Женщина и боль

Женщина может годами курить, не испытывая от этого никакого удовольствия, подобно тому как она носит предельно неудобные туфли на высоких каблуках. Для женщины боль — это не телесное неудовольствие, а аксессуар тела (тело в этом тексте берется в его классическом противопоставлении сознанию), как множество других, непрактичных, но прелестных безделушек, которыми она себя украшает. Женщина поэтому стремится к боли. Быть изнасилованной сначала сексуальной болью-наслаждением, потом родовой мукой. Но нельзя не признать, что женщина — это прежде всего тело. И это тело не только не «боится» боли, но и желает ее.

Боль — это инструмент, аксессуар, прибор, протез женского тела, т. к. это «тело без органов» — но не в смысле Арто. Между болью и телом в женщине существует отношение иерархии, подчинения. Боль — это инструмент измерения. Только в боли происходит квазирефлексия такой телесности. Боль — это форма сознательности этого тела, сознание в женском теле существует в форме боли. Только посредством боли женское тело находит, нащупывает свои границы, измеряет свои режимы. Поэтому стильная женщина — это существо противоестественное, болезненное, хрупкое. Чтобы придать культурную, стилевую форму своей сверхздоровой, природной, материальной, биологической плодородности, женщина вынуждена прививать себе болезни; но точно так же, как прививка дает иммунитет и здоровье, прививая себе боль, женщина становится только здоровее. Итак, женское тело болеет сознанием как своим стилем. Вернее, боль — стилизация сознания в женском теле. Сознание стилизуется с помощью боли, приборчика боли, приборчика в ряду прочих: маникюрный набор, фен, косметика, эстетическая хирургия и т. д.

Женская боль существует в трех видах:
а) аксессуары (одежда, дом, манеры);
б) секс (наслаждение как боль и наоборот);
в) роды (максимально мощная стилизация внутреннего, главная боль женщины, которую нужно как можно тщательнее продумать)^[1].

Тело, стиль, боль, скука есть и в мужском и в женском, но в разных конфигурациях и режимах, Стиль — понятие биологическое (Барт), поэтому переход от тела к сознанию в пространстве стилизации, а не собственно стиля. Поэтому же у каждого есть тело и стиль, но далеко не у всех стилизация и сознание. Постмодернизм стал стилем и умер. Быть модным — плохой вкус, иметь стиль — плохой вкус. Сейчас все постмодернисты и чернушники — это пошло. Настало время универсальных систем и романтизма.

Идеология «политической корректности» сделала тоталитаризм немодным и вернула ему смысл и обаяние.

Денди — это тот, кто может быть немодным.

Стилизованное мужское тело — тело скучающее (дендизм, сплин, невозмутимость джентльмена).

Между телом и болью мужчины нет отношения иерархии, мужское тело болезненно по определению. Можно сказать и так: боль — это стиль мужского тела.

Чтобы стать денди, т. е. стилизованным телом, мужчине нужно ускользнуть от стиля и боли. Это дает только скука, ускользнуть — значит остановиться, ибо только остановка дается с усилием, движение беспроблемно.

Стиль — это биология, и мужчина претерпевает боль от того, что сознание — это стиль его тела. В стиле его сознание, его трансгрессивность захвачены биологией тела.

Но мы говорим о боли и ее различном положении в мужском и женском.

Женщина в боли прививает себе сознание, и в этом прелесть стильной женщины: сознание никогда не станет более чем стилизацией в ее здоровом теле. (Но ведь воля к стилизации — это главная изюминка женщины.) Прелестно, что она ничем не рискует, добавляя себе немного сознания — приобретая шарм, но не теряя здоровья.

Это хороший вкус: то, что сознание женщины никогда не станет более чем еще одной прелестной безделушкой на ее теле, которые ее так украшают, издавая тонкие звон и аромат, делая ее такой желанной.

Боль делает женщину стильной и манящей, и прелесть в том, что этот оттенок боли только способствует ее здоровью и аппетитности, аксессуарность боли удобряет плодородие ее тела. Прелесть женщины: сознание как стилизация с помощью боли, произведенной дорогой, известной и престижной фирмой.

Скука мужчины

Если у женщины боль — это то, чем ее тело стилизуется (полируется, лакируется, ибо «сознание — это поверхность» (Ницше) до сознания, т. е. боль — это стилизация, то для мужчины боль — это стиль. В скуке этот стиль боли и захваченности сознания биологией тела переводится в режим стилизации. Скукой боль вырывается из стиля и биологии и стилизуется до сознания вне тела. Только в скуке сознание неподвластно телу (и боли, ибо для мужчины тело и боль — одно и то же). В скуке боль стилизована, и там она работает на сознание, а не на тело. Женская боль — стилизация сознания, скука мужчины — стилизация боли. Боль всегда «работает» в мужчине, ему всегда по- настоящему больно, боль продуцирует его тело (а не тело украшает себя болью, как у женщины), но денди скукой стилизует боль. Скука — это форма боли, которой болеет сознание в одиночестве бестелесности, скукой создается сознание, индифферентное телу. Вне скуки мужское тело болеет сознанием, тело производит сознание как свой симптом. В скуке сознание тоже болезненно, но это небиологическая, нетелесная боль и, главное, это по-прежнему боль. Сила и величие мужчины — в его страдании двумя болями: сознание как болезнь тела (стиль), скука как боль сознания (стилизация). Божественность скуки в том, что она есть боль боли.

Таким образом, если для женщины боль — это шприц, которым она инъецирует себе безопасную дозу сознания для приобретения иммунитета от него, то для мужчины боль — это нечто скучное, поскольку ее нельзя никак отличить ни от его тела, ни от его сознания. Женское: здоровое тело (как тавтология), алчущее боли, чтобы выздороветь (здесь «выздороветь» как «вызвериться») окончательно. Мужское: больное тело (как тавтология), в практике скуки обретающее свое одиночное сознание.

Итак.

Стильная женщина — самая занимательная и шикарная штучка, которой может владеть денди-фешенебль. Впрочем, женщина чуть менее скучна, чем прочие вещички, — она умеет предавать. Скука денди тотальна и, слава богу, фаллократична. Она не делится на аксессуары, секс и манеры, скука тотальна, она пробьет, сокрушит любую поверхность. Вернее, скука неподвижна, не она разбивает, а о нее разбиваются, ибо разбивать — это скучно. Скучно, правда, и разбиваться, но мне скучно объяснить разницу. Лучшее, что я могу пожелать этому тексту — вызвать скуку. Лучшее, что я могу пожелать себе: оборвать этот текст, когда мне станет ск

Примечания

1. ^ В женщине с ребенком есть что-то печальное, безнадежное, как в стреляной гильзе, которая только чуть-чуть попахивает порохом.