«Энергия 60-х, затем — инерция 60-х, и, наконец — стагнация 60-х. Таким образом можно описать ... историю миропонимания за последние пятьдесят лет» (Г. Никич «Сургутский вопрос»). И поныне это легендарное десятилетие прошедшего века продолжает быть важнейшим ориентиром в самоопределении несколькими ныне активными поколениями. А потому кому-то — в зависимости от занимаемой позиции — важно обозначить «параллелизм современной ситуации с 60-ми», а для кого-то «наше десятилетие не столько переиздание 60-х, сколько радикальная оппозиция 90-м, которые в свою очередь были полярны 60-м» (Б. Кагалицкий в беседе «2000-е: 60-е versus 90-е»). Более того, есть и такие, кто не без резиньяции признает, что коллизии последних дней лишили современность шанса стать «новыми шестидесятыми», но как ответ на это поднимает вновь лозунги шестидесятых (Д. Виленский «Что делать?»).

Разумеется, в отношении к этой эпохе у каждого есть много личного. «Отождествление с 60-ми идеологически приятно для левых, а чисто эмоционально приятно и для нынешних сорокалетних — 60-е ведь эпоха их детства» (Б. Кагалицкий в беседе «2000-е: 60-е versus 90-е»). Для многих же важнее то, что 60-е — эпоха молодости их родителей, которые «здравствуют и поныне и вполне благополучны, но в глубине глаз у них — то ли затаенная обида на судьбу, то ли безысходное смирение перед пенсионерским прозябанием в непредсказуемо переменившейся стране» (А. Шабуров «Последний повод попереживать»).

Но все-таки чаще всего 60-е оказываются ценными как источник опыта и идеалов. Так сегодня, многие, противопоставляя себя банальным потребительским ценностям предшествующего десятилетия, обращаются к «шестидесятникам, которые, воспринимая благополучие как данность, начали требовать чего-то большего — более глубинной свободы отношений, поведенческих свобод, в каком-то смысле «экзистенциальных» прав» (Б. Кагалицкий в беседе «2000-е: 60-е versus 90-е»). Многих сегодня в культурном пространстве 60-х — например тем, что создано кинематографом «Годара, Формана, Трюффо — поражает то, что их создателям удается смоделировать особое пространство, в котором актеры просто не могут плохо играть... И если говорить о современных практиках... — все это, мне кажется, питается утопическим пафосом 60-х, пафосом создания пространства без фальши» (А. Медведев в круглом столе «60-е: назад в будущее»). К героям шестидесятых возвращаются сегодня не только в кино, но и в мире искусства. Так вновь актуальным оказываются почти забытые в Америке Ойвинд Фальстрем (О. Копёнкина «Играя с системой в мяч...»), а в Румынии — Еужен Стэнкулеску (В. Булат «Невозможный возврат?»). Да и вообще любой шестидесятник впечатляет сегодня своим личностным масштабом: ему «все по плечу, за что бы он ни взялся — во всем гениален: в живописи, скульптуре, литературе, философии. В то время как восьмидесятнику все не по плечу; этого он не умеет, того не умеет, за это боится браться, а к этому малоспособен... Шестидесятник - белая ворона, он дерзко высовывается из толпы, куда уютно встроился, спрятался человек следующей формации. Личность вернется только в 90-е, но в карикатурном обличье шестерки, обезумевшей от желания стать значительной» (В. Сальников «В 60-х в СССР»).

Впрочем, именно потому, что 60-е уже пятьдесят лет являются важнейшим ориентиром, мы не можем сказать, что сегодня они «более актуальны, чем вчера. 60-е всегда — наиболее актуальное десятилетие в XX веке, поскольку это десятилетие максимального прогресса» (А Цветков в круглом столе «60-е: назад в будущее»). Более того, это дает основание многим считать, что разрыва с ними никогда и не было: «о периоде с начала 60-х годов и до рубежа веков можно говорить в терминах одной парадигмы» (А. Соколов «Искусство от Карибского кризиса и до 11 сентября»). При этом - как это ни парадоксально, но эта непрерывность 60-х объясняется тем, что они как раз прервались и прервались трагически. «В каком-то смысле, конечно, наиболее радикальные проекты 60-х и 60-е как глобальный проект в целом потерпели поражение. Но продолжает жить только то, что терпит поражение... В каком-то смысле, постоянно терпя свое поражение, 60-е остаются с нами, вызывая то эйфорические, то неприятные, но всегда очень живые реакции и ассоциации. Проект гуманизации власти, проект искусства, которое радикально приближает к себе реальность, и художественный, и политический, и социальный проект этого высокотемпературного общества, в котором все люди — братья и каждая кухарка управляет государством...., все эти проекты раз за разом терпят поражение, что только убеждает нас в очередной раз в том, что мы раз за разом обречены начинать их снова (А. Медведев в круглом столе «60-е: назад в будущее»).

А потому, вопреки всему вновь раздаются призывы: «Как в 60-е, будем помнить, что любовь — это главная политическая категория, т. к ее все еще нельзя купить. И если она у нас есть, то все в нашей власти. Просто любовь и, как одно и, как одно из ее проявлений, — бескорыстная любовь к искусству» (Д. Виленский «Что делать?»).

МОСКВА, ИЮНЬ 2003