Уже в тексте концепции выставки «Mesaje de la Tsara: Reflectii in «RE», подготовленной в октябре 1997 года кишиневским куратором Октавианом Эшану, присутствует некоторый экзотизм, наводящий на мысль о специфических условиях, в которых развивается молдавское современное искусство. Как само собой разумеющееся, в единое целое сведены значения понятий «сельская местность» для современного человека, возвращение к корням и Тристан Тцара. По-молдавски Tsara значит «деревня». Некоторые работы на выставке (не касаясь ее международной части) и вправду содержат предметы, связанные с сельским хозяйством, природой или традиционным промыслом. Но еще больше выставка показывает, насколько сильно различаются между собой те 8-10 художников, с которыми Кишиневский центр современного искусства работает постоянно. Перед нами предстает своего рода квазиевропейская ситуация, когда обычным делом является то, что человек, родившийся и проведший детство в деревне, приезжает в город учиться и затем находит там свое место, а место художника не является зарезервированным лишь для выходцев из интеллигентных или очень обеспеченных семей. В современном искусстве Молдавии доминируют авторы, не обязательно вышедшие из интеллектуальных кругов, хотя такие тоже есть, а чаще «разночинцы». Возможно, именно этот фактор явился одним из решающих для появления в современной Молдове круга оригинальных и интересных художников. В то же время проблема культурной изолированности по-прежнему существует для Молдовы. Большинство художников создает работы вне связи и полемики с традицией послевоенного европейского и американского искусства. Многие из них совсем недавно стали заниматься не только современным искусством, но искусством вообще. Их приход в современное искусство необязательно связан с тем, что они внезапно ощутили себя художниками, но скорее с тем, что это люди артистичные или склонные к инновациям в широком смысле слова. При общем консерватизме культурной ситуации в Молдавии у людей такого плана не так много возможностей.

В этом смысле поддержка современного искусства, в данном случае осуществляемая Центром Сороса, является поддержкой не только некоего профессионального круга, а сильных индивидуальностей, с различным социальным и культурным опытом, для которых инсталляция и перформанс являются формами нетрадиционного поведения. В этом смысле апелляция к дадаизму в концепции второй годовой выставки Кишиневского центра представляется очень понятной, как и более понятны дискуссии о природе постмодернизма, столь популярные в среде кишиневского современного искусства.

 

Октавиан Эшану. «Прагматик-романтик»

Он ездит по одноэтажному центру Кишинева на серебристом автомобиле, на дверце которого, наверное единственной в городе, выведены загадочные знаки: электронный адрес Центра современного искусства, созданного им в Кишиневе полтора года назад. «В конце 80-х годов мы бесконечно обсуждали с друзьями, что такое action и чем в точности различаются happening и performance, но информации об этом было крайне мало. Создание такого Центра сразу же открывало доступ к необходимой для творческого развития информации».

Сын учителя французского языка из сельской школы и преподавательницы химии и биологии, внешне напоминающий один из фаюмских портретов, Октавиан в словах и делах выступает в качестве человека с акцентированным национальным самосознанием, что, впрочем, не мешает ему быть ориентированным и на европейскую культуру. Его родной язык — румынский, свободно говорить по-русски он начал только в юности. Сегодня он озабочен тем, чтобы не навязать художникам некие общеевропейские схемы современного искусства. Октавиан посетил все страны, где есть Центры Сороса, представлял художников Центра на Медифестивале в Ливерпуле, был в прошлом году на Документе. В отношениях с художниками он чрезвычайно демократичен и одновременно крайне требователен. В Кишиневском центре современного искусства дверь часто открыта до 9 вечера: поговорить, посмотреть каталоги и журналы. Однако не сделанная вовремя кем-нибудь из художников инсталляция ввергает Эшану в черную меланхолию.

Эшану — фактически единственный куратор современного искусства в Молдове, если признавать в качестве необходимых атрибутов профессии отрефлектированность жеста и некоторую информированность о мировом художественном процессе.

По его собственному признанию, Октавиан — куратор по необходимости: «Я работаю куратором потому, что у нас их почти нет. Я вынужден заниматься идеей, концепцией проектов Центра. У меня есть идеи собственных работ, но я не могу себе позволить участвовать в соросовских выставках...» От художников он ожидает скромности, ответственности и труда. При этом в его планы входит сменить круг художников, с которыми Центр уже поработал, и найти новых. «Пусть художники, которым мы уже помогли и предоставили возможности контактов с окружающим миром, теперь сами занимаются собственным продвижением», — говорит Эшану. Сильной стороной работы Кишиневского центра является внимательное отношение к продвижению художников. Печатаются каталоги, ведется активная переписка с западными институциями и кураторами. С прошлого года Центр издает информационный бюллетень. Он выходит на румынском и английском языках под руководством Александра Шкиопу, кишиневского художника и искусствоведа. В бюллетене публикуются материалы о молдавском и зарубежном современном искусстве. Александр Шкиопу считает, что у Кишинева есть много шансов стать развитым культурным центром региона. «Современное искусство развивается здесь, невзирая на консервативное окружение и отсутствие традиций. В Одессе, например, всегда был более сильный интеллектуальный потенциал, но этот город выступал скорее как кузница кадров, которые все так или иначе были вынуждены эмигрировать. У Кишинева же никогда не было особых амбиций». Кишиневский критик Влад Булат, в настоящий момент работающий над диссертацией в Бухаресте, по фанту Центра Сороса готовит масштабную монографию, посвященную молдавскому искусству с послевоенного времени до современности.

Амбиции директора Кишиневского центра Сороса, может статься, выходят за рамки возможностей, предоставляемых ему молдавской культурной ситуацией. В современной Молдове сложно представить источник такого мобильного появления «новых» художников. Когда Центр в начале своей деятельности фактически заклеил сверху донизу стены местного Института искусств приглашениями к участию в летнем лагере современного искусства «КарбонАРТ» «на всем готовом», на это предложение фактически откликнулись те, кто и раньше был знаком с бывшим студентом того же института Октавианом Эшану.

 

Марк Верлан. «Сын Дождя» и маргинал

Когда кто-нибудь рассказывает про этого художника — персонажа, которого считают в Кишиневе либо психом, либо алкоголиком, — невольно ловишь себя на мысли о том, что тебя разыгрывают. В конечном счете нам легче сегодня поверить в реальность «Человека дождя», фигуру кинематографа, чем в искренность подобной мифологической фигуры современного художника, не имеющего ничего общего с имиджем. Тем не менее он именно один из тех, кто стоит у истоков альтернативных форм художественного выражения в Молдавии. Верлану 35 лет, у него ясные голубые глаза и привлекательное лицо мечтателя. Когда-то Верлан приходил в Художественное училище в шинели и лаптях. Сегодня он нередко прогуливается по улицам Кишинева с обнаженным торсом и босиком. Когда-то Верлан пытался работать на заводе, на стройке, иногда ему удавалось продать свои офорты. Свою первую кураторскую выставку «Исход» («Exodul») Октавиан Эшану сделал именно с ним в 1995 году. Марк должен был провести зрителей по Кишиневу, чтобы заставить их посмотреть вокруг по-новому. По радио объявили о точном месте встречи. Шествие должно было двигаться по определенному маршруту, разрешение на который было получено от властей в официальном письме. Но автор так разволновался перед началом акции, что сильно выпил, и далее события развивались почти спонтанно. Во всяком случае, маршрут был кардинально изменен. Конечным пунктом шествия был двор здания, на фасаде которого и располагалась выставка работ Марка Верлана. Когда все вошли во двор, грянул ливень, «как если бы Мариока — сын Дождя его заказал».

Марк Верлан находится в состоянии постоянного придумывания все новых и новых проектов, которые ему не всегда удается довести до конца: он больше заинтересован в процессе. На последней выставке он выставил гроб для межпланетных путешествий, в последний момент грубо выкрашенный в ядовитый зеленый цвет. Его стезя — это искусство «бедное», поделки, эскизы, почеркушки, серии варьирующихся мотивов. Верлан эгоцентричен настолько, что с трудом вписывается в нормы отношений между художником и куратором, заказчиком и автором. В общем, и с художественной средой его отношения сложно назвать адекватными, важнее его присутствие на художественной сцене Кишинева, чем работы, которые он экспонирует на кишиневских выставках.

 

Павел Браила. «Actor»

Один из самых колоритных и привлекательных представителей молдавской художественной сцены, Павел Браила -прирожденный артист. Небольшого роста, с серьезным выражением лица, он ежесекундно выдает перлы, мимикой и жестикуляцией напоминая записного юмориста на сцене. Один из постоянных сюжетов этих баек — рассказы о жизни и творчестве Мариоки — сына Дождя, кишиневского художника Марка Верлана, с которым Павел единственный способен поддерживать стабильные взаимоотношения. «И тогда Марик сказал...» Павел поддерживает миф о Верлане, выступая фактически в качестве его биографа. На фестивале перформанса в этом году в Румынии они произвели фурор, прогуливаясь — один, большой, в шинели на голое тело, другой — гораздо ниже, с ног до головы завернутый в бумагу (что являлось частью его перформанса).

Браила закончил Политехнический институт по специальности «технология машинных аппаратов пищевой промышленности», а затем Университет иностранных языков. Именно знание английского позволяет ему сегодня зарабатывать на жизнь: Браила работает переводчиком в фирме, связанной с таможенной деятельностью. После университета Браила попросил знакомого оператора научить его фотографировать, и вскоре стал зарабатывать на жизнь документальной съемкой. Получив предложение участвовать в проектах Центра современного искусства, Павел сразу согласился и занялся перформансами и видео. Паша предпочитает не распространяться дома о том, чем конкретно он занимается в Центре современного искусства. Чтобы поехать на фестиваль «Остранение-97» в Баухаузе в прошлом году, ему пришлось брать больничный и соблюдать тщательную конспирацию -он не может себе позволить потерять работу. В отличие от Эшану, Браила не испытывает никаких ярко выраженных национальных чувств, для него не имеет значения, говорить на русском или на молдавском. Павел не расположен к анализу собственных работ, он больше человек action. В его видеоперформансах объектом является он сам: покрываемый красочными слоями, долго и тщательно выбривающий собственные ноги, с треском прорывающийся через бумажные препятствия. Про свою работу с «RE» он говорит: что-то «техническое». У него нет готовой концепции, зато и его работы чрезвычайно просты и лаконичны и спокойно обходятся без комментариев. Последняя, сделанная для «RE», представляет собой темный тесный бокс с мониторами по периметру, на которых, подчиняясь неведомому ритму, внезапно появляется и исчезает ударная установка. Она напоминает о перформансах членов «Fluxus» с их юмором и игре на роли случайности в событии. «Радикальность» этой работы — в провокатив-ном характере по отношению к особенностям восприятия. Претендуя на интерактивное взаимодействие со зрителем и на принцип случайного развития событий, эта «машина» «обманывает» ожидания зрителя, которому кажется вначале, что именно он составляет центр и заставляет работать механизм.

 

Лилия Драгнева и Лучия Макари. «Реалистки»

Лучия Макари и Лилия Драгнева — студентки факультета дизайна одежды Кишиневского института искусств. Им с большим трудом удается совмещать активную выставочную деятельность, поездки в летний лагерь «КарбонАРТ», Румынию, Францию и Голландию с 12-часовым сиденьем на лекциях. Лилия — дочь директора Института истории Молдавии и медицинского работника, Лучия — дочь профессора экономики и филолога. Они обе получают повышенную стипендию — 60 молдавских лей, то есть около 15 долларов. Лучия также подрабатывает в Государственной аттестационной комиссии, заполняя документы. Это приносит ей около 200 лей в месяц. Лилия и Лучия хотят и дальше заниматься современным искусством. Пожалуй, именно они более, чем кто-либо, страдают от отсутствия информации и думают о самоусовершенствовании, исходя не только из своих способностей, но через учебу, поездки, общение с профессиональным кругом. Макари и Драгнева делают все работы в соавторстве: эмоциональность и вкус Лилии дополняются рационализмом и остроумием Лучии. Возможно, им лучше держаться вместе еще и потому, что отношение к женщине в Молдавии вполне южное и одновременно очень советское. Художники — в основном мужчины, да и в штате Центра современного искусства они преобладают. Лучии это тем более трудно, поскольку ее среда всегда была частью круга общения ее сестры-концертмейстера, в котором отношения между полами были гораздо демократичнее, чем в художественной среде. Близость к тому же кругу кишиневской новой музыки во многом повлияла и на творческое развитие Лучии Макари, дав ей представление о различных стилях современной музыки и о неклассических методологиях искусства. Именно этот опыт способствовал созданию видео-перформанса «Трансформация звука в изображение и изображения в звук», экспонировавшегося на последней выставке Кишиневского центра. Видеоряд работы представляет весь процесс: от создания партитуры (путем стрельбы по нотам из револьвера, печатания по ним на пишущей машинке, прошивания швейной иглой и набрызга вплоть до компостирования приспособлением для автобусных билетов) до маэстрийного исполнения того, что получилось, профессиональными музыкантами.

 

Юри Чеботаре. «Почвенник»

Юри Чеботаре похож на простодушного сельского парня, который при более близком общении оказывается мыслителем, пекущемся о судьбах человечества. Еще недавно он, выпускник Кишиневского художественного института, писал крепкую реалистическую живопись. В прошлом году он сделал свою первую видеоинсталляцию «Шльотина», участвовавшую на фестивале «Остранение-97», в которой поместил телевизор в позицию лезвия инструмента для казни: «Раньше в СССР был недостаток информации, а сейчас на нас обрушился ее навязчивый поток Мы страдаем от этого гораздо больше, чем кто-либо, поскольку не имеем защитных механизмов. Западный зритель вырос с этой информацией, а здесь человек привык к тому, что ему внушают».

Работа Юри Чеботаре, сделанная для «RE», не существует без зрителя. Дунув, он должен заставить петь флуеры (традиционные молдавские свистульки), включающиеся друг за другом по периметру комнаты. Наивная расстановка предметов сельского обихода почти не умаляет качества работы. Фактически это перформанс, в котором зрителю отведена главная роль. Юри Чеботаре через простоту и минимализм формы пришел к репрезентации некой пантеист-ской модели, которая в общем контексте выставки выступает в качестве поэтического ответа на вопрос о том, как может существовать человек в эпоху REstructure (один из предложенных куратором сюжетов выставки).