Искусство нашего времени неотторжимо от города, ведь современное искусство — факт урбанистической культуры. Причем исходно связь эта амбивалентна: не только искусство есть порождение города, но и город суть художественное порождение. Перефразируя Марка Оже, можно сказать: «Без города исчезает воображение, а без воображения город перестает существовать» (М. Оже. «От города воображаемого к городу-фикции»).

Уже не первое столетие искусство стремится воссоздавать городскую среду, пытается зафиксировать ее трансформации. Если признать за искусством познавательные ресурсы, то закономерно, что особый интерес к городской среде возникает в момент социальных и инфраструктурных преобразований. Так, современная московская фотография откликается на бессознательный социальный заказ — сформулировать новую образную формулу города. Ведь за последние годы мы осознали, что живем не в том городе, где родились, мы утратили с ним устоявшиеся образные взаимоотношения (И. Базилева. «Тотем и табу московской фотографии»).

Разумеется, искусство не сводится к констатации актуального. Искусство прочно укоренено в памяти, как, впрочем, и город, «отмеченный следами великой коллективной истории, но также миллионами историй индивидуальных» (М. Оже. «От города воображаемого к городу-фикции»). Вот почему для многих Лондон неизбежно сопрягается с музыкой «Битлз», а визуально — закодирован обложкой их пластинки «Abby Road» (А. Алексеев. «Лондон '99»). В свою очередь, реальный Лос-Анджелес в сознании миллионов совмещен с Лос-Анджелесом голливудских фильмов (В. Мазин, О. Туркина. «Заметки о жизни города Лос-Анджелеса»). То, что наглядный образ города неотторжим от его мифа, заметили и исследовали еще в 50-е годы деятели движения «ситуационистов» (А. Тарасов. «Ситуационисты и город»). Характерно и то, что в отличие от Москвы с ее интересом к актуальному, художественная традиция Петербурга отмечена интересом к «мифологическому ландшафту» города (Д. Голынко-Вольфсон. «Между Диснейлендом и саркофагом»).

В то же самое время город — это и реальная сцена художественного действия. «Город никому не принадлежит, а потому люди неустанно стремятся оставить здесь некий след, запись своей истории» (Р. Зеннет. «Граффити: Мы существуем и мы повсюду»). Граффити — спонтанные рисунки анонимных авторов на городских стенах — обнаружены археологами еще на развалинах Древнего Рима. Однако с 70-х годов нашего века «граффитизм» стал одной из ведущих тенденций современного творчества (Р. Зеннет. «Граффити: Мы существуем и мы повсюду»).

Позднее же — в 90-е годы — художники «пишут свою историю» в городе совершенно иначе. Предмет их интереса — сама городская жизнь, ее социальная логика. Искусство сегодня выходит за пределы стен художественных институций: «экспозиционным пространством для него является городское-публичное-медиальное пространство», оно становится «возбудителем социальной динамики» (Л. Лапшина. «Искусство и город: «Ты повсюду и ты нигде»»). Обращаясь к социальным явлениям — например, к феномену бездомных — художник не просто воссоздает образ бомжа, он должен испытать его на себе, реализовать в реальной социальной практике (Г. Литичевский, «Московский дневник Биргит Рамзаухер»). Впрочем, уже давно — в 50-е годы — художники обратили внимание, что строй жизни обладает своей драматургической логикой, а следовательно, повседневность, «среда обитания» могут стать сферой и предметом проектных усилий (А. Тарасов. «Ситуационисты и город»). Характерна сегодня и встречная тенденция: сама социальная жизнь идет навстречу эстетизации. Многие факты современной общественной и социальной жизни ставят нас перед неразрешимым вопросом: что это — перформанс или акт политической жизни (Д. Стретенович. «Шум»)? Укорененный в социальности эстетический код — это важнейший механизм конституирования сообщества (О. Аронсон. «Рассеянное желание»).

Наконец, диапазон антиномий искусства и города может быть представлен и следующим контрастом. С одной стороны, искусство в XX веке неоднократно обращалось к утопическому проектированию — художники предлагали глобальные проекты «города будущего» (А. Тарасов. «Ситуационисты и город»). С другой же стороны, делали они и нечто противоположное — движимые руссоистским идеалом «возращения к природе», они уходили из городов (3. Зиник. «Утильсырье из Бангкока»). Закономерно и то, что темой современного творчества может стать и «граница города и «не города» (А. Монастырский. ««КД» и «Поездки за город»»).

МОСКВА. МАЙ 1999