Егор Софронов: В начале десятых годов на отечественной художественной сцене одна за другой стали появляться такие модели художественных сообществ, как самоорганизации. И поскольку сегодня этот процесс продолжается, нам показалось интересным поговорить о нынешнем состоянии самоорганизаций, их значении и возможностях.  Например, можно сказать, что самоорганизованные инициативы в искусстве формировались под влиянием гражданских протестных движений 2011 года, с их ставкой на горизонтальные связи и с главным руководящим органом — ассамблеей. Тот же «Медиа­Удар», зародившийся в 2011 году как кураторский проект, уже через два года переструктурировался по аналогии Оккупай.

Татьяна Волкова: Да, это так. В конце 2011 года мы с группой кураторов провели первый фестиваль активистского искусства «МедиаУдар» при институциональной поддержке центра дизайна Артплей и Партизанского музея.  Через полгода, в июне 2012, с теми же партнерами мы сделали большую выставку «Тишина — это смерть», посвященную «музыке протеста» — взаимодействию художественных, музыкальных и активистских практик с 1980-х годов до наших дней. Это был большой, в общем-то «музейный» проект, с привлечением произведений из частных коллекций и архивов, со страховками, архитектурной застройкой. А параллельно мы уже участвовали в уличных протестах, организовывали акции поддержки Пусси Райот, делали проекты на Оккупай Абай. И постепенно зрело понимание, что кураторские выставки при поддержке арт-институций, которые диктуют свои условия, — это не тот формат, в котором нужно работать с активистским искусством.

Как раз в этот момент при поддержке немецких коллег мы выпустили каталог первого «МедиаУдара» и провели его презентацию на ассамблее Оккупай Берлин. Ассамблеи проходили и на московских оккупаях. Они-то и легли в основу обновленного «МедиаУдара». Тогда в активистских кругах активно использовался термин «горизонтализация», и я «горизонтализовала» «МедиаУдар» буквально за ночь, из Берлина, написав групповое письмо участникам фестиваля.

Далее мы развивались по циклам горизонтальной динамики (об исследованиях которых я узнала позже), изобретая тем самым велосипед. Сначала был период всеобщего энтузиазма, новых идей. Один из участников Илья Фальковский написал программный текст «МедиаУдар: горизонтализация и децентрализация», где прослеживал различные формы самоуправления от новгородского вече до наших дней^[1]. Фестиваль был также децентрализован — в результате на сегодняшний день мы провели девять региональных фестивалей (и пять московских), не считая так называемых арт-экспедиций. От формата традиционной выставочной репрезентации мы постепенно перешли к дискуссионно-лабораторным формам работы. Но за всплеском энтузиазма последовал этап конфликта интересов, когда выяснилось, что все по-разному видят новую ситуацию и свои права и обязанности в ней. Нам помогли теории и схемы горизонтального принятия решений, накладывающие правила и ограничения, без которых часто невозможно выйти из противоречий. С тех пор состав рабочей группы постоянно менялся, но в целом на сегодняшний день сформировался костяк людей, так или иначе ассоциирующих себя с фестивалем и заинтересованных в его существовании. Однако градус страстей сегодня уже не тот. Да и в целом энергия снизилась по сравнению с началом, что неудивительно на фоне спада активистского энтузиазма в стране.

Марийка Семененко: Позиция основанной в 2011 году платформы «Делай сам/а»: самоорганизация — это не только и не столько круг единомышленников, а коллектив разных, условившихся об общем принципе, готовых брать на себя несвойственные им задачи ради общего дела, нести за них ответственность, а также проявлять солидарность и поддерживать других участников. У «Делай сам/а» много меняющихся создателей: так развивается сообщество и обогащается его философия. В начале был марафон городских действий «Делай сам». После — конференция о городе «Делай саммит». Затем — фестиваль документального кино «Делай фильм». В 2016 году мы подошли к идее организовать пространство — ДК Делай сам/а. Горизонтальные отношения мы рассматриваем не как самоцель, а как инструмент достижения общей цели. Сейчас — это существование ДК. Ты можешь быть художником, программистом, уборщиком, менеджером, техником, исследователем или кем угодно еще, потому что тебе важно, чтобы был ДК, где и ты, и другой в отсутствии цензуры могут экспериментировать и формировать новую тему или практику для городской повестки.

Суть ДК — быть агрегатором практик по изменению общества. У нас есть общие для всех правила, на основании которых мы делимся ресурсом ДК как бесплатного помещения для событий различных коллективов и проектов, чьи действия подпадают под философию «Делай сам/а» и являются бесплатными для участников. Подать заявку может каждый/ая, мы зовем на встречу и обсуждаем детали. Мы не знакомы с большинством людей, которые проводят мероприятия в ДК. Таким образом мы формируем открытую систему с определенным набором принципов, а не закрытое сообщество, где решение принимает коллектив кураторов. Любой проект/сообщество/коллектив может в будущем стать участником «Делай сам/а» и продолжить развивать сообщество.

Мы берем название «дом культуры», чтобы вернуть его изначальный смысл: у нас не только художественная самодеятельность, мы также просвещаем и просвещаемся, не ограничивая никого в желании экспериментировать. Самостоятельно организовав пространство без спонсора (мы постоянно ищем деньги) и большой команды в таком городе, как Москва, мы являемся нишевыми «маргиналами». ДК — это проект неформального коллектива, у нас нет статуса, чтобы собирать большую аудиторию и ресурсов, чтобы его приобрести. Так как мы выходим за правила «тусовки» и пытаемся быть общим местом, объединяющим разных людей из разных сфер, мы сложны для восприятия. Мы добавили окончание «а» и стали еще сложнее. Это против правил пиара. Но мы хотим показать на практике, что таких ДК должно быть много.

Е.С.: Галерея «Электрозавод» возникла в тот же период подъема гражданского самосознания и политического участия в начале десятых. Олег, ты один из со-основателей этой галереи. На что прежде всего были направлены ваши усилия, кому и чему вы себя противопоставляли?

Олег Фролов: Я бы не стал связывать появление галереи «Электрозавод» с политической историей начала 2010-х. Ее возникновение обусловлено, скорее, общей структурой художественной жизни в Москве и конкретно — ситуацией с неакадемическим художественным образованием. Школы искусства в Москве персоналистского толка, их выпускники либо включаются в орбиту выставочной и кураторской деятельности преподавателей, либо бросают занятие искусством. Но есть еще вариант — создать коллектив.  Так возникла галерея «Электрозавод». Независимость, о которой шла речь, — это не независимость от институций и рынка. Таких институций и рынка, как в либерально-демократических странах, в России нет. Все наши институциональные образования строятся вокруг эмоционально-денежных отношений в рамках разных персональных культов. Галерея «Электрозавод» должна была стремиться к независимости от культа личности. Удалось ли нам это? С моей точки зрения, нет. Все силы были брошены на невозможный и — в ситуации аполитичного оппортунизма и беспринципности — развращающий вечный праздник, на дружбу всех со всеми в ущерб институциональному строительству, разработке неперсональных критериев оценки и выбора, повышению профессионального качества на демократической основе. Мы не смогли настоять на альтернативных и при этом конкурентных ценностях.

Е.С.: В классическом сценарии джентрификации самоорганизованные галереи или мастерские художников в заброшенных промышленных строениях вроде Электрозавода служат инструментом символической и затем монетарной капитализации недвижимого имущества, которое затем, вторым этапом, реально подчиняется и преобразуется в очередной эксклюзивистский диснейленд для «креаклов» (выражение, обозначавшее городских работников творческих индустрий, которым в протестный 2011 обозначили со бирательный тип вышедшего на улицы оппозиционера) и стремительно сокращающегося среднего класса.

О.Ф.: Я отделяю креативность от риторики индустрии развлечения. Последняя редко остроумна, ее я рассматриваю как атавизм коллективистских утопий. Креативность вносит вклад в реформацию искусства, потому что меняет способы его производства и презентации. Креативность может быть названа секулярным отношением к таланту. Негативные явления в нашей культуре не нужно анализировать в рамках дискуссии о креативности: определения «средний класс» и «джентрификация» не описывают никакой фактической реальности в России. Конфликт с арендодателем может считаться косвенным доказательством этого.

В галерее «Электрозавод» было желание откреститься и взглянуть на описанные процессы со стороны, но в результате часто получались пародии или карго-культовые версии искусства, получившего общее название институциональной критики.

Е.С.: Покуда «Делай сам/а» опирается на вещественное пространство ДК — не галерейного типа, а некой лаборатории взаимодействия и горизонтальной педагогии — «МедиаУдар» не имеет постоянного или даже временного пространства. Напротив, он мигрирует по различным городам, а в Москве появлятся на различных площадках. Зачастую он сталкивается не просто с репрессивным аппаратом государства и его сторонников, но с весьма неоднозначным поведением принимающих сторон, которое иные могли бы счесть — в лучшем случае — за отсутствие солидарности. Так происходило в бывшей типографии в Краснодаре в 2016 году, в центре «Красный» в Москве в 2015 году: когда перед лицом гонений близкие по духу самоорганизованные инициативы проходили тест на политическую общность, обнаруживая свою неспособность его пройти.

Т.В.: Самоорганизованным инициативам очень сложно преодолевать любые репрессии, у них нет для этого необходимого административного ресурса. Увы, в подобных инцидентах разбираться приходится мне, что говорит об инерции восприятия меня как главной и внутри коллектива, и в общественности (пресса выходит на контакт со мной и называет куратором). Это один из признаков, по которым я считаю нашу горизонтализацию не то чтобы не состоявшейся, но не достигшей идеальной конечной формы. Сейчас этот идеал мне уже представляется утопией: любой проект держится на конкретных людях; достичь равномерного вовлечения нереально, а права и обязанности объективно находятся в пропорциональной взаимосвязи.

Главная проблема сейчас во всем этом изменяющемся политическом контексте, в том, что получается, что мы подставляем площадки под удар.  Если раньше «МедиаУдар» был модным участником Московской биеннале, номинантом на премию «Инновация», то сейчас ведущие арт-центры по понятным причинам больше не проводят проекты политического искусства. Да и в независимых пространствах нас всегда ждет тот или иной сюрприз. Поэтому их можно понять. Репрессивные действия властей и правых направлены преимущественно на деморализацию, разобщение, самоцензуру у активной части населения. И в этом они очень эффективны.

Солидарность — это редкое качество, признак высокого сознания. В момент опасности у большинства включается инстинкт самосохранения. Тем не менее, именно поддержка с разных сторон дали «МедиаУдару» возможность выжить все эти годы, хотя у нас никогда не было своей площадки, стабильного финансирования и так далее. Самый недавний пример — ЦТИ «Фабрика», вопреки всему, пригласила нас открыть выставочный сезон в сентябре 2016 в своем центральном зале.

Поэтому сейчас дилемма такова: стоит ли такой ценой продолжать оффлайн события? Не приносят ли они больше вреда, чем пользы? Может, нужно виртуализироваться, мы же «Медиа-Удар»? Или проект отработал свой срок? Время покажет, остался ли внутренний ресурс или внешний запрос на его продолжение.

Е.С.: По поводу вреда… А что имел в виду критик Борис Клюшников, когда писал: «Мифы об “альтернативных зонах“ вне идеологии с сопутствующей неоанархистской аргументацией скорее вредят миру искусства, чем предлагают пути развития и выхода к реальным противоречиям»?^[2]

Борис Клюшников: Чтобы развернуть этот тезис, необходимо рассмотреть инфраструктурные изменения капитализма последних десятилетий. Очевидно, что существующая политическая мысль, отсылающая к оппозиции властных инстанций и конкретных индивидов, коллективов, оказалась нерелевантна. Важные процессы происходят на уровне микрополитики и сегментации. Сегодня эта сегментация вовсе не противоположна централизации — напротив, сам центр является сегментированным до предела. Аналитика фашизма по «Капитализму и шизофрении» Делеза и Гваттари реализуется сегодня в полной мере внутри глобального капитализма. Фашистское государство ушло в прошлое, но вместе с тем стало ясно, что фашизм никогда и не был полностью воплощен в идее тоталитарного государства. Само это государство стало возможным только в силу того, что существовал микрофашизм, более гибкий и «влажный», соответствовавший, скорее, межклеточному веществу, с которым государство в определенный момент срезонировало. То есть фашизм — это не логика подавления центром своих сегментов, а наоборот, идеальное совпадение определенных процессов, которыми массы уже были охвачены, чтобы пришло в итоге фашистское государство.

Это, безусловно, нигилизм, но понятый в определенном своем изводе. Нигилизм является не констатацией итогов развития капитализма, а способом, которым происходит субъективация при капитализме. Современные коды администрирования — я имею в виду неолиберализм — были изобретены как раз в послевоенной Германии. И фашизм, и неолиберальный капитализм я бы определил как сетевую логистику самоуничтожения. Поэтому глобальный капитализм не может адекватно ответить, скажем, на планетарный климатический кризис — он к нему идет, воспроизводя нигилистические установки.

Казалось бы, какое отношение это имеет к художественной самоорганизации? Во-первых, обозначенный мной сетевой микрохарактер фашизма как воли к уничтожению позволяет отнестись критически к самому понятию «самоорганизации». На самом деле сегодня в сетевой структуре практически все является «самоорганизацией» — фундаментальное различие и поле противостояния в этом слове не захватываются, потому как разделение на центр и сегменты не работает.

Затем, обратите внимание на странное добавление этого «само-». Оно говорит не столько о том, кто организует, сколько о том, кто продуцируется в результате организации — мы сами. Мы организуем себя. Это автореферентная структура. Капитализм как самовоспроизводство без цели точно так же соответствует этому термину — он «самоорганизован».  Я бы хотел обратиться к высказыванию Олега Фролова о том, что его пути с Электрозаводом разошлись, когда он понял, что ситуация «вечного праздника» и самовоспроизводства себя как сообщества не может поставить внешних по отношению к сообществу задач. Это очень важная структурная проблема самоорганизации. В 1999 году Виктор Мизиано написал знаковый текст «Культурные противоречия тусовки». Тусовка как виртуальное сообщество обречено на закрепление собственного нарциссического образа. В ее медиальности, во встрече с пластиковыми стаканчиками в руках легко угадывается обозначенный Олегом «праздник», который странным образом во мне рождает ощущение того самого странного нигилистического самоуничтожения. Батай говорил: «Праздник — это возвращение в блевотину». Это именно та молекулярная трансгрессия уничтожения, удерживающая фашистский драйв.

Как легко Электрозавод и центр «Красный» вписываются в институции крупнее: посредством выставок в «Гараже» или премии «Инновация». Между ними нет противоречия центра и сегмента. Микрополитически они легко резонируют. Это происходит потому, что даже крупные институты суть тусовки. Они также являются агентами бесцельного самовоспроизводства капитала (культурного и символического). Эти формации — разные сборки одних и тех же молекулярных процессов. В них на квантовом уровне представлена закрепляемая ими радость к смерти. Культурный консерватизм власти такой же сетевой и современный, как и либеральные институты современного искусства. Также поддержу Олега о «креативности». Мы не должны видеть в креативности лишь идеологему, ее натурализовать, но должны понимать ее как современное средство производства. Однако «креативность» должна быть политизирована. В приводимых мной примерах креативность является выражением воли к уничтожению, а не манифестацией политических и художественных альтернатив. Действительно необходимо различать креативности: креативность «тусовки» совсем иная, нежели «креативность» политическая.

Такие платформы, как «Делай сам/а» и «МедиаУдар», отличаются от описанного мной выше механизма, хотя и находятся в тех же стартовых условиях. Их преимущество в том, что они поднимают политические вопросы. Хотя структурно они суть такие же тусовки и наследуют их противоречия, они напоминают о важности политизации искусства.

О.Ф.: Мы — политически незрелое общество, где расцветает правовой нигилизм. Обустройство достойной жизни, то есть строительство институций после десятков лет программного их уничтожения — процесс невероятно затратный, прежде всего, морально: нужно быть готовым разрывать личные связи. В неинституциональных режимах типа российского все держится на связях: непотизм заражает и риторику самоорганизаций, когда она говорит о расширенной семье и дружбе.

В качестве профессиональной деятельности мы заучиваем и повторяем набор правильных слов, в акте повторения стремясь повлиять на мир. Правильными словами становятся художественные произведения, тексты, должности, премии, квазиинституции-тусовки. Это практики магического мышления. Самоорганизация для определенного сегмента художественной жизни зачастую является волшебным словом, но точно такие же волшебные слова — капитализм и неолиберализм в ответе Бориса.

Магическое мышление идеально подошло нашей художественной жизни и работает психологически успокаивающе до определенного момента: когда чаемых изменений и достижений не происходит, возникает фрустрация. Ответственность за неоправданные ожидания переносится. Реалистичный анализ заменяется чрезмерно абстрактными построениями и ненужными обобщениями. Думаю, поразившая любые современные отношения бацилла фашизма — философский алармизм как раз такого типа.

Самоорганизация — это не политическая партия, она не призвана отменить существующие институции. В России самоорганизация извращена по историческим причинам: объединяются не по принципу взаимных интересов, а ради выживания. Самоорганизация является не решением или рабочим инструментом, а симптомом. Поэтому прогресса от нее ожидать сложно без изменения внешней ситуации. Эта действительность не создана мифическим одним процентом плутократов, правящим классом и его репрессивной машиной. Она создана большинством: уверен, взгляды в художественной среде мало отличаются от общей статистики. Власть — это мы. Мой вывод: каждое художественное сообщество имеет те институции, которые заслуживает.

Несмотря на это, число самоорганизаций будет расти.

М.С.: Самоорганизация, действительно — магическое слово. Непонятно, что оно означает или не означает ли слишком многое, чтобы потерять смысл. Мы использовали его в описании последнего «Делай саммита», потому что хотели привлечь внимание художественной тусовки и СМИ. Не получилось: мы «немодные». Думали, что дело в пиаре — заплатили деньги за пиар, результат тот же. У нас не работает, как у других альтернативных мест, потому что мы не тусовка. И мы не хотим и не можем ей быть: слишком все разные. Но вместе мы делаем ДК с целью предложить инструмент демократизации общества, предоставляя всю методологию в от крытый доступ.

Среди левых художников царит понимание самоорганизации как борьбы против иерархии. Оно парадоксально: нет менеджеров, нет кураторов, но при этом художники воспринимают людей, которые берут на себя организаторские задачи, как обслуживающий персонал. Еще парадоксальнее быть обвиненным в эксплуатации «бедного» художника/цы, который/ая не уважает принятые коллективом правила, но реально он/она паразитирует на нас, — тех, кто не делает художественную карьеру ради признания институциями. То, как художники зарабатывают себе символический капитал критическими практиками, чтобы потом более выгодно продать их институциям — как минимум банально.

Насколько наша самоорганизация в «Делай сам/а» является художественной? Наше сообщество предполагает разный опыт и типы труда. Я — менеджер, я — художник, я — пеку и продаю блины с целью придумать, как жить после того, как мы не сможем найти грантов. Много разных ролей я могу на себя взять, чтобы служить общему делу.

Многие из моего окружения застряли в 2012, ослепленные нынешней репрессивной реальностью, а выход видят в аполитичности или оправдании режима. Политика везде, и мы все ей занимаемся. Это подтверждается фактом нашего частого общения с «органами безопасности». Создание собственной утопии в постоянном пространстве — это вариант работы с этой репрессивной реальностью.

Е.С.: Магическое мышление — это понятие из психоанализа. Если самоорганизация — это симптом, о чем он говорит нам? К примеру, используя психоаналитическую оптику для изучения акционизма, можно рассмотреть гипотезу об анальной фиксации психосексуального развития его основных героев. Это фигуры с ярко выраженными властолюбием, упорством, склонностью к доминированию, эксплуатации, а также к разрушению, что и предопределяет их способность так отчаянно бросать вызов системе.

Т.В.: Эта оптика созвучна моему пониманию природы самоорганизации. Когда я начала переход от вертикальной структуры управления проектом, где я — куратор, а остальные — приглашенные мною участники, но при этом я несу полную ответственность за все происходящее, к горизонтальной, где мы все вместе принимаем решения и распределяем ответственность, я и предположить не могла, каким трансформирующим станет для меня этот опыт. Самоорганизация — это система, которая противоречит вышеупомянутым естественным инстинктам: стремлению к власти, ресурсам, успеху, самоутверждению за счет других. Это система, в которой тебе все время нужно работать с границами, своими и чужими, и все время исходить из допущения, что твоя точка зрения и твои интересы не важнее точки зрения твоих товарищей, а часто и оппонентов по проекту. Не случайно в основе техники принятия решения по консенсусу лежит метод ненасильственной коммуникации, который берет свое начало в идеологии ненасильственного сопротивления Ганди. А выстраивать свою коммуникацию, а значит, и мышление ненасильственным образом в обществе, которое базируется на системном насилии, — непростая задача. Именно так мы для себя формулируем, с позволения сказать, нашу миссию — как построение альтернативной модели системы социальных отношений хотя бы в отдельно взятом сообществе. И хотя это у нас получается с очень переменным успехом, «Медиа­Удар», как и большинство самоорганизаций, мне представляется проектом, ориентированным не на результат, а на процесс. И подобные процессы мне кажутся крайне ценными на фоне общей социально-политической ситуации.

О.Ф.: Построение горизонтальных связей и пропаганда ненасилия не должны оставаться запертыми в теории малых дел. Роль самоорганизаций в развитии демократического мышления принципиальна.

Примечания

1. ^ Фальковский И. МедиаУдар: горизонтализация и децентрализация // Фальковский И. (ред.) МедиаУдар: активистское искусство сегодня. М.: Common Place, 2014. С. 8–13.
2. ^ Клюшников Б. Дневник марта // Разногласия 2 (Март 2016). С. 166–174.