Провокация (от лат. provocatio — вызов)

1) Подстрекательство, побуждение отдельных лиц, групп, организаций к действиям, которые повлекут за собой тяжелые, иногда гибельные последствия.
2) Предательские действия, совершаемые частными агентами полиции и реакционных партий (провокаторами), направленные на разоблачение, дискредитацию и в конечном счете на разгром прогрессивных, революционных организаций.
Большая советская энциклопедия

Если нам не избежать убийств, давайте хотя бы попробуем проявить немного галантности. Кто знает, вполне вероятно, что у этикета гораздо больше шансов уменьшить число убийств, чем у всей этой этико-политической полиции, прячущейся на философских факультетах.
Д.Ф. Крелл

Провокацией называют подстрекательские или предательские действия, часто заказанные и проплаченные «силовыми структурами» — как, например, в ситуации с «титушками» на Украине. В последнее время, однако, определение «провокация» употребляют, что называется, всуе и широко применяют практически к любым действиям и формам выражения, с которыми «я» или «мы» не согласны и которые нам не нравятся или побуждают нас к ответным поступкам, к дурным или даже нет, к размышлениям — в общем, беспокоят. Вспоминается старинная жалоба Платона на искусство как опасную иллюзию, а на художников и поэтов — как на имитаторов чувств и реальности, которых надо сторониться и не идти у них на поводу. Они нас и вас провоцируют, давайте их накажем!

Чтобы состояться, провокация нуждается и в тех, кто провоцирует, и в тех, кого провоцируют. Кого же именно провоцируют? Чаще всего — власть или, напротив того, оппозицию, тех или иных людей, которых надо дискредитировать, побудив их совершить насилие, преступление или другой (не)желательный поступок. Провокация обычно продумывается. Это манипуляция, а не отчаянный или импульсивный жест (самоубийство, например). Провокаторы выдают себя за членов определенной группы (студентов, коммунистов, оппозиционеров), на самом деле ими либо не являясь, либо будучи одновременно и тайными агентами противника. Но они не просто стукачи. Когда ты стукач, ты доносишь обо всем, что видишь и слышишь. Если ты слышишь антисоветский анекдот, ты об этом доносишь. Становясь провокатором, ты подстрекаешь своего сокурсника рассказать антисоветский анекдот, дразнишь его, лукавишь. Например, рассказываешь один анекдот, а затем спрашиваешь, не знает ли он или она другой похожий. Бывают исторические периоды, когда достаточно заявить на кого-то бездоказательно: она так сказала, тот и та смеялись... Это время массовых доносов с придуманными сценариями и повальными арестами (конечно, массовость — понятие относительное).

Провокаций со стороны силовых структур, государства, не должно быть в правовом обществе. В свою очередь, власть обращается к понятию провокации, желая заявить о своих действиях и решениях как «вынужденных» или преследующих благородную цель. Но в правовом обществе одного ощущения, что тебя провоцируют, еще мало. Надо предъявить доказательства. И даже если государственных лиц на самом деле провоцируют на ту или иную психологическую или физическую реакцию, то все же людям, обладающим силой и властью, необходимо быть осторожными и не поддаваться на провокацию.

Сегодня, когда люди самых разных взглядов по любому поводу упоминают провокацию как первое приходящее на ум оправдание своих действий, это все чаще звучит как детсадовское «он первым начал...» или же «а она сама пришла...». Существует множество вариантов: от действительно спланиро- ванной провокации, на которую очень сложно достойно (не) ответить, особенно если вас застали врасплох, до использования этого понятия для того, чтобы оправдать применение силы или властных полномочий.

Так, в современной ситуации провокациями начинают называть не только те произведения искусства, которые задумываются как вызов конкретным представителям власти (полиции, РПЦ, президенту, местным чиновникам и тому подобное) и, согласно словарному определению слова «вызов», «желают вступить в борьбу, в спор», требуют ответа. Самый известный пример этого десятилетия — выступление Pussy Riot. Причем сразу же стоит отметить, что вызов — это еще не провокация. Однако власть стремится расширить свою сферу вседозволенности, и это делает провокацию очень расплывчатым понятием: под него подводится все больше самых разнообразных работ, включая и те, которые избегают поверхностно понятой провокационной или, как у нас теперь говорят, провокативной, формы. (Это деление еще предстоит исследовать. Провокативная работа — это, кажется, та, которую еще можно включить в респектабельную выставку как пример радикального искусства. А вот провокационную уже никак. Провокационная форма свойственна тому, что некоторые называют «дешевыми провокациями», которые «на самом деле искусством не являются» и, главное, за которые могут всю выставку закрыть, а организаторов осудить и посадить. Поэтому делаем вывод, что при показе «дорогих провокаций» такой реакции не будет. При этом одни и те же работы могут относить то к одной, то к другой группе, в зависимости от ситуации). Мы действительно оказываемся в одной лодке, весь «креативный класс» как потенциальная мишень.

Например, «вежливость» стала провокацией. С агрессией, грубостью и криком все понятно и привычно, они не больше кажутся неприличными и даже иногда ассоциируются с сильной позицией. Появление же уличной вежливости шокирует. Когда ее проявляют водители, продавцы, полицейские, пограничники, обычные люди, даже не принадлежащие к проклятому «креативному классу», они создают совершенно новый радикальный акционизм. И это все понимают. Каждая улыбка в общении друг с другом незнакомых людей является современным вариантом прыжка Осмоловского на Подорогу.

Провокациями часто именуют работы Аны Првачки, посвященные этикету, вежливости и манерам. Художница живет в Лос-Анджелесе. Она родилась в Югославии, но во время распада страны и начавшейся гражданской войны семья Првачки эмигрировала в Сингапур. Првачки участвовала во многих выставках и биеннале с художественными и дизайнерскими работами «скромного», повседневного характера, всегда уделяя особое внимание качеству исполнения. Ее проект «Приветственный комитет» (Greeting Committee, 2011–2014), показанный на 13-й «Документе» (2012), включает в себя видео, перформанс, публикации и образовательную часть, исследующие тему этикета. Сочетая в себе юмор, самоиронию и искренность, он внезапно был понят как провокация в отно- шении художественного мира, буржуазности, женственности, и мультикультурности.

В рамках этого проекта перед началом «Документы», весной 2012 года в Касселе, Првачки организовала несколько образовательных встреч, посвященных работе с посетителями, манерам и этикету, для работников выставки. Каролин Кристов-Бакарджиев, арт-директор, пригласившая художницу, участвовала в первой встрече. Сами по себе, вне перспективы современного искусства, эти встречи ничем не примечательны и похожи на те, которые проводят с работниками и волонтерами Олимпийских игр и других международных мероприятий. Иногда они даже попадают в новости, чаще в раздел курьезов: так, перед летней Олимпиадой в Пекине западные журналисты сообщали, что местных волонтеров учили не сплевывать на землю в присутствии гостей столицы. Плевки были серьезным камнем преткновения и в сингапурской государственной кампании по этикету, не только из-за туризма, но и по гигиеническим соображениям (из-за так называемой атипичной пневмонии).

Ана Првачки перечисляет эти государственного масштаба кампании в прилагаемой к выставке публикации. В ней также упоминается немец Адольф Книгге, написавший бестселлер восемнадцатого века о правилах этикета для людей разных сословий. Слово «Книгге» стало у немцев синонимом (старомодных и чопорных) «манер». Так, современный Немецкий Совет по этикету именуется «Немецкий Совет имени Книгге». В программе «Документы» были заявлены публичные дискуссии с официальными представителями этого Совета на тему современной вежливости, цивильности, и именно эти чиновники участвовали в предвыставочных тренингах сотрудников. Разделив на группы по пять-десять человек (Првачки была важна камерная обстановка), сотрудников во время двухчасовых встреч, утром и вечером, обучали обхождению с посетителями в разного рода щепетильных ситуациях. Обучили всех — и администрацию, и охранников, и волонтеров, всего около восьмисот человек. Првачки была ведущим каждой встречи и начинала их с изложения проекта и показа своих мини-фильмов, о которых речь пойдет ниже.

Вне узкого круга «Документы» никто не знал и не знает про это обучение. Оно проводилось без документации. После обучения работу продолжали (или нет) только сами работники. И если вы не прочитали в прессе или на сайте про эту часть проекта, не были на лекции Кваме Энтони Аппиа 8 июня 2012 года или на дискуссии с участием членов Совета имени Книгге 18 июня, то вы ее, вполне вероятно, не заметили вообще. Именно эта часть работы была самой сложной и физически, и психологически, так как репутация у Книгге и у самого Совета (как у воплощения «манер») противоречивая, особенно в послевоенной Германии. Несмотря на желание сделать посещение «Документы» более приятным для работников и посетителей, для художницы, по ее собственным словам, эта работа стала настоящим испытанием. Хотя все участники были на тренинге добровольно, противо- речивая репутация этикета отразилась в реакции слушателей во время публичных и искусствоведческих дискуссий.

Действительно, описание тренинга на сайте вызывает смешанные эмоции: «Первая часть этой работы состоит в том, чтобы научить гидов, продавцов билетов и работников «Документы» приветствовать посетителей выставки, с целью «практиковать любезность и сердечность» и создать «заразительную атмосферу гостеприимства». Для посетителей эта часть проекта существует только благодаря общению с обученным персоналом». Она что, смеется над нами? Как можно натренировать людей «практиковать сердечность»? Првачки часто об этом спрашивали, некоторые представители художественной среды даже перестали с ней разговаривать из-за этой части работы. Персонал выставки, однако, именно к ней отнесся с большим пониманием. Ведь это была одна из немногих работ, которая имела к ним непосредственное отношение. Вдобавок многие помнили о том, как на 12-й «Документе» одну из работниц во время выставки столкнули с лестницы, так что она получила сотрясение мозга.

Лекции и дискуссии были второй частью работы. И только то, что Првачки называет третьей частью — серия видеофильмов, в которых участвуют инструктор по этикету Вертуха (с ней Првачки работает с 2011 года), иногда сама художница и комедийные актеры, — стало той «работой» Првачки на 13-й «Документе», которую запомнили зрители (многие видео доступны и в интернете). Эти видео продолжают ее предыдущую работу в Музее искусств А. Хаммера в Лос-Анджелесе в рамках расширенного «Приветственного комитета». Мини-фильмы учат, как вести себя в щепетильных или потенциально неприятных ежедневных ситуациях: если у вашего собеседника в зубах застрял кусочек еды, если вы случайно пролили на кого-то кофе или на вас пролили кофе, если перед вами лезут без очереди. Мониторы с этими фильмами на «Документе» разместили в местах скопления людей: в коридорах, около касс и скамеек для отдыха. Также все время работы выставки эти ролики крутили по местному общественному телевидению вместо рекламы. Рекламировали любезность, «цивильность». На многих языках сегодня, как и на русском, это звучит старомодно. Причем в показанных по телевидению роликах не было упоминания ни о выставке, ни о самой художнице.

Этот проект в его полноте среди того узкого круга, который знал про все три части, включая обучение работников, был воспринят как скандальный. Особенно со стороны критично настроенных современных умов, отрицающих не только политкорректность, но также и вежливое общение, как идеологическую, эстетическую или политическую слабость. То, что Првачки сама подливает масла в огонь, часто остается без внимания. Ведь юмора в ее работе предостаточно: само название отсылает к советским приветственным комитетам, организующим демонстрацию счастья от встречи с любимым вождем, а также к государственным или бизнес-кампаниям по этикету, цель которых прежде всего — туристский доллар; в видео заняты профессиональные комедийные актеры, ролики легки и ироничны.

Эта работа, так близко подходящая к цинизму, старается от него отойти именно в тот момент, когда мы уже внутренне к нему готовы. Это дается нелегко. Ведь цинизм — это первое, что приходит на ум при слове «этикет». Првачки заявляет: «Этикет часто считается чем-то легкомысленным и декоративным, поднимающим неприятные вопросы о классе, гендере и власти. Но я думаю, что мы можем спасти этот термин как вопрос, в конечном счете, морали и этики», — и думается иногда, что этот проект просто опасен. Если вспомнить, что художница жила в Югославии и в других местах со сложной историей, ее позиция не кажется такой наивной, тем более что она расходится и с гуманизмом (в своей иронии, в своей камерности), и с постмодернизмом (в своей искренности и отсутствии подтекста).

Вежливость, направленная не на вождя, не на ценного гостя, не на состоятельного туриста, а друг на друга. А если и на врага — идеологического, классового, личного? Настоящее приветствие, не сквозь зубы. Это надо тренировать, это техника... Првачки не одинока в своем понимании вежливости. Сегодня в научной литературе часто не различают понятия добродетели и вежливости. Некоторые заявляют, что манеры, этикет прямо ведут к моральному поведению. Другие же напоминают, что можно быть вполне вежливым палачом или убийцей, с хорошими манерами и вкусом (часто приводя в пример поведение японских и немецких офицеров во время Второй Мировой войны или аристократии разных времен). В третьем случае утверждают, что этикет и любезность не ведут напрямую к добродетели, но играют не последнюю роль в образовании того, что Првачки называет «социальной смазкой», и в создании новой повседневности.

Также необходимо помнить о том, что некоторые группы населения уже «проблематизированы»: одно их существование является провокацией, они отмечены тем или иным признаком, при наличии которого коллективное насилие или наказание привычно. Это тот момент, когда целые группы объявляются «провокаторами, принуждающими нас к насилию»: этнические, сексуальные или (не)религиозные меньшинства, женщины, бездомные, бедняки, инвалиды. Здесь провокатор — это уже не тот, кто работает на сильных мира сего, а тот, кого так называют, чтобы оправдать свои карательные меры, свое поведение, свое отношение к этой группе людей. Оправдывается, например, то, что называется в социологической литературе и публицистике «микро-агрессией» (грубость, толчки, унизительные жесты, публичные оскорбления). Список таких никакой-провокации-не-надо «провокаций» многообразен и постоянно пополняется: вопрос (крик), молчание (шепот), нагота, интеллигентность, усмешка, слабость, улыбка, женщина, художник, писатель, бездомный, старость, бедность, уход, безразличие, щедрость, смех, танец лезгинка, литература, поэзия, искусство, размышление, достоинство, порядочность, красота, богатство, успех, ум, глупость, иммигрант, еврей, креативный класс, однополая любовь, геи и лесбиянки... Ну и тому подобное, по вашему усмотрению. Что же делать в том случае, если вы чувствуете, что кто-то или что-то из этого списка вас дразнит и провоцирует на насилие? Вместо микро-агрессии Првачки предлагает микро-любезность, и ее работы доводят жесты вежливости до эстетического совершенства. С точки зрения критики так называемого «неолиберализма» эта работа ничего не меняет в отношениях между имущими и неимущими. Но микролюбезности не отрицают необходимости перераспределения ресурсов, как и классовой, феминистской или антиколониальной борьбы. Работа Првачки задает вопрос о том, в какой форме мы будем экспроприировать экспроприаторов в следующий раз. И не только задает вопрос, но также предлагает ответ. Ну что мы потеряем, спрашивает нас Првачки, мы, эта «этико-политическая полиция, прячущаяся на философских факультетах»?

Тренинг Првачки отличается от «стеба» или «прикола». Тут нет невидимой уловки, трюка, понятного только посвященным, жрецам мира современного искусства и его теории. Все, что ты видишь, таковым и является: лаконичные, странные, смешные видео. Художница ничего не вскрывает, не раскрывает, не обнажает, не деконструирует, не проповедует. Во время «Документы» знакомые постоянно спрашивали Првачки: «Та девушка в буфете была очень вежлива. Это ты ее обучала? На этой выставке работники все такие милые. Это из-за тебя, наверное». А какая разница? Память о позапрошлогодней вежливости все еще будоражит. Где же тут подвох? Подвох в том, что его нет. Иногда улыбка — это просто улыбка. И в этом вся провокация. Мнимая.