Ирина Кулик

Мало кто называл недавно прекративший свое существование Петлюровский сквот его «официальным» именем — «Заповедник искусств на Петровском бульваре». Но если разрушение заповедника должно было, казалось, нарушить экологический баланс всей культурной ситуации, то уничтожение этого пространства, вроде бы не повлекло никакой цепной реакции, лишь сожаление о том, что погибло нечто, чье существование поддерживалось довольно искусственно и было заранее обреченным, хоть мы и не хотели себе в этом признаваться. Как если бы погиб в зоопарке последний экземпляр реликтового зверя, давно уже не существующего в природных условиях.

Образцово-показательный и единственный сквот, который никто не захватывал и в котором никто почти не жил, казался не столько аналогом национального парка, сохраняющего нетронутой дикую природу, сколько странной смесью Диснейленда, резервации и зоопарка, населенного то ли ископаемыми чудовищами, то ли их радиоуправляемыми механическими имитациями, то ли представителями вымирающего времени, то ли материализованными персонажами мультфильмов.

Подобно вольерам, террариумам и аквариумам зоопарка, бары, бутик и подземелья Петлюровского подворья сочетали декоративность с функциональностью, в равной степени пытаясь создать для живущих в нем существ как оптимальные условия, требуемую влажность и температуру, так и выигрышное обрамление, отвечающее представлениям зевак, желающих видеть диковинных рыб, выплывающими из коралловых гротов, змей — свернувшимися на причудливо изогнутых ветвях, а горного козла — застывшим на вершине живописного утеса. Несколько непонятным оставалось — подгоняется ли пространство под своих обитателей или же они фабрикуются и заводятся для его украшения и оживления, подобно красным рыбкам и лебедям, закупающимся для искусственного пруда какой-нибудь баснословной виллы. Возможно, этот симбиоз среды и обитателей подтверждал теории древних, согласно которым мухи или личинки сами зарождались из грязи под действием тепла и влаги, возможно, это место заполнялось своего рода хамелеонами, приспосабливающимися к couleurlocal, стоило им просочиться сквозь мало заметную дверь в железном заборе.

Пространство, открывавшееся за ним вместо ожидаемой в таких случаях стройплощадки или пустыря (ожидания, печально подтвердившиеся 5 мая), было, возможно, последним средоточием духа поздних восьмидесятых, теперь, после падения этого бастиона уже окончательно прекративших свое призрачное существование, еще теплившееся на разных задворках, еще повисающее клочками по закоулочкам. Это время, с его стихийным синкретизмом всего андеграунда, будь то рок-музыка, современное искусство или альтернативная мода, с его на короткий период актуализировавшимся в данном контексте театром, с идеями стильности и стилизации, «индивидуальной» и коллективно-бессознательной режиссуры нашло последний оплот в некогда порожденном Юханановской Свободной академией пространстве. Приметой того времени была фигура зрителя — фланера и денди, культивирующего искусство образа жизни и искусство как образ жизни, проводящего время, слоняясь между Музеем кино, Тишинкой и Петлюрой. Акт восприятия современного искусства еще был искусством сам по себе, и если настоящая ситуация предлагает «Художника вместо произведения то время могло предложить формулу «Зритель вместо произведения». Именно для этого незаметно и окончательно изъятого из современного арт-процесса персонажа и существовал заповедник Петлюры. Условия тут были самые тепличные, и уже не нужно было идти в холод и рань на барахолку и тащиться на какие-то отдаленные окраины в поисках искусства — достаточно было одеться в местном бутике с уже отобранными и переделанными вещами и попивать в баре ром из медицинской банки, слушая знакомую и любимую музыку.

«Сделай из себя человека» — так назывался объект Аристарха Чернышова, одного из обитателей мастерских на Петровском — хирургические инструменты, поблескивающие в выложенном черным бархатом кофре. Фабрикование из себя зрителя-персонажа было одной из главных местны стратегий, и умилительные и осчастливленные сквотерами пани Броня и Абрамыч представали здесь то ли в качестве персонажей реди-мейдов, то ли в качестве главного достижения местных художественно-вивисекторских усилий.

И если профессиональная, утилитарно-целенаправленная персонажность современного художника подобна съемной маске и доспехам Бэтмэна, то представителей той вымирающей фауны можно было бы уподобить его антагонистам вроде Джокера или Человека-Пингвина. К сожалению, эти создания всегда обречены.

***

Мария Каткова

Они приезжали на скрипучих бричках и приходили пешком, в старых штанах и горячке авантюрных планов — толстые господа и молодые люди с наглым взором — покорители вершин человеческой глупости, основатели клондайков на безнадежных территориях столичных городов. Мы не берем на себя ответственность утверждать, что знаем, каким видом транспорта прибыл в пределы первопрестольной еще один претендент на ее многочисленные троны. Петлюра — он же (да простят мне эту криминальную идиому) Саша Ляшенко — будущий командир Петровского подворья, 28 сентября 1989 года справил первый «праздник территории9, ставший наряду с 5 мая — Всемирным Днем рождения пани Брони — ежегодно-ритуальным событием маленького государства на Петровском бульваре, 9-12, что шикарно располагалось на незначительном удалении от (тоже бывших) владений «великого Авдея» в Трехпрудном переулке. Захват территорий, воодушевляемый зовом исторических пращуров (по Соловьеву, «Россия — страна непрерывных колонизации») был и остается занятием решительных людей. Петровское подворье, легендарно ассоциируемое с визитом первого императора, городская усадьба, позднее превращенная в склады ресторана «Эрмитаж» — полисемантичное пространство, идеально провоцирующее создание сквота. Однако завидный иммунитет его обитателей, долгое время сопротивлявшихся выселенческим намерениям властей был подорван вездесущим денежным знаком. Обращаясь к древнему жанру эпитафии и пытаясь соблюсти полагающиеся ему условности, замечу, что надгробные высказывания в последнее время приобрели особую популярность, удовлетворяя возросший спрос на «последние слова». «Какой артист умирает!» — молвил, по свидетельству очевидцев, император Нерон, испуская последний царственный вздох и, следует заметить, что непрерывная театрализация стиля жизни, week-endoв по-петлюровски, достойна подобной фразы. Прежде «исследователь шизоидных люфтов» (самоопределение) и в недавнее время дирижер праздников, влиятельный магнат комплекса экстравагантных помещений (бар «Ням-бур», кинотеатр «Семечки», галерея «М Ж»), Петлюра являет собой редкостный феномен постсоветской действительности: его интуитивная психология, обретенная в изощрениях жизненного опыта, утвердила свои постулаты на одном из самых тотальных законов фрейдизма — «принципе удовольствия», поиск которого должен был увенчаться закономерным успехом на «свободных территориях Интернационал-Белки». Следуя остроумному механизму фистулированной собаки Павлова, скучающие эстеты, рокеры, подруги художников и любители экзотики из числа иностранцев, составляли изрядный контингент петлюровской клиентуры. Политика эстетизированного кича в сочетании с разлагающей романтикой руин отнюдь не возмущали обладателей высокохудожественного вкуса, ибо первое и второе, как два сиамских близнеца, были физиологически не разделимы и, следовательно, гармоничны в условиях таборного быта. Семья самого Петлюры, странный альянс пани Брони и Абрамыч а, гротескная нежность которых подавалась с важностью мизансцены, устроились в Москве с трогательной небрежностью номадов, основав хозяйство, заведя собак, зарабатывая на жизнь и развлечения. Психолог и властитель, по привычке последних, часто употреблявший афоризмы, Петлюра, при кажущемся хаосе своего существования, создал строгую систему коллективной жизни с субботниками, комендантом и прочими признаками общежития, некоторый ретроспективный обзор которой мы могли бы соотнести с чертами средневекового монархического уклада, — как все деспоты он был сентиментален, временами вспыльчив и добр, держал шутов, собак, иностранную жену, собирал чердачную коллекцию произведений современного искусства, развлекался театром моды, о котором следует сказать особо. Канувший в недавнее прошлое Тишинский рынок, богатый прииск курьезного хлама, количество и качество которого не переставали удивлять «элитарных9 посетителей оригинальными находками, стал объектом постоянных исследований Петлюры и его помощников, задолго до всеобщего увлечения ретро-стилем, регулярно визитировавших это место. Здесь следует отдать должное их завидному упорству и... вездесущему духу музее-фикации, обильно эманирующему на просторы постмодернистского сознания. Тотальный архив Петровского подворья, его экспоненты, клиенты и обитатели, возможно, найдут достойное себя пристанище, ибо нет ничего печальнее короля без королевства, а свиты без монарха, но «красивое», яркое, блестящее, полезное и бес, девушки из журналов и банки из аптеки, мухомор и «башня Татлина», как отражение шикарной жизни в весенней луже, исчезло в майские дни 1994 года, разделив участь Фурманного, Трехпрудного etc.