бы саморазоблачился, деметафоризовался и в каком-то смысле «обрел лицо» и «характер» в этом сюжете. Можно сказать, что отношения состоялись, приобрели какие-то, пусть и сложные, но все же границы.

Апрель 1992