Выпуск: №21 1998
Вступление
КомиксБез рубрики
Заговор искусстваЖан БодрийярИсследования
Буря равноденствийЕкатерина БобринскаяГлоссарий
Классика и авангардВалерий СавчукПубликации
Замок чистотыОктавио ПасРефлексии
Спокойный подсчет несуществующих предметовЮрий ЛейдерманКонцепции
Воля к отдыхуБорис ГройсБеседы
«Терминал» авангардаАкилле Бонито ОливаВысказывания
Другая политическая экономияАлександр БренерГлоссарий
Поставангард. НеобароккоДмитрий Голынко-ВольфсонКонцепции
Диалектика декаданса: современное искусство под гнетом историиДональд КаспитПерсоналии
Швиттерс, Раушенберг, Захаров-РоссОлег КиреевСитуации
РетроавангардМарина ГржиничПутешествия
Лондон. Октябрь 1997 годаАлександр АлексеевПутешествия
Что нового или Просроченные запискиОлеся ТуркинаПутешествия
Венские зарисовкиАлександр БренерПутешествия
Роль личности в истории... современного молдавского искусстваТатьяна МогилевскаяПутешествия
София. Актуальное искусство. 1998 годАнатолий ОсмоловскийКниги
Альбомы об авангардеСергей ДубинКниги
Журнал Пинакотека №3Ирина ГорловаВыставки
Москва художественная. Осень / Зима 1997Богдан МамоновВыставки
Выставки. ХЖ №21Константин БохоровИрина Горлова. Родилась в 1967 г. в Красноярске. Искусствовед, куратор ГЦСИ (Москва). Живет в Москве.
Журнал «Пинакотека» — воплощение авторского проекта Натальи Сиповской. Сначала был «Предмет искусства», который она делала вместе с Александром Балашовым. «Предмет» получился очень странным, с непостижимыми дизайнерскими «находками» в виде, например, совмещения на одном развороте разнокалиберных иллюстраций одного и того же объекта. Жизнь «Предмета» завершилась после первого номера Но идея осталась.
Точнее желание — «заявить ценность каждого непосредственного контакта с художественным произведением, будь то сам памятник или оставленный им след».
Так возникла «Пинакотека» — хранилище художественных ценностей, не предполагающее их систематизации и деления на первостепенные и маргинальные, где любой предмет при пристальном рассмотрении здесь может оказать лампой Аладдина. Любовь Сиповской к предмету искусства развивалась в течение долгого и упоенного занятия прикладным искусством, оттачивающего взгляд В последнее время, когда интерес к отдельному произведению угас, любовь к нему стала явлением редким и немодным. «Пинакотека» не побоялась поспорить с общепринятым и «приличным».
Заявка сделана: искусство — как самоценность, единичный объект, как сундук, из которого можно вытянуть множество неожиданных и интересных вещей.
Легко определиться в отношении к изданию, когда ты держишь его в руках и легкомысленно листаешь. Погружаясь в содержимое, вязнешь в обилии материалов, и мысли путаются. Журнал «Пинакотека» приятно держать в руках и рассматривать. Стройный дизайн Ирины Тархановой нашел, я думаю, множество поклонников. Внешность издания вызывает уважение и настраивает на серьезный лад
Знак журнала — «лабиринт» — предполагает длинный путь, блуждание по бесчисленным коридорам — в поисках выхода. Для достижения цели нужна путеводная нить или система ясных указателей, которая заложена в самой структуре журнала. Каждый номер делится на три основных блока: Камера-обскура, Blow Up, Калейдоскоп, представляющих три подхода к изучению искусства — историю, каталогизацию и критику.
КАМЕРА-ОБСКУРА предполагает взгляд в перспективе, стремление поставить рассматриваемое явление в исторический ряд, найти ему место.
BLOW UP приближает к нам предмет и делится соответственно на атрибуцию, интерпртацию и т. п., в зависимости от выбранного угла зрения.
КАЛЕЙДОСКОП представляет собой мозаику из обзоров выставок, аукционов, книг, продаж К основному блоку примыкают увлекательные хроники -путешествий и хищений.
Чтобы вовсе не запутать читателя, лабиринт каждого номера предлагает путешествие по определенной теме или эпохе. Начали с явления, покрытого пылью пренебрежения, которое с развитием коллекционирования стало приобретать более конкретные очертания, — с «Академизма». Затем, на волне увлечения Екатериной Второй, — обратились к ее времени, почти параллельно с выставкой в Третьяковской галерее. Если бы номер поспел к открытию экспозиции, он бы стал ее прекрасным дополнением.
Зато повезло выставке М. Врубеля, которая, если бы не «Пинакотека», осталась бы без каталога, ставшего бестселлером. Следующим счастливцем оказался В. Суриков — его юбилейная выставка без каталога (без комментариев к представленным лицам и ландшафтам) потеряла бы половину значения.
Третий номер журнала посвящен XX веку. Андрей Толстой, еще один подвижник «Пинакотеки», предложил рассмотреть уходящее столетие как «феномен истории искусства». Разговор состоялся и о пробелах в истории, уже, в общем, написанной, и о современном художественном процессе, который пока, в силу временной близости и иных причин, историей стать не может.
Логично, что XX век в «Пинакотеке» показан через явления в общем-то знакомые, но не очень замечаемые, проговоренные, но подзабытые, почти обходится без главных имен. Выбор материала свидетельствует об интересе к сюжетам, по признанию А Толстого, в некоторой степени маргинальным. Нить тянется согласно исторической перспективе от символизма — к авангарду, через соцреализм и «искусство в изгнании» — к современности. Однако символизм обходится лишь «Голубой розой», авангард — «Ослиным хвостом», современность — увлечением «диковинными» предметами.
История века на страницах журнала начинается с «Голубой розы». Цветок чудесный и «искусственный» не отцвел с окончанием единственной одноименной выставки. Анатолий Стригалев посвящает статью «...Там розы голубые» не только исследованию происхождения и символики названия выставки, но и дальнейшему бьггованию «голуборозовцев», рассматривая их живопись как «первое направление символизма, специально поставившего себе задачу создания «авангардного» искусства, ориентированного одновременно и на современность, и на «будущее». Выставки «Золотого руна», органа художников «Голубой розы», сформировали будущих лидеров и героев «левых выставок». Отсчет задан — от символизма (в его самом лирическом проявлении) мы движемся к авангарду.
Материал номера подобран таким образом, что за более масштабной статьей, рассматривающей явление, движение, течение, следует как бы дополняющая и развивающая отдельные положения. В работе Стригалева упоминается имя одного из участников «Пэлубой розы», Петра Бромирского. Статья Александры Шатских, следующая за ней, представлят собой практически первое исследование-эссе о творчестве этого мастера, любимого «ученика» М. Врубеля, скульптора, чьи работы из камня и металла сохранились в основном в иллюстрациях и эскизах Остались лишь произведения на хрупкой бумаге, выполненные прозрачной акварелью. Они изображают евангельские сцены, и тут затрагивается тема о роли религии в творениях русских художников, об извечном «мессианском начале». Слова, прозвучавшие у Шатских, подхвачены в названии статьи И. Левковой-Ламм: «На ослином хвосте к русской идее: от 'Третьего Рима к Третьему Интернационалу». Мы узнаем, что «Ослиный хвост» — не только название выставки, не просто «балаганный, эпатирующий образ», но символ самой России, «тянущейся издревле в хвосте Европы, но не желающей плясать под чужую дудку». А сам авангард представляется автору явлением, пропитанным «русской идеей» Владимира Соловьева об осуществлении на земле «социальной троицы» -»Церкви, Государства и Общества» (парафраз известного уваровско-го лозунга «Самодержавие. Православие. Народность»), адаптированной Казимиром Малевичем в рассуждениях о трех путях движения человечества к Абсолюту через «Искусство. Церковь. Фабрику».
Евгений Барабанов, напротив, упоминает об интернациональности русского искусства первой трети XX века. Дальнейшая его судьба настолько печальна и подчинена служению «великой» или «малой» правде, что ему отказано в обозримом будущем стать «гармонизированной историей искусства». Автор рассматривает нынешнее положение искусства и общества как «ситуацию после Истории», той Великой Истории, которая «включала в себя идеологическое повествование о том, каким было, есть и должно быть «настоящее искусство». На смену «великой» правде пришло множество «маленьких» правд и критериев подлинности, современности и качества
Нам не видать не только истории, но и музея современного искусства Свою версию невозможности такого музея выдвигает А Ковалев. Для его создания нужно прежде всего признать модернизм общественной ценностью. Статья посвящена не только ситуации в России, которая «объясняется национальной спецификой», но и проблемам музея современного искусства как институции, которая «приобретает все более трагические очертания» во всем мире.
Само современное искусство в основном блоке журнала представлено «искусством чудес», интересом художников к «диковинному» в статье Анджелы Лульи и анонимным рассказом о выставке «Сенсация» в Лондонской Королевской Академии искусств.
Спираль лабиринта приближает нас к центру, совершая более крутые виражи. Исследования авторов под линзой BLOW UP более конкретные и специальные. Мы узнаем, как атрибутировать произведения А Экстер, что такое Мавзолей в контекстах авангарда, соцреализма и что с ним делать сегодня, чем закончилась многовековая «охота» за «Страшным судом» К Мемлинга. Прочтем о коллекциях русского авангарда за рубежом и о печатной графике как предмете коллекционирования.
КАЛЕЙДОСКОП даст нам возможность «побывать» на самых интересных выставках и аукционах второй половины 97-го года, узнать о новых изданиях и проследить за рейтингами продаж, в том числе и произведений современного искусства А также прогуляться по Кельну вместе с Ольгой Козловой и бросить взгляд из Лондона на кражи из российских музеев.
Третий номер журнала «Пинакотека» показал нам пример той самой «множественности историй», о которых предупреждал Е. Барабанов. Показательно, что почти каждый текст заканчивается вопросом или постановкой проблемы. Не претендуя на то, чтобы стать собранием «истин», журнал предлагает материал для будущих исследований и напоминает о том, что история искусства — вещь субъективная и расстановка сил в ней во многом зависит от точки зрения автора, которую «следующие за ним» опровергают или пересматривают. Нам предстоит еще одна попытка «освежить восприятие, пробудить способности «видеть и различать» (Е. Барабанов).