Кассельская «Документа» и «Скульптура. Проекты в Мюнстере» стали главными событиями художественной жизни Германии летом 1997 года. Оговорюсь сразу: каждая из этих выставок поражала высочайшей степенью враждебности по отношению к окружающему пространству земли, воды и неба, а также предельной надуманностью почти всего выстроенного или спроектированного на бумаге. Исключения были крайне редки и встречались главным образом в Мюнстере. «Документа» же представляла собой своеобразный манифест с огромной словесной программой. Ее вдохновительница Катрин Давид в противовес пяти своим предшественникам крайне литературизировала экспозицию, предлагая зрителям не столько смотреть и думать, сколько читать, читать и читать. В том числе и о том, как нужно выставлять искусство. Сто авторов огромной книги-каталога изрядно потрудились, растолковывая посетителям смысл творений художников, выступивших на последней в этом тысячелетии «Документе». Поддержка «интеллектуальных традиций Касселя» обошлась государству в 12 миллионов 300 тысяч марок.

Наиболее интересные проекты были представлены в залах музея Фридрицианума. Среди них серия огромных высокотехнических фотографий американца Джефа Уолла и замечательный документальный фильм Хелены Левит о жизни одной из улиц Восточного Гарлема, снятый в 1945 — 1946 годах. На фоне сухомозгих ребусов или восхитительно дебильных в своей «простоте» проектов этот фильм был своего рода оазисом гуманности, донося до нас колоритные подробности жизни Восточного Гарлема и аромат послевоенного времени.

Наиболее тоскливой была экспозиция на старом кассельс-ком вокзале, где устроители предложили считать объектом «Документы» даже заросшие травой ржавые пути. Созидание «объекта» ограничилось тем, что на путях была установлена соответствующая табличка с номером и текстом, к которой экскурсоводы и подводили любознательных зрителей, желавших с немецкой дотошностью «во всем дойти до самой сути».

Символ 10-й «Документы» — черная латинская буква «d», перечеркнутая большим красным «X», похоже, является крестом, поставленным на уставшем от самого себя сверхактуальнейшем искусстве современности. Наших в Касселе не было.

В Мюнстере наши были — Илья Кабаков и Светлана Копыстянская. Главный концептуалист России на сей раз обошелся без привычных и изрядно надоевших отсылов зрителя в экзотический совковый быт и политику. По проекту Кабакова соорудили нечто тонкое и прозрачное -почти незаметное на земле и почти невидимое в воздухе. Кабаков словно бы внял старому завету Фаворского: «Надо делать так, чтобы было не хуже пустого места». В небесах среди прутиков антенн хоть и с трудом, но можно было прочесть почти тургеневский стих в прозе: «Мой дорогой, ты лежишь в траве и смотришь вверх в синеву, где плывут облака. Это, вероятно, самое прекрасное, что ты видел в жизни». Такова радостная коммуникация вместо провокации, за что Илье наше зрительское «Данке шён!»

Нет причин отказывать в благодарности и Светлане Копыстянской за ее кропотливый труд по созданию «Онтологии, или Вещей, которые могли иметь место». Она сфотографировала детали изменений тех мест, где художники устанавливали свои произведения, и расклеила сильно увеличенные фотографии в городском пространстве. Концепт ясен: когда сам ничего эпохального не творишь, можно с увлечением фиксировать то, что творят другие. А других было вместе с Кабаковым 63 человека, что совсем не мало на 260 тысяч мюнстерского населения, из которых 60 тысяч составляют студенты. Спонсоры изыскали 6 миллионов марок, и в третий раз после 1977 и 1987 годов уютный зеленый город немецких католиков был осчастливлен крайне необходимым ему искусством вторжения. В залах городского музея, например, помимо подвижных и неподвижных объектов благоухали 108 килограммов лаванды, рассыпанной на полу в форме гигантского прямоугольника. Веселый кореец Нам Джун Пайк выстроил в парке на фоне дворцового ансамбля 32 старых американских автомобиля 1924 - 1959 годов выпуска. Сплошь закрашенные серебряной краской, они гипнотизировали зрителей, как инопланетяне, пришедшие слушать Моцарта в звуконепроницаемых шлемах. Даниель Бурен оформил средневековую улицу в центре города красно-бело-желтыми гирляндами треугольных флажков, создав праздничную атмосферу карнавала. И это, пожалуй, все, что можно упомянуть, дабы не погружаться в волны тоскливой фантазии остальных авторов, среди которых были и звездные имена (Базелиц, Киркеби, Хилида), ограничившиеся в лучшем случае проектированием на бумаге, не насилуя улицы, площади, озера и парки Мюнстера.

Наверняка последовательные и любознательные немцы снова подвергнут в 2007 году свой старый город скульптурному проектированию. Фаворского с его напоминанием о благости пустого места они знать не знают, а свято место, как известно, пусто не бывает.

 

Июль — август 1997 года
Мюнстер — Кассель — Москва