Определим искусство как способ коммуникации, адресованный прежде всего нашим эмоциональным реакциям, впечатлению, а не аналитическим способностям. Потому оно и действует черев образ, а не через факт. В нашем сознании художественные впечатления играют роль мяса на скелете точных данных, они образуют пластичное и изменчивое тело картины мира, внутри которого скрыт жесткий, маловариативный скелет. Это позволяет нам деавтоматизировать и совершенно по-новому ощутить базовые данные пашен ориентации в повседневности.

Определим теперь новый мировой порядок как экспансивную глобализацию, т. е. как веер проекций экономического неолиберализма во все сферы жизни, от гастрономии до астрономии. Такое вторжение грубых рыночных принципов во всю без исключения повседневность дает повсеместное и позорное упрощение отношений как внутри всех сообществ, так и между человеком и природой и, в конечном счете, означает нарастающую энтропию возможностей, потерю энергии и отказ от всяких утопических амбиций внутри человеческого вида. Искусству этот процесс отводит роль выгодного для торговли дизайна или безопасного хобби, т. е. периферийной части индустрии отдыха и не более того. Таким образом, черты конфликта между искусством и глобализацией очевидны.

Конечно, искусство может быть результативной практикой сопротивления глобализации, но только при условии, если под глобализацией мы будем понимать исключительно новый мировой порядок внутри самого искусства, рынка образов, и не шире. В этом минималистическом смысле художник или сообщество художников вполне успешно совершают жесты протеста, сопротивления и временного «присвоения» арт-рыночной территории: «доллар Бренера» на холсте Малевича, «нонспектакулярность» нынешнего Осмоловского, «телевизионный» проект Гутова, Стюарт Хоум, арт-забастовка, неоизм, а до этого — ситуационизм, леттризм, дадаизм. В рамках искусства сопротивление чаще приобретает характер изоляционизма, создания на сто территории системы «линз альтернативы», самодостаточных субкультур, «временных» либо «устойчивых» автономных зон, в терминологии Хаким Бея, популярного теоретика арт-джихада.

Однако если под новым глобалистским порядком понимать весь процесс географической и культурной экспансии капитала целиком, искусство окажется беспомощно и обречено на упрощение и коммерциализацию даже в своих автономистских формах. В такой оптике арт-проекты и сообщества может служить моделью, ресурсом, но никак не самостоятельной практикой, и поэтому возникает вопрос их актуального включения в более общий контекст сопротивления глобализму. Тот же Бренер активно сотрудничает сейчас в рамках питерского Негативного университета с политическими анархистами и либертарными марксистами, Дмитрий Пименов — с «маоистским интернационалом». Кроме тог о, вспомним совместную деятельность Тимура Новикова и Сергея Курехина с лимоновскими национал-большевиками конца 90-х, стремившимися тогда соединить в себе сразу все варианты радикального отрицания нового порядка. Ситуационисты задали весь будущий имидж «новым левым» так же, как сегодня имидж «антиглобализма» складывается под непосредственным влиянием арт-групп «Какофоническое сообщество» и «Саботаж коммуникейшн». Дадаисты (Джон Хартфилд) придумали фотомонтаж специально для пропаганды немецких большевиков. Об общих проектах Бретона и Троцкого читателям «ХЖ», уверен, напоминать не надо. Известный рекламист, дизайнер и писатель Фредерик Без бедер в этом году стал официальным стилистом французских «красных» и г. п. Смехотворно сужая возможности «нейтралитета», глобализм снова ставит перед художником принципиальный вопрос: кому принадлежать? Господствующим отношениям, т. е. нынешней корпоративной элите, либо иным возможным отношениям, т. с. контрэлите в одном из ее вариантов?

И можно ли «не принадлежать никому»? Априорная несамостоятельность художника связана с природой его деятельности. Деавтоматизация привычного, отстраняющий реальность художественный жест еще не есть акт преодоления отчуждения, господствующего в глобальном рыночном мире. Функция отстранения скромнее, художественное всего лишь демонстрирует отчуждение, делает его наглядным, но не более. Поэтому искусство может быть социальной диагностикой, по не может быть социальной терапией. Отсюда в утопиях, стремящихся преодолеть отчуждение, от Платона до сюрреалистов и ЛЕФа, — этот навязчивый мотив ликвидации искусства как специальной области. Там, где нет отчуждения и пагубной, автоматизации психики, нет и работы у художника. Художниками становятся все, что и обещает нам движение «За Анонимное и Бесплатное Искусство» (ЗАиБИ).

Алексей Цветков

* * *

Отвечая па вопрос, стоит прояснить его терминологический ряд. Слово-маркер «противостояние» (но лучше сказать — «сопротивление», resistance) имеет давнюю историю, еще с немецкой оккупации Франции во время второй мировой войны. В широком значении оно вошло в интеллектуально-политический жаргон после неудач массовых проектов революционизирования западных обществ в 60-е годы. Начиная с этого момента речь идет о Сингулярном сопротивлении Системе, Власти и, наконец, Новому Порядку позднекапиталистической глобализации. Субъектом здесь выступают отдельные критические индивиды или микросообщества.

Смысл этой позиции скорее компромиссный и даже меланхолический. Для левого интеллектуала в ней заключена своего рода «работа траура» по отношению к ушедшим в прошлое грандиозным революциям. Предполагается, что радикальный подрыв господствующих кодов общества потребления в данный момент скорее невозможен. Им можно лишь сопротивляться (обнаруживать, опротестовывать, дезавуировать) рефлексивными усилиями, делая их публичным достоянием в виде текстов, а также политических, общественных или художественных акций.

Безусловно, сейчас эта позиция — то, что обычно называют cultural left, — становится все менее адекватной. (Состояние интеллектуальной среды, в которую она имплицирована, можно охарактеризовать как реактивное и аутичное. Герметизация художественного комьюнити вряд ли позволит продуцировать общественно значимые критические и тем более революционизирующие жесты. Современное искусство как часть интеллектуальных практик должно искать активного контакта со своим внешним, с Историей. Иначе новые протестные движения вполне могут обойтись без него.

Недавно во многих странах мира прошли демонстрации в поддержку африканских рабочих компании Coca-Cola. Эта транснациональная компания, Несмотря на принятые обязательства, отказывается выделять дотации для своих сотрудников, которые больны СПИДом или ВИЧ-инфицированы. Демонстранты вышли на улицы с двухлитровыми бутылками из-под кока-колы, наполненными алой жидкостью, «кровью» рабочих Африки. Активистам не потребовалась помощь со стороны художников, чтобы придумать этот грубый, но эффектный «перформанс». Наоборот, та же игра Уорхола с логотипом кока-колы — его стратегия сопротивления — на этом фоне уже кажется несколько анемичной. В практике демонстрантов - никакого травматического повторения логотипа. Его навязчивая потребительская семиотика просто разрушается отсылкой к конкретной истории.

Алексей Пензин

* * *

В 1980-е гг. в Свердловске одну мою знакомую семью изгоняли из Союза кинематографистов. Они задружились с американскими атташе и как-то заночевали у них, а когда наутро выпал снег, те подарили им по норковой шубе. Партком упрекал: что ж вы продались америкосам? А ячейка нашего общества отвечала: «Как вы не понимаете, мы ж подорвали материальную базу капитализма!..» Но изворотливость не спасла их от исключения из СК.

 Они, понятно, не особо обиделись. В те далекие времена даже школьник уже понимал, что государство у нас «тоталитарное», аппарат его «репрессивный», а посему какой спрос? Все были против коммунистов (и за капиталистов). Сейчас ситуация сложнее. С кем вы, мастера культуры? За «толерантность», за «вертикаль власти» или за «мировой порядок»?..

 Пару месяцев назад я был в родном университете на конгрессе, как оказалось, посвященном «толерантности». Все доклады начинались с этого самого слова (толерантность альбигойских ассоциаций в таком-то романе или в производных пеноуглерода), так же, как во время оно: «Решения такого-то Пленума ЦК КПСС в свершениях ремонтно-строительной бригады СМУ-8». Я, оказалось, не только участвую в выставке, но тоже докладываю на тему «Новые медиа как способ построения идентичности современного художника и расширения пределов попятно чего», что меня не смутило. И я рассказал, что в принципе не против толерантности, пока она не превращается в фетиш, которым «нетолерантных» лупят.

 С «мировым порядком» сложнее. Я толком не знаю, чего это такое? По мне «мировой порядок» — метафора, подобная «космическому разуму». Версий у меня целых три: американский глобализм, наше государство во главе с Путиным, ну и вообще любой «общепринятый порядок вещей». Хотя верней всего — первое. Только что такое этот «глобализм» — хрен его знает! Помимо текста в «ХЖ», мне надо участвовать в конференции «Редефайнд идентичности: современное искусство в век глобализма» (других названий сейчас не существует), где тоже необходимо недвусмысленно заявить о своей позиции в данном вопросе. Так что от ответа не отвертеться. Ты ж контактируешь, говорят, с западными институциями, продаешь форинам образ России-матушки, каким те его хотят видеть, и должен делать это с полным осознанием своей миссии.

 Звоню за политинформацией приятелю, специалисту во многих, как и я сам, областях:

—«Мировой порядок», он же «новый мировой порядок», что. в свою очередь другое название «политического и экономического доминирования США», — рапортуют мне. — Есть 6 разновидностей противников и сторонников «глобализации» и еще 9 их вариаций. Собственно, «глобалисты» — название условное, как и «мировой терроризм». И контркультурное противостояние глобализму — такая же инициатива сверху, только финансируемая из другого кармана. Собрали разных ультралевых и анархистов и назвали «антиглобалистами», чтобы Европейский союз имел возможность противодействовать захвату США всех сырьевых ресурсов и рынков - дескать, наше общественное мнение против, а потому мы вынуждены не во всем с вами согласиться. Я думаю, еще при нашей жизни противостояние ЕС и США развернется!..

—А нам за кого выгодней быть, за тех или за этих?..

Он горько сетует:

—Россия — в положении проигравшей войну державы без союзников и друзей. Особых перспектив, чтобы кто- то нас стал кормить, нету. Соседке-Европе мы важны были в качестве стабильной системы, чтобы миллион беженцев-туберкулезников не побежал через границу в Брюссель. Но захват заложников, когда мы в обмен на поддержку США одобрили резолюцию по Ираку, нас с Европой поссорил. В глазах Европы мы — неуправляемая деспотия и американский прихвостень. Потому каждое поливание России грязью — это удар по США. США же мы нужны лишь как функциональный элемент в наметившемся разногласии с Европой... Поэтому надо отбросить амбиции и стать лидером третьего мира в противостоянии ожиревшим буржуям.

 Жалко, думаю, я ж только начал по европам разъезжать. Едва у них проснулась надежда, что сосед — не абсолютно невменяемая страна, с которой надо совместные выставки проводить, а у меня — интерес к взаимососедскому хождению в гости, — и на тебе!

Следующим шагом моего политического становления стало вот что. Я вспомнил, что в данный момент мы с Мизиным снимаем сериал, герои которого расправляются со всякими «-истами»: в 1-й серии — с абстракционистами (наймитами ЦРУ), но 2-й — с чеченскими террористами, в 3-й — с клонированием, в 4-й — с феминистками и виртуальным сексом, в 5-й — с поп-звездами и всякими знаменитостями. А в 6-й сами становятся таковыми, и их (нас т. е.) в назидание прибивает к земле метеоритом. Антиглобалисткий, получается, проект. Только с феминистками неувязка, ну и соответствующего финансирования недостает!

 —Крупнейший распространитель денег в антиглобалистком движении, — наставляют меня в другом месте сведущие товарищи, — АТТАС (Гражданское действие в поддержку налога на глобализацию). На культурные проекты в России от антиглобалистов пока никто ничего не получал — некому давать было. Антиглобалисты тут стихийные, самопровозглашенные («идейные» т. е., ради собственного удовольствия). Так что вашему брату художнику надо разбирать. Просто лаять и кутаться сейчас маловато!.. И там, и сям взыскуют образ диких борцов с деспотией, но под разными знамёнами. В американские фонды надо соваться с темой необходимости либерально-консервативных ценностей. В европейские — с ценностями леволиберальными (их лозунг «Мир — не товар», твоя «толерантность» у них — основной фетиш). Грубо говоря, для американских фондов чеченские террористы — террористы, а для европейских — жертвы режима!..

Понятно, что выгодней занимать ту или иную узкую нишу — глобалист, антиглобалист, феминист, гомосексуалист, ну и т. п. Но у меня как-то к этому душа не лежит. Я беспринципно завтракаю с одними, обедаю с другими, полдничаю с третьими, а ужинаю с четвертыми. Самоизоляция — путь к деградации. Мне ближе диалог с любыми фетишами и жупелами. Сопротивление (как способ заработать дивиденды) — прием известный, а потому устаревший. Хочется большего, что ли, простодушия. Подмять себя той или иной идеологии я не позволяю, не брезгуя, при случае, подорвать материальную базу и тех, и этих...

Александр Шабуров

* * *

Слова «искусство» и «мировой порядок» в этом вопросе вряд ли подлежат уточнению. Но па всякий случай (для себя): «искусство» — это современное искусство, а «мировой порядок» — это система, управляемая идеями глобализма, консьюмеризма. «омассовления» культуры и культурного же «сопротивления».

Впрочем, романтика сопротивления — пройденный этап, «противостояние», хотя бы вербально, предполагает возможность разных ответов. Вот два из них.

1. Все еще остаются художники, создающие собственные конфигурации мира. Сам факт создания (он же акт креативности) является фигурой противостояния. Но масштаб этого противостояния невелик. Его интенсивность уменьшается по мере удаления от самой фигуры художника, а редкие масс-медийные «усилители» искажают «сигнал».

2. Все еще остаются художники, намеревающиеся изменить мир. Их критические жесты прочищают мозги, расширяют территории, побуждают к действию. Очень редко они вспоминают, что после того, как территория расчищена (а лучше до того), ей должно быть придано новое, иное содержание (созданный мир).

Искусству, жаждущему изменении, трудно идентифицировать себя в мире артифицированной политики и экономики, снабженной гуманитарными технологиями. Искусство давно уже само «склеивает» мировой порядок, его проблемой как «общего дела» оказывается найти «площадку противостояния». И тогда ключевым еловом оказывается «искусством»: это продукт деятельности художника (звучало выше), или системы институтов, или субстанция, порождающая идеологию, то есть равная или доминирующая относительно «политики».

Приходится вернуться и к мировому порядку. Для художника никакого мирового порядка нет. Для культурного института — вряд ли. Для искусства, как системы, включающей всех и все, чувствующей и отвечающей на основании немасштабных конвенций, апелляция к глобальному есть способ выживания.

В конечном счете, простой количественный ответ на поставленный вопрос: в малой мере.

Георгий Никич

* * *

Способно ли искусство противостоять мировому порядку? Нет, если оно само является мировым порядком, и да, обязано, если оно таковым еще не стало. В противном случае оно перестает быть искусством по определению. Нужно сказать, что объем понятия «искусство» соразмерен объему «мирового порядка». Если исходить из этой предпосылки, то здесь выстраивается довольно простая система взаимоотношений, не иерархического плана, а конкурентного или комплиментарного. Думаю, что в понятии искусства, в отличие от естественности, нет некоторой комплиментарной органики, а есть некоторое намеренное и сознательное противостояние. В данном случае — противостояние. всем реалиям, которые являются проявлением мирового порядка как уже существующего. Все что есть, естественное и разумное, — есть следствие мирового порядка в его конкретной региональной реализации. Искусство - есть зона критического, т. е. сознательного отношения. Сознательно относиться к чему-либо, можно только этому чему-либо противостоя, т. е. его от себя отделяя, отстраняя. Если, конечно, не понимать противостояние узко, как взаимную агрессию, но понимать противостояние, как пребывание отдельно п нахождение своего особого места в системе.

Поэтому мой ответ на вопрос — да и нет, как посмотреть. То есть да, может, если искусство еще не стало мировым порядком, и нет, не может, если оно уже является таковым. Во всех случаях, логически следующих из допущения первого порядка, оно обязано. А может ли – это уже совсем другой вопрос, относящийся к психологии феномена, о котором вы спрашиваете, но и к его понятийно-концептуальным способностям.

Сергей Зуев