Беседой с художницей и галеристкой Айдан Салаховой член Редакционного совета «ХЖ» художник Дмитрий Гутов продолжает начатый им на страницах журнала специальный проект — диалоги с видными фигурами московской художественной жизни (см. «ХЖ» № 43/44, № 45 и №48/49).

Айдан Салахова: Дим, минуточку. (Говорит по телефону). Положи в Альфабанк. Двести. Нет. Достаточно. Пока. Привет.

Дмитрий Гутов: Привет. Как у нас со временем?

А.С.: У меня очень мало времени.

Д.Г.: Час у нас есть?

А.С.: Ты шутишь.

Д.Г.: Постараемся уложиться в 30 минут.

А.С.: Сейчас, я только сигареточку возьму.

Д.Г.: Айдан, я хотел расспросить тебя о художественном образовании. Ты, насколько я понимаю, единственный человек из сферы современного искусства, который преподает в высшем учебном заведении.

А.С.: За 861 рубль в месяц.

Д.Г.: А объем?

А.С.: Хожу туда три раза в неделю.

Д.Г.: 12 раз в месяц?

А.С.: Да. И еще «попадалово» на холсты, на краски.

Д.Г.: Это как?

А.С.: Студентам покупаем холсты, краски.

Д.Г.: Это серьезней, чем я думал. Благотворительность в третей степени. То есть я, конечно, представлял, но, видно, не до конца. Это Суриковский институт?

А.С.: Да, первый и второй курсы. Мы ведем мастерскую с Оссовским.

Д.Г.: Я помню Оссовского, который создавал суровый стиль.

А.С.: А это его сын, Сергей Петрович, он ведет рисунок.

Д.Г.: Твой ритм жизни мне известен. Что тебя заставило еще и пойти преподавать?

А.С.: Дима, ко мне приходят толпы художников, в галерею, они оставляют свои портфолио. Каждый понедельник

Д.Г.: У тебя понедельник — приемный день?

А.С.: Я сама с ними лично не общаюсь, а смотрю картинки.

Д.Г.: И как?

А.С.: Это ужасно.

Д.Г.: Что, рисовать не умеют?

А.С.: Ужас в том, что уже никто не умеет рисовать и никто не понимает, что такое современное искусство.

Д.Г.: И ты, глядя на все это, в течение многих лет, как галерист...

А.С.: Поняла, что скоро не с кем будет работать.

(Звонок). Але. Да, Леша. Если он привезет деньги, тогда лучше квиток сейчас привезти. Он сказал: или до девяти заедет, или завтра утром. Давай, пока.

Д.Г.: Это грандиозный стратегический проект. Помощь потребовалась, чтобы его начать?

А.С.: Мы попросили с Оссовским Зураба Константиновича. Здесь в галерее была выставка моего папы, потом был банкет. И мы с Оссовским говорим: «Зураб Константинович, мы сейчас попросим то, в чем вы не сможете отказать». Он испугался сначала. Представляешь? «Вы должны нам помочь». Сказали, что хотим преподавать. Он дико этому обрадовался.

Д.Г.: Наверно, не все обрадовались?

А.С.: Мы начали вообще очень корректно. Ооочень корректно. Место это, нужно сказать, чудовищно консервативное. Там ничего не менялось с 1950-х годов. И когда мы учились, препоны ставились. Двойки, тройки папиным студентам лепили. За то, что формат рисунка очень большой. Стиль не мазочками. У вас как там? В растирочку? Это плохо.

Д.Г.: А надо?

А.С.: Надо таким импрессионистическим мазком соцреалистического цвета. На носу должно быть девять мазков разного серого цвета. Ничего не поменялось. Фузой пишут.

Д.Г.: Что это такое?

А.С.: Фуза — это то, что на палитре остается. Слякотная гадость такая.

Д.Г.: А жесткие академические требования к рисунку еще сохранились?

А.С.: Кроме советского импрессионизма ничего не осталось. Живописный рисунок. Раздрызганный.

Д.Г.: Твой папа поэтому из института ушел?

А.С.: Да. Его довели.

Д.Г.: Студенты?

А.С.: Нет, преподаватели.

Д.Г.: А как студенты?

А.С.: Это атас. Сначала они тоже сильно все испугались. Я не знала, с чего начать. Они понятия не имеют, кто такой Уорхол, Кабаков. Они не знают ничего. На выставки никто не ходит. Можешь это представить?

Д.Г.: Меня этим трудно удивить. Хотя, странно.

А.С.: Объясняю. Когда информация была запретной, в Суриковке все читали «Flash Art», ходили в Иностранку, интересовались. А сейчас отделить хорошее от плохого уже никто не может. И все пишут мазочками. Я им говорю, длительную постановку мазочками не напишешь. Мазочками надо быстро писать. Пока серое освещение, у вас серые мазочки, а будет солнечное, что будете делать?

Д.Г.: А ты их как учишь?

А.С.: Требования у меня такие к живописи: это должна быть классическая живопись, академическая. Не соцреализм, а академизм. Все должно быть нарисовано, прописано. Сначала гризайль. Рисунок на картоне, потом переводить на холст. Чтобы не укорачивать и не удлинять ручки по ходу дела. А изначально, Пока я картон не утвержу, никто не может начать писать. Но все пытаются.

Д.Г.: А в композиции?

А.С.: В композиции есть темы, которые институт задает, а есть свободные. Что такое свободные, никто из студентов не понимает. У всех в голове церковь и пейзаж с тремя фигурками. Или девушка на окне с кошечкой. Я их долго учила не называть композицией эти виды из окон. Что вы хотите этим сказать? — Молчание. «Вот мне понравилось, как девушка сидит на диване».

Они, вместо того чтобы ее сфотографировать, пишут. И вот это сломать невозможно. Ну, очень трудно.

Д.Г.: И как ты это делаешь?

А. С.: Я им предложила тему — горизонт. И очень долго ждала одной линии, просто было интересно: линию кто-нибудь проведет? Нет. Обязательно пустыня, верблюды, собачки.

Д.Г.: А фотографировать ты им разрешаешь?

А.С.: Приходит студентка: «Я сейчас не нарисовала постановку потому, что модель заболела». Я им сказала в первый день — фотографируйте. Они: как же с фотографии писать??? Это ужасно!

Д.Г.: Меня тоже так учили. До сих пор со страхом фотографии в руки беру.

А.С.: Ну, ты меня понимаешь.

Д.Г.: А у тебя в галерее они были?

А. С.: Стала я их приглашать. У них в голове так если человек заканчивает Суриковку, он расписывает где-то стенку у заказчика. Или церковь. А у меня в галерее они увидели фотографии. «А что, это продается? А какая цена?» — 2000 $.

Д.Г.: Вот тут-то они и упали.

А.С.: Моя установка для студентов: вы должны уметь писать, рисовать, работать с фотошопом, с видео, с фото. Со всеми инструментами реализации идей. Я их учу одному: вы должны уметь все. И не надо зарабатывать тем, что вы делаете для себя. Понимаешь, да? Для заработка делай логотипы, верстай.

Д.Г.: Такая разносторонность не вредит коммерческой стороне искусства?

А.С.: У нас это связано с отсутствием диктата рынка. Для западного галериста такой художник еще не сориентировался. Вот себя возьми. Что делает Гугов? Что ты делаешь? Это нельзя сформулировать. Такой неопределенный продукт — «1угов» — продать очень сложно.

Д.Г.: Ну, при большом желании...

А.С.: У нас все очень разносторонние. (Звонок). Здравствуйте, Сергей Петрович. Ничего. Завтра уезжаю. Александр Юрьевич не заплатил мне деньги. Он думает до понедельника. Нет, не звонил. Сказал, что оплатит до Нового года. Я тоже так думаю. Вот, Сергей Петрович. Была я сегодня в институте. Вот даю интервью про образование. В Журнал Художественный. Про студентов. В институте? Посмотрела я их. Эту Веру опять поругала, что она не принесла по Валгалле эскизы. Заставила рисовать при мне. Договорилась. Прихожу десятого, во второй половине дня. Просматриваю. Одиннадцатого развеска. Да, и двенадцатого просмотр по рисунку. Да, обязательно. Хорошо. Пока.

Д.Г.: Ты тратишь столько сил и времени; не получится, что не очень эффективно?

А.С.: Из 10 — 12 студентов трое у меня отличные такие. Это надо продвигать. Я и галерею когда-то для этого создавала. Бакштейну я говорю: надо силы на другое направить. Не создавать новые учебные заведения, а договориться с Церетели и в том же Суриковском читать лекции. Там такой выпуск каждый год.

Д.Г.: Ты считаешь, что человек, не прошедший академической муштры, не может делать современное искусство? В 90-е мы видели немало художников не то что не умеющих рисовать, но даже не слышавших слово «пинен».

А.С.: Думаю, это не очень хорошо. И, делая инсталляцию, ты это знать должен. Уметь реализовывать идею. Материал правильно выбирать. Пропорции куба по залу правильно рассчитать. В течение 5-6 лет, пока ты тупо несколько часов в день пишешь, это развивает. Хотя, может, и не надо такой срок, но год-два посвящать этому нужно.

 

Материал подготовил ДМИТРИЙ ГУТОВ