18+

Вторым выпуском «Глоссария 10-х» «ХЖ» делает еще один шаг к выполнению поставленной перед собой амбициозной задачи: понятийному определению третьего постсоветского десятилетия. Причем амбициозность задачи усиливается ее парадоксальностью. Ведь традиционно глоссарий составляют, подводя итог завершившегося периода или процесса, в то время как здесь, приглашая авторов определить ключевые понятия текущей эпохи, «ХЖ» фактически призывает внести свой вклад в ее созидание.

Если большая часть материалов первого выпуска, № 91, так или иначе отсылала к опыту протестного движения 2011–2012 годов, то во втором собраны преимущественно отклики на заявившие о себе в 10-х новые поэтики. Так именно сегодня в российском контексте возрастает влияние деколониальных исследований, призывающих отказаться от диктата эстетики с ее «строгими формулировками того, что красиво или возвышенно, прекрасно или безобразно» и возродить эстезис, чуждый «жесткому и тотальному контролю над ощущениями, на которые откликаются наши тела» (М. Тлостанова «Эстезис vs. эстетика»). Отсюда вновь актуальным становится жанр перформанса, как и вообще перформативное начало в художественной практике. Более того, актуальным становится само понятие «актуальности», которое понимается через такие перформативные понятия, как «провокация» (И. Аристархова «Провокация») или «шок», «вызов», «риск безумия» (В. Савчук «”Поп-звезда“ и ”порно-звезда”...») и т.п. Поэтому «перформанс XXI века не есть более ритуал, [...] все чаще он становится социальной практикой, распространившейся с тела физического на тело общественное» (Е. Ковылина «Нулевые. Опыт осознания»). В результате «граница между художественным жестом и реальным действием [...] оказывается сегодня трудноуловимой» (Е. Лазарева «Словарь войны»). Примером может служить столь актуальная ныне «художественная речь», которая предполагает «инсценировки дискурса и рассказа и утверждение их в качестве художественного метода» (А. Шенталь «Художественная речь»).

При этом влияние эстезиса мы можем усмотреть как в перформатизации знания, так и в критике этой перформатизации, которая упрекает «художественную речь» и другие художественно-исследовательские эксперименты в избыточной рациональности и заадминистрированности (Л. Воропай «”Художественное исследование” как симптом...»). А потому, как настаивают сторонники эстезиса, искусство сегодня должно практиковать не научный, «собранный в точку», а расфокусированный взгляд, «действующий на тело и сознание таким образом, что форма и выборочное восприятие перестают быть доминирующими и уступают место ощущениям» (Л. Венедиктова «Периферия нулевого радиуса»). Именно так производственный «императив творчества будет заменен на императив прояснения» (Й. Регев «Тезисы о прокрастинации»), а ясность задачи сменится прихотливостью «ускользания» (С. Шурипа «Ускользание»).

Впрочем, было бы поспешным усматривать в 10-х новый вариант импульсивных и радикальных 90-х. Напротив, сегодня многие склонны с большим подозрением относиться к любой попытке обновляющего прорыва, а культ актуальности кажется «настолько истертым», что «рискует впасть в банальность» (К. Шапока «Вспомни будущее...»). Высказываемые надежды на будущее и апологию молодости встречают словами Хлебникова: «У молодежи преподлые лица людей под сорок» (С. Шутов «Постскриптум к молодости»). А потому неудивительно, что сегодня «возвращаются такие полузабытые понятия, как “произведение искусства”» (А. Осмоловский «Производство произведения») и «живопись» (С. Гуськов «Внезапно живопись»). Как и то, что для искусства вновь становится важным опыт сосредоточенного вдумчивого «внимания» (И. Утехин «Внимание»). Да и новейшие технологии сегодня уже не провозвестники будущего, они возвращают нам «порядок», «место», «материальность», возвращают нам Бога (Б. Гройс «Войти в поток»).