Дорогая... я думаю, что вещей не существует. Например, стакан, человек, курица не являются на самом деле стаканом, человеком, курицей, но лишь опытным подтверждением возможности существования стакана, человека, курицы.

Чтобы существовать на самом деле, вещам следовало бы быть вечными, бессмертными, и только тогда они стали бы не только лишь опытным доказательством, верификацией неких возможностей, но действительно вещами. Их подверженность непрестанным изменениям используется «природой» для верификации, опытной проверки собственных потенциальных возможностей. Так, например, курица в момент выполнения своего «природного долга», то есть когда несет яйцо, уже перестает быть курицей и превращается в средство «природной» опытной проверки возможности существования яйца, а, следовательно, всего мира пернатых. Те же закономерности распространяются и на пространство (как на макрокосм, так и микрокосм). В расширяющейся или, но крайней мере, подвижной Вселенной перемещение планет и звезд осуществляет «верификацию» соразмерных им иных пространств (в противном случае, если бы таких пространств не существовало, они бы либо видоизменялись, либо распадались). Так же и человек под давлением все той же «природной причинности» отрывается от земли и вторгается в новые пространства.

Одна из причин, почему объект таков, каков он есть, заключается в том, что его присутствие в данном месте не позволяет другим объектам это место занять. Поскольку же не существует вещей, которые телесно навечно оставались бы в одной и той же точке, вещи перестают быть объектами и становятся верификаторами определенных пространственных возможностей, а следовательно — энергии. То, что для вещей является пространственной проблемой, для людей предстает как проблема времени. Когда мы передвигаемся в пространстве, например бежим, то мы не бежим на самом деле, но лишь опытно подтверждаем возможность бега и существование бега, и этот опыт поступает в «природное» хранилище. Учитывая сроки существования рода человеческого, мы на протяжении нашей жизни имеем в своем распоряжении и способны использовать лишь крайне ограниченную часть хранимого природой опыта.

Для того чтобы существовать на самом деле, мы должны были бы остановить время, и наконец начать жить сами но себе, и, следовательно, обрести собственное существование, и для самих себя вести опытную проверку, верификацию. Не имея возможности воздействовать непосредственно на самого себя, чтобы остановить неумолимый бег собственного «внутреннего времени» и продлить свою жизнь, человек изобрел средства ускорения собственного существования. Таким образом, воздействуя на пространство, он смог косвенно воздействовать и на время. Однако эта операция может быть оправдана лишь в случае конечности пространства и ограниченности нашей фантазии.

К сожалению, это не так, и данная операция является лишь паллиативом и серьезнейшим заблуждением. Культура, наше стремление познать прошлое, настоящее и будущее, причины и сущность вещей также являются плодом невроза, обусловленного «ограниченностью» нашего пребывания на земле. Действительно, в этой ситуации именно мы в нашем стремлении к познанию должны совершать движение к «вещам», тогда как в идеальной, неограниченной временной ситуации именно вещи обрели бы возможность к нам приближаться и более естественным образом предоставлять себя для познания. Старение — это внутренняя болезнь, которая по достижении примерно двадцати шести лет начинает разрушать, разъедать наше тело и разум. Мы полагаем, что уже свыклись с этим процессом, и он кажется нам неизбежным, между тем все действия человека всегда были и есть не что иное, как неосознаваемый ответ на этот драматический вопрос.

В прежние эпохи в отличие от нашей человек не располагал технологией и передовой наукой, а потому возможности противостоять старости были крайне ограниченными. Человек всегда говорил о вечной жизни как о неком недостижимом идеале; сегодня, естественно, по-прежнему рассуждают о вечной жизни — с той только разницей, что ныне мы имеем возможность ее реально достигнуть. И в самом деле, мы должны бы направить все наши силы и возможности (особенно научные и технологические) к достижению этой единственной цели. То, что в свое время было для человека лишь средствами (чтобы выйти победителем из вечной борьбы с природой), сегодня превратилось в цели. Мы утратили первоначальный страх, а также порождаемую им излишнюю импульсивность и превратились в безумцев, бегущих по скитающемуся в пространстве земному шару. Страх перед старостью и смертью всегда был объектом сублимации и темой поэзии, философии, религии, искусства, но никогда к этой проблеме не подходили с трезвой бесстрастностью.

Большая часть того, чем занят современный человек, никак не оправдана и обрела бы логический смысл лишь при условии достижения им подлинного бессмер пш, поскольку только в этом случае мы можем позволить себе ставить фантастические и иррациональные задачи, единственная цель которых — достижение радости и удовольствия (искусство, научные исследования и т. д.). Сегодня биология уже высказала догадки о способе воздействия на клетки, ответственные за старение человеческого тела, то есть за тот процесс, который неизбежно приводит к смерти.

К сожалению, крайне мало людей, сравнительно с общим числом живущих на земле, занято подобными исследованиями. Мы все должны были бы оставить любую другую деятельность, как, например, полеты в космос, художественные поиски, создание вооружений и т. д. (за исключением тех, которые обеспечивают основные жизненные потребности у и обратить все свои способности — а также и развивая в себе новые способности — на достижение лишь одной цели. И через двадцать лет при условии такого коллективного усилия мы смогли бы достичь ее: одержать победу над естественной смертью. Само собой разумеется, вслед за этим следовало бы приостановить деторождение до тех пор, пока не будут обнаружены иные планеты, пригодные для жизни, или другие возможности жизни на нашей Земле.

Все войны и вся злоба человеческая проистекают из подсознательного страха и предощущения смерти. Эволюция человека началась с преодоления превратностей окружающей среды и с создания соответствующих средств и орудий. Сколь ни странно, едва человеку удалось научиться противостоять наиболее серьезным угрозам и предохранять себя от наиболее сильных опасностей, он с течением времени начал все больше привыкать к перспективе старости и естественной смерти как к чему-то неизбежному, и невнимание к последней опасности и последней неразрешенной проблеме возрастало пропорционально появлению и росту иных интересов. Параллельно с изобретением человеком каждого очередного средства защиты возникает соответствующее средство уничтожения. Это двусмысленное равновесие существует и сегодня с тем лишь отличием, что ныне средства уничтожения способны полностью истребить любую форму жизни на Земле. А потому более, чем когда-либо, необходимо нацелить все имеющиеся у нас возможности на достижение идеала, принципиально отличного от нормальных, привычных человеческих побуждений и устремлений.

Деторождение (другие вещи порождаются для того, чтобы они в свою очередь дали жизнь последующим вещам) — это способ достигнуть вечности с той разницей, что в этом случае бессмертия достигает род человеческий в целом, а не отдельный человек. Осознание того, что мы являемся чьими-то потомками, детьми, должно привести нас к пониманию, что мы сами могли бы извлекать пользу из собственного опыта, сами могли бы извлекать ее и в будущем.

Давно уже я испытываю наибольший интерес именно к тем личностям, которые с особым вниманием относятся к этой проблеме и которые поняли всю непостижимую абсурдность положения человека на Земле и дали этому свое объяснение, а не к тем, кто жизнеутверждающе воспевает прелести жизни. Впрочем, людей никогда не надо было убеждать в прелестях жизни. Человечество извечно создавало идеалы и верило в них, так именно идеи и сообщают жизни смысл. Почти всегда такие идеи служили предлогом для объединения одних индивидов с другими и почти всегда против других людей или во имя других людей, даже если эти идеи и были надуманны. Человек всегда делал вид, что не он сам изобрел эти идеальные мотивы своего поведения, но что они были предопределены природой, а потому он, следовательно, не в состоянии их в полной мере контролировать. Эти фатальные идеалы, этот рок, в который человек всегда прикидывался верящим, никогда не объединяли его с ему подобными именно потому, что подсознательно он ощущал: эго — выдуманные идеалы, фантазии, из которых едва ли можно извлечь пользу столь же реальную и длительную, как он сам и его жизнь. Только высший идеал, не фаталистический (хотя и природоестественный) может объединить всех без исключения в усилии по его достижению. Достигнув бессмертия, человек смог бы, возможно, впервые с момента его появления на Земле, воистину и неоспоримо выделиться из ряда других живых существ.

Остановив время на определенном этапе жизни и прекратив процесс дальнейшего старения, человек вырвался бы из-под чар одного из величайших таинств бытия, и это стало бы первым шагом на пути к подлинному познанию жизни. Надеюсь, что однажды я возьму в руки бокал, и наполню его вином, и выпью, и выпущу курицу погулять, — и все это на самом деле буду делать действительно я.