Алексей Кострома

В основе моего метода работы, который можно было бы определить двумя словами: «минимальное вторжение», лежит главный принцип — «принцип содействия».

Суть его сводится к следующему: я рассматриваю художника в качестве медиатора-проводника между природой и социумом, где роль творца как самостоятельной личности сводится к минимуму. Его задачей становится коррекция устойчивых понятий и перевод «рельсов» самосознания зрителей в сторону самоанализа.

Информационно-подготовительной базой, позволяющей развить идею, является материал, полученный во время изучения и наблюдения различных природных процессов. На основе изучения этого материала, например, самоорганизации жизненного пространства пингвинов, либо исследовании траектории падения дождевых капель, выстраивается такая схема контакта между зрителем и художником, что зритель начинает чувствовать себя сопричастным к некоему скрытому процессу. Подсказанный, но не обозначенный явно подтекст идеи улавливается и домысливается каждым самостоятельно.

Тщательно спланированную акцию, провоцирующую на размышление, я называю «интроспективным действием», участник которого, не подозревая о том, что он становится основным действующим лицом, сам следует логике своего поведения в организованном художником пространстве.

 

***

 

Ольга Чернышева

В современных условиях метод не есть сводимый к правилам и советам, передавамый от художника к художнику опыт (т. н. школа).

Мы видим сейчас абсолютно неоформленной картину общественной жизни.

Сам процесс методологизирования, структурирования настоящего и составляет работу художника.

В чем и как выражают себя законы внутреннего социального механизма?

Возможна ли теперь актуальность конструктивизма с его четкой векторностью?

Что происходит с будущим?

«Будущее» заменилось на «Новое» и ушло жить в рекламу.

Если бы водружение символа на Спасскую башню Кремля проходило сейчас, мы бы имели, скорее, какой-нибудь красный светящийся шарфик на шее этой башни. Что-то «несущее теплоту и релаксацию».

Сама форма стала аморфной. (Достаточно взглянуть на мешковатые бабьи силуэта милиционеров — помятые жертвы Славы Зайцева.)

Где начало такого растекания?

Прекрасна невозможность сцены «адская злоба врагов, вырезающих на спине противника не красную звезду, а двуглавого орла». Но неподдающийся органический силуэт, его вялость, не рождает никакой духовной воли вообще. Воображаемая «сцена с орлом», скорее, напоминает картину «Заключенные трудятся над наколкой». Выводят такую расплывчатую куриную кляксу.

Архитектура тоже стесняется строгости форм, она хочет быть веселенькой и смешной, превращая жителей города в стоффаж из Диснейленда.

На горизонте — градостроительные идеи Питера Кука. Его здания «заливают» собой пустые пространства. Архитектурная природа тоже больше не терпит и не любит Пустоты, а вместе с ней и строгости и напоминаний о «высоком».

Современное поле обитания аморфно и взывает к направленному действию.

Маяковский, говоря с Родченко об уличной демострации, настаивает на необходимости запуска аэропланов, чтобы создать движение взглядов, направленное вверх. Так бесформенная масса превращается в энергичную структуру. Так создается образ мирной армии. По словам Степановой: «Смысл ее (демонстрации) в том, что сейчас говорят, а завтра возьмут винтовку».

Как создать прототип заряженного действия?

Как перестать колыхаться в унисон с настоящим, а значит, с наступающим прошлым?