В мире есть порядок. Порядок, установленный обществом развитого капитализма и распространяемый им на все остальное пространство. СССР с сателлитами, выпавший на несколько десятилетий из этого круга, оказался лишь ересью капитализма, примерно как протестантизм — ересью католицизма. Трудно сказать, больше пользы или вреда принесло марксизму то, что СССР идентифицировался с ним. Да и сейчас КПРФ представляется в гораздо большей степени просто партией консервативного типа, опирающейся на предшествующий актуальным политическим катаклизмам опыт общественной жизни, сформировавшейся в течение всего послевоенного времени, чем партией, основывающей свою деятельность на идеях Маркса и Энгельса. Жизнь общества, как известно, — это отношения, в которые вовлечены те, кто обладают частной собственностью на средства производства, и те, кто не обладают частной собственностью на средства производства, но пользуются ими. Общественно-экономическая формация первого из миров, главенствующая вот уже век с лишним на нашей планете, несет в себе антагонистическое противоречие — противоречие между трудом и капиталом. Общественный характер производства и частнокапиталистическая форма присвоения обрекают на неразрешенность основные мировые проблемы — экономическое неравенство стран и народов, проблемы меньшинств, другие больнейшие вопросы экономического и социального порядка. Решение этих проблем усилием политик капитал истического общества постоя н но откладывается. Процесс глобализации новейших форм капитализма обслуживается радугой политик, превращая в тривиальность любую проблематику человеческого существования. Концепция «Конца Истории» Френсиса Фукуямы с ее идеей окончательно сформировавшейся общественно-экономической формации, которую он именует либерально-эгалитарным обществом и объявляет последней, ибо видит ее способной разрешать любые противоречия, возникающие на ее пути, и даже предрекает исчезновение в ней философии и искусства, из-за отсутствия в будущем какой-либо жизненно важной, нуждающейся в осмыслении проблематики, концепция эта — лишь одна из частиц эффективно действующих политик капитализма.

Кендзо Танге, выступая по случаю его избрания действительным членом Парижской Академии искусств, посвятил свое выступление рассмотрению роли архитектуры площадей в больших городах. В частности, предметом его доклада были размышления о силе, которая «создает людей, формирует поколения». Носителем этой мощи является не только архитектура зданий с определенным образным рядом и пластической структурой, но и само пространство, организованное этой архитектурой. Именно эту природу искусства постаралось подчинить себе советское государство сразу после своего возникновения. Декрет о монументальной пропаганде был одним из первых, подписанных Лениным.

Послевоенное время характеризуется динамикой изменений, при которой объем информации стал удваиваться каждые десять лет, что в свою очередь сопровождалось невиданным доселе масштабом производства знаков и образов. Это привело к постановке новых вопросов относительно образа и искусства, производящих значения. Производство знаков и значений превысило объемы материального производства и превратилось в обстоятельство, послужившее причиной переосмысления самого способа производства, анализ которого ранее был основан на рассмотрении лишь производства материальных ценностей. Именно знаки и значения являют собой материал, используемый в эпоху масс-медийного популизма, для обоснования определенного поведения в общественном сознании — сознании, способом регуляции которого и является политика. Как и мораль (которая так же тесно связана с искусством, что стало особенно очевидным по мере возникновения в художественной практике разграничивающего пространства между этическим и эстетическим). Политика, хотя и содержит моральные ценности, выражает в первую очередь отношения по поводу власти между людьми, институтами, организациями, представляющими классовые, национальные, религиозные, профессиональные, групповые интересы. Политике всегда присущи определенная стратегия и тактика, исходящие из ее собственной целесообразности, т. е. из преследования цели эффективного обеспечения соответствующих интересов. Таким образом, политика и мораль, представляя две разные формы воздействия на общественное сознание, тем не менее выполняют во многих сферах общественной жизни близкие функции. Однако, несмотря на то что политика, как и мораль, являются абсолютно самостоятельными факторами общественной жизни, в конечном счете и та и другая определяются способом производства. А способ производства сегодня один — капиталистический. Капитал, являясь подобием кислорода для всего сущего, создает абсолютно контролируемые пространства, наполняя их иллюзорным чувством неограниченных возможностей выбора, что одинаково справедливо как для парламентов и супермаркетов, так и для каналов MTV или академий художеств. Дело не в журналистской гласности, считающей деньги одних и безденежье других, или левацких призывах к справедливому перераспределению доходов — хотя при нынешнем глобальном характере экономики и культуры многие вопросы, если не все, могут найти свое разрешение, если доходы будут перераспределяться. Поднятие уровня сознания, образования, социальной организации и производительности труда работающего населения в странах третьего мира до уровня развитых капиталистических стран в результате быстрых чудо-программ всего лишь занимает американцев в Тунисе и немцев в Мали, создавая рабочие места для миссионеров. Деньги должны платить не «гетеинститутам»; деньги должны поступать в государственную казну в виде налога, уплачиваемого с прибыли производства или любого другого вида деловой активности иностранного капитала, развернутого в той или иной стране с мизерным размером национального дохода на душу населения. Дело в потерях в области гуманизма, который сводится капиталом ко все более расширяющемуся прейскуранту цен на еду и секс. Когда появляются граффити на железобетонных плоскостях городских построек или на вагонах метропоездов, существующий порядок со временем оказывается в состоянии вобрать в себя новообразование, создать образы успешных, одаренных индивидуальностей вроде Баскиа и Кита Херинга и превратить все в еще одну пуговицу на карнавальном костюме, заботливо моделируемом для общества.

В Германии в поездах S-бана, с раннего утра с немецкой точностью распределяющих людские ресурсы по рабочим местам, в поездах, где таблички внутри вагонов предупреждают пассажиров метро, что те, кто не покупают проездные билеты, ездят за их — пассажиров, платящих за свой проезд, — счет (и это в стране, благополучие которой поддерживается в огромной степени за счет других государств), — в этих поездах появились новые люди. Они, находясь в движущемся по своему обычному маршруту поезде, вылезают из окон, взбираются на крышу, влезают обратно. Все это происходит в общественном транспорте, в одном из тех мест, что регламентируются правилами, которые беспрекословно, без малейших колебаний принимаются всеми. Порядку понадобятся время и усилия, чтобы превратить это в подобие «Real Life Show» на MTV (где собирают красивую компанию из будущих топ-моделей и других обещающих молодых людей, чтобы поселить их на время вместе и снимать их каждодневную жизнь для мыльной оперы по MTV) или довести происходящее до степени вида спорта вроде скейтборда или сноуборда (что сегодня означает состояние, где смысл вещей формируется в долларах и центах). Хотя и не всегда этот универсальный механизм обезглавливания срабатывает успешно. Так, очередная попытка коммерциализации Дюшана, предпринятая на Венецианской биеннале 1993 года, в очередной раз оказалась неудачной.

Если в докапиталистических общественно-экономических формациях целые классы лишались права голоса — «мы никогда не узнаем, какой была музыка рабов»(Джимми Хендрикс), — то в современном обществе голос имеют все. Поэтому механизмы контроля превратились в важнейшие составляющие власти. Достаточно возникнуть малейшему подобию угрозы, как государственные службы безопасности без промедления включаются в работу по обеспечению защиты Порядка. Так, во время войны в Персидском заливе те американцы, что не скрывали своего негативного отношения к событиям, ощутили на себе нарочито не скрываемую слежку. Всегда подобную активность спецслужб фокусировали на себе независимые и неординарные личности: ЦРУ пасло Джимми Хендрикса, КГБ — Высоцкого. Искусство — это роман с реальностью, который политика всегда пытается заменить суррогатом. Отставной генерал КГБ Калугин в одном из своих интервью рассказал о том, что рок-клубы в нашей стране возникали с санкции КГБ и при негласно ею предоставляемой организационной и финансовой поддержке. Это делалось с тем, чтобы обеспечить себе контроль над быстро растущим в стране во времена перестройки рок-движением. По аналогичной схеме возникали и функционировали «рок-клубы» в области современного изобразительного искусства в конце 80 — начале 90-х.

Художник всегда стремился к власти. Говорят, на похоронах Боба Марли присутствовали как президент Ямайки, так и лидер оппозиции — две главные политические фигуры острова, которые безусловно проиграли бы на выборах, если бы певец выдвинул свою кандидатуру. К президентскому креслу людей приводит желание быть в политике, но желание власти с целью оказаться над ней и изменить ее природу — утопия. «Этот мир мог бы быть небесным раем для всех», — пел Фредди Меркьюри.

Искусство ныне — это конвенция. Конвенция с тщательно выверенной структурой, богатейшим словарем и неограниченными возможностями выбора, конвенция, которая и предлагается сегодня политикой в качестве и вместо современного искусства. Может быть, и надо громить эстетско-амбициозные инсталляции китайских художников (и не только китайских) на выставках в столичных залах Европы, как это делает Александр Бренер. Ведь все это плоды политики, и к искусству они отношения не имеют.

Сегодня эпоха наготы сил. Буферных зон более не существует, и открытых коллизий не избежать. В этом и состоит счастье нашего времени. Действующие в мире силы, будь то государственно-политические, религиозные или экономические, привели систему отношений — отношений общественных, межгосударственных, отношений человека с человеком — к рубежу, исключающему компромиссы, за которым нет места переговорам и разрешение наступает моментально. Существовать в этой ситуации можно по-разному. Просто не надо быть падким на чувство свободы в условиях тотального контроля.