Актуальность выбранной темы номера проверяется просто — количеством поступивших рукописей. Так, тема «Цена и ценности» вызвала столь живой интерес, что поставила редакцию «ХЖ» перед необходимостью собрать поступившие тексты под двумя обложками.

Интерес к этой теме не удивителен. Уже более десятилетия как в современном мире торжествуют неолиберальные ценности, приобщение к которым Россия пережила с особой остротой и драматизмом. Ныне же возникла необходимость подвести итоги этого опыта, критически оценив и сами эти ценности, и то, как они были восприняты в нашей стране. Схематизируя и несколько вульгаризируя смысл неолиберальной программы, можно сказать: «Никаких общезначимых идей, общеобязательных политических проектов более не существует. Внутреннее единство нашего мира — функцию, ранее выполнявшуюся религией, обеспечивают деньги» (Б. Гройс. «Язык денег»). Говоря иначе, цены — это есть ценности. Восприняв эти установки как данность, дилеры стали отождествлять свою работу с акционерными обществами, используя «системы», близкие злополучной «системе Мавроди», в свою очередь «галереи и музеи стали превращаться в успешные фирмы, производящие и продающие товар с артикулом «имидж вечности», а художники делать проекты, «пародийно-реалистически воспроизводящие ту или иную профессиональную деятельность» — менеджерскую, предпринимательскую, или компании - акционерные общества, авиакомпании, средства массовой информации и п. т. (Л. Бредихина. «Об уставном капитале и прочих ценностях»). В этой перспективе идея ниспровержения мирового порядка кажется безнадежной. Опыт «политических и эстетических революций» приводит, как выясняется, лишь к «возникновению новых рынков», как, например, единственным последствием «событий 1968 года было то, что они... открыли много новых рынков — для рок-музыки, для экологичных продуктов питания и еще много для чего» (Б. Гройс. «Язык денег»).

Впрочем, существует и иная перспектива на современный мир. Многие ставят сегодня вопрос: «Может ли искусство содействовать возрождению этики? Может ли оно сегодня противостоять несправедливости?» (Ж. Фишер. «К метафизике дерьма»). Кто-то в поисках методов противостояния мировому порядку указывает на фигуру трикстера, пересмешника, провокатора, внедряющегося в систему и наносящего ей удары изнутри (Ж. Фишер. «К метафизике дерьма»). Другие же вслед за радикальными теоретиками Антонио Негри и Майклом Хардтом связывают перспективу с т. н. «множественностью», т. е. с «союзом множества самых различных позиций, воплощенных в практике различных групп, деятельность которых построена на критике современного мира и выступающих за идеалы «радикальной демократии» и «глобализации снизу» (Д. Виленский. «Искусство и демократические ценности»). В результате в России актуальным оказывается «опыт диссидентского движения как важный пример создания своей сети социального инакомыслия и демократизации общества «снизу» (Д. Виленский. «Искусство и демократические ценности»). А потому если в начале 90-х модной была стратегия художника-менеджера, то сегодня художники следуют представлению, что «искусство способно породить независимое общественное самосознание», а потому они не встраиваются в господствующую систему отношений, а пытаются ее изменить (А. Зикманн в интервью «Общественная сфера и художественная интервенция»). Сегодня мы уже не слышим от художников рассказов о стратегии успеха, а слышим призывы к совести. «Именно совесть должен противопоставить художник бессовестности плутократии, старомодную мораль — аморальному и циничному прагматизму, милосердие и доброту — бесчеловечности социальной машины, серьезность и целомудренность - разврату и бесстыдству хохочущей хари массовой культуры и, наконец, веру — безверию. Нам снова надо стать сентиментальными романтиками и идеалистами» (К. Звездочетов. «Мнение телезрителя»).

Впрочем, раз торжество неолиберальных ценностей сменяется сегодня пафосом критики и разоблачения, то есть риск превращения и этой позиции в моду, т. е. в очередной виток цикла интеллектуальной индустрии. Некоторые наблюдатели констатируют, что «сегодня все вдруг захотели быть нонконформистами — не потому ли, что стать конформистами не удалось?» (А. Фоменко. «Нонспектакулярность: за и против»). Справедливость требует признать и то, что критика современного мирового порядка может вестись не только на языке разоблачения рынка и денег, но и на языке их апологии. «Деньги — это язык, в котором мы можем артикулировать самих себя — что уже и происходит, пусть мы это еще не вполне осознаем» (Б. Гройс. «Язык денег»).

Москва, декабрь 2002