I. ПРОХОД

Вопреки всем различиям между художественным и научным способами познания человеком окружающего мира^[1], мира и в одном и в другом случае не менее виртуального, чем реального^[2], зоной их схождения и даже происхождения становится в пространстве сознания технологический инструментарий и специфика его применения. В известном смысле не важно, что имеется в данный момент «под рукой», собственное тело или тело дрозофилы, рука или рука-карандаш, глаз или глаз-телескоп, поскольку важна цель и даже не овладение, а обладание ею, не присвоение ее, а ее аттрактивность, движение к ней^[3], извлечение удовольствия от влечения к овладению (Bemachtigungstrieb).

ГЛАЗ/МОЗГ/РУКА

АТТРАКТОР

ТЕХНЕ
ВЛЕЧЕНИЕ К ОВЛАДЕНИЮ

Именно здесь появляется возможность доминирования и контроля: если знаешь, как работает Вселенная, то в известном смысле ее контролируешь^[4].

Одержимость со-знанием, знанием и познанием предопределена тем фактом, что разум^[5] как основной технолог призван обеспечить не просто выживание, но и продвижение человека по статусным позициям в социальной иерархии. Если знание — сила, то технология — средство захвата.

Нефункциональность использования имеющегося «под рукой» инструментария в искусстве^[6] не лишает технологию технологичности. Речь скорее идет не о нефункциональности перенесенного из науки в искусство объекта, а о рефункционализации^[7].

Технология как результат и средство влечения к овладению связана не только, как это принято считать, с влечением к присвоению, уничтожению объекта, но также с влечением к конституирующему объект познанию, к организации сознания^[8]: так кошка играет с мышкой, так игра экранирует принцип реальности. Эстетические и прагматические параметры технологии служат синапсом, адаптационным проходом, связующим и постоянно реорганизующим корреляцию психического пространства и пространства реального (в его априорной вероятности).

Приспособление, присвоение среды осуществляется логическим или паралогическим образом. Приспособление требует одержимости, которая становится посредником между одержимым и его предержателем, этим своевольным Големом психического автоматизма. Вирулентность Голема предопределена коллективностью сознания, конвенциональностью процессов восприятия и эпигенетическим характером наследования памяти; хотя, безусловно, известная автономность и закрытость человека^[9] как самоорганизующейся и саморегулирующейся системы обеспечивает уникальность каждой мембраны между пространством психическим и реальным. На фоне тенденций универсального технологического развития каждый индивид, обладающий своими собственными параметрами чувствования, переживания, восприятия событий мира, своими собственными особенностями психической реальности, прибегает к собственным моделям отклонения от заданных программ. Программы же эти принадлежат двум системам корректировки, исправления и приспособления мира — научно-технологической и художественно-технологической.

Технология — логическая и паралогическая — располагается между психическим и непсихическим^[10]; однако не только: она действует, перемещает и перемещается, в частности а) между инстанциями психического, б) в зоне функционирования влечений, между психическим и соматическим, в) между любыми всегда уже сверхдетерми-нированными психическими явлениями, сном, неврозом, мышлением. Настоящий момент отличается сверхинтенсивной бомбардировкой стимулами, гиперстимуляцией органов чувств и сознания. Дезориентация и дезадаптация связаны со сбитой целью, сверхдетерминированностью поведения, невозможностью принятия решений в непрерывно меняющейся внешней картине мира, не с множественностью, но с фрагментированностью — коллективно сверхдетерминированных — желании, программа которых всегда уже принадлежит другим и спектр удовлетворения которых предельно полиморфен, адекватен человеку как виду сегодня, но затруднен для отдельно взятого, «автономного» индивида. Стимулируемые потоками информации и капитала резкие технологические изменения провоцируют — обреченные на неудачу в полиморфной идеологической картине — табу на изменения, являющие собой попытку установить единую Большую Картину, восстановить тотализирующее Великое Учение. Стремление быть причастным к современному сознанию сопровождается навязчивыми попытками стабилизировать картину мира, сориентироваться в иллюзорной спроецированной среде. Упрощенная схема картины мира обнаруживается в неофобическом сопротивлении эволюционирующим вместе с реформирующейся внешней картиной мира дискурсивным потокам. Иллюзия обратимого времени, идиллический пейзаж прошлого предполагают отказ от настоящего, даже если таковое всегда уже детерминировано априорно заданными программами. Кроме того, не следует забывать, что выход в открытое пространство сопряжен с трансцендированием психических пределов за счет а) протезирования переходов — технологического приращения, б) протезирования состояний — технологии превращения.

 

II. ПРОТЕЗ

Технология приращения действует согласно логике дополнения, предопределенной неконгруэнтностью психического пространства и пространства реального. Неровности, шероховатости границ двух представлений, представлений между пространством желания и пространством долженствования «требуют» протезирования, и человек «совершенствует свои органы — как моторные, так и сенсорные — или расширяет рамки их деятельности»^[11]. Причем речь идет не просто о протезировании, востребованном принципом реальности, но о выворачивании наружу присвоенного пространства желания: «То, что человек с помощью своей науки и техники осуществил на земле... не только звучит как сказка, а и есть прямое осуществление всех — нет, большинства — сказочных желаний...»^[12]. Так человек за счет превращения фантазмического порождения^[13] в порождение реальное, за счет экстериоризации и воспроизводства Голема возносится в нарциссической прогрессии к установленному сознанием и в сознании идеал-аттрактору: «человек сформировал идеальное представление о всемогуществе и всезнании, олицетворенное им в своих богах. Богам приписывал он все, что казалось недостижимым для его желаний или было ему запрещено. То есть правомерно сказать: эти боги были идеалами культуры. Теперь человек значительно приблизился к достижению этих идеалов и сам стал чуть ли не богом»^[14]. Однако это «чуть ли» все же причиняет неудобства, служит зазором, создающим напряжение между пространствами: аттрактор же не только требует обходных маневров и технических протезов, но и сам маневрирует, постоянно раздваиваясь в эволюционной бифуркации: «Правда, только в той мере, в какой соответственно обычному человеческому мнению идеалы вообще достижимы. Он им стал не полностью, в каких-то случаях и совсем не стал, в других только наполовину. Человек — это, так сказать, разновидность бога на протезах, весьма величественная, когда использует все свои вспомогательные органы, хотя они с ним не срослись и порой доставляют еще много хлопот»^[15].

Бог на протезах продолжает перемещаться: с одной стороны, исходя из объекта, его анализа, дезинтеграции и обходного маневра, продиктованного принципом реальности, с другой стороны, исходя из субъекта, в психическом пространстве которого главенствует принцип наслаждения и осуществляется реинтеграция уничтожаемой цели. Технология и в том и в другом случае устанавливает режим отсутствия здесь-и-сейчас. Искусство и наука в конечном счете направлены на преодоление пространства и времени, на обретение не просто могущества, но всемогущества^[16].

Технология имплантирована в сознание человека, Голем устанавливает свое владычество в психическом пространстве. Он возникает как образ человека, как образ отца-инструктора, как бог без протезов, как воплощение творческой любознательности (Bemachtigungstrieb), как продвижение рефлекса цели. Голем есть образ бога, возводящего «своими» протезами к возвышенному чину своего предержателя — человека. Человека, стоящего в страхе перед неразоблачимостью будущего.

 

III. ПРОТЕЙ

В психической картине мира неразоблачимость^[17] становится всемогуществом одержимого. Его секрет — технология превращения, требующая постоянной непроизвольной поднастройки сознания, трансформации сознания относительно символических протезов. Необходимость непрерывной адаптации, связанная с постоянно меняющейся внешней картиной мира, приводит к непрерывному отклонению от задаваемой программы, к изменению набора и карты симптомов^[18]. Трансформация сознания приводит к трасформации образа материи, ее психических репрезентаций, ее вида^[19]. Речь теперь уже идет о синдроме Протея. Протея, меняющего свою форму. Протея, порождающего множество призраков и детей. Можно представить эту историю и так: чтобы скрыться, Протей не прячется под маской другого, но разоблачает себя, снимает один образ за другим, меняет форму; чтобы выскользнуть из настоящего, он разоблачает будущее.

Протей — аллегория иллюзии и в то же время, парадоксальным образом, аллегория материи^[20]. Именно пророческий дар оказывается связанным с образом материи:

«Рассказ же о том, что Протей был предсказателем и знал настоящее, прошедшее и будущее, прекрасно согласуется с природой материи. Ведь для того, чтобы познать претерпевания и процессы материи, необходимо понимание в целом всего сущего»^[21]. Странным образом целостная картина, тотальная параноидальная проекция оказывается сопряженной с этологической мимикрией. Всезнание, предполагающее однородную сферичность, вдруг разлетается на тысячи осколков; и, в конце концов, не спросить ни «где здесь Протей?», ни, тем более, «кто здесь Протей?».

Примечания

1. ^ Отметим, в частности, что одним из принципов, отличающих эмпирически-рациональную форму мышления от символически-мифологической, является положение репрезентации: в первом случае это образ реальности, во втором — реальность образа (Cf. Е. Morin. Connaissance de la connaisance, ed. du Seuil, 1986, p. 175). См. по этому поводу также Olessia Tourkina — Viktor Mazin. Morpho-Aesthetical Fields of Evolution, Muu Ry, Helsinki, 1994; Олеся Туркина. «Эволюция образа», ИНАПРЕСС, СПб, 1996.
2. ^ Здесь нам являются Реликтовые Излучения и Образы Богоматери, Квантовый Вакуум и Черный Квадрат, Белые Карлики и Стохастический Маятник «Пригожин-2», описанный И. Р. Пригожиным в качестве примера нестабильных, непредсказуемых процессов и воплощенный, перенесенный из абстрактной сферы в конкретную, из области научных высказываний в область эстетического потребления С. А. Бугаевым.
3. ^ В 1916 году И. П. Павлов выделил в качестве основной формы жизненной энергии рефлекс цели, указывая среди прочего и на тот факт, что стремление к цели важнее ценности цели. Этот рефлекс является динамичным механизмом, организующим взаимоотношения с окружающим миром, а именно присвоение, интериоризацию внешнего пространства. Понятие рефлекса цели близко фрейдовскому влечению к овладению: «Вся жизнь есть осуществление одной цели, именно охранения самой жизни... Этот общий инстинкт, или рефлекс жизни, состоит из массы отдельных рефлексов. Большую часть этих рефлексов представляют собой положительно-двигательные рефлексы, имеющие целью захватить, усвоить (курсив мой. — В. М.) эти условия для данного организма, захватывающие, хватательные рефлексы» (И. П. Павлов, цитируется по: В. И. Сыренский, Т. Г. Кузнецова. «Рефлекс цели у приматов», Наука, 1990, с. 19). 4 S. Hawking. Black Holes and Baby Universes and Other Essays. Bantam Books, 1993, p. 5.
4. ^ S. Hawking. Black Holes and Baby Universes and Other Essays. Bantam Books, 1993, p. 5. 
5. ^ Разум в широком смысле. Так называемая патология, присущая человеческому разуму, все еще представляет человеческий разум; делирий поэта и делирий ученого — все еще делирий человека.
6. ^ Например, когда эстетизируется техническое средство, будь то вращающийся в музейном пространстве асфальтовый каток Криса Бердена или ракетный двигатель Африки-Бугаева.
7. ^ Так катушка с ниткой в руках не швеи, а ребенка по-прежнему функциональна. Она становится инструментом репрезентации желания; но, разумеется, ее функциональность отличается от «прямого» предназначения. Реальная катушка в руках внука Фрейда становится инструментом управления виртуальным пространством желания, репрезентантом отсутствия/присутствия матери (См. 3. Фрейд. «По ту сторону принципа удовольствия»). 
8. ^ У Фрейда влечение к овладению связано с влечением к смерти. Однако, ресексуализируясь, то есть связываясь с влечением к жизни, оно предполагает извлечение удовольствия от осуществления действий, от ориентированного движения к цели. Ориентация же предполагает разметку пространства, овладение им.Следует сказать также, что мы далеки от иллюзии того, что средства массовой коммуникации соединяют людей, настолько, насколько далеки и от иллюзии, что они людей разъединяют. Пока человек будет пребывать в иллюзии своей автономности и целостности, его внутренние связи параноидально будут проецироваться на человечество и он будет одержим возвращением в космос в страхе перед невозможностью вернуться в колыбель нарциссизма. Художники и ученые будут маскировать свой инфантилизм навязчивой стереотипией до тех пор, пока их порталы будут обслуживаться инфантилами от ВПК. 
9. ^ Именно отграниченность, автономность системы приводит к существованию (См. F. Varela. Interview 30. 11. 1989 / /Art Meets Science and Spirituality in a Changing Economy, SDU publishers, Amsterdam, 1990, p. 192).
10. ^ «Здесь вопрос техники... не выводится из само собой разумеющейся оппозиции психического и не-психического, жизни и смерти. Письмо здесь — это техне как связь между жизнью и смертью, между присутствующим и репрезентацией, между двумя аппаратами. Оно открывает вопрос техники: аппарата в целом и аналогии между аппаратом психическим и аппаратом непсихическим» (J. В. Pontalis. Apres Freud, Oallimard, coll. «Idees», 1968, p. 52). 
11. ^ 3. Фрейд. «Неудовлетворенность культурой», с. 311 — 312.
12. ^ Там же.
13. ^ Если принять точку зрения Ортеги-и-Гассета, согласно которой на определенном этапе эволюции человек породил множество фантазий, вследствие чего отдельные особи обрели способность отбора между различными фантастическими возможностями. 
14. ^ 3. Фрейд. «Неудовлетворенность культурой», с. 311 — 312.
15. ^ Там же.
16. ^ Причем если искусство и художник очевидно связаны с всемогуществом мыслей (по словам Фрейда, искусство - известная ныне архаичная форма господства такого феномена), то наука, по меньшей мере в тех своих проявлениях, которые построены на претензии обнаружения всеохватывающих, всеобъемлющих законов Вселенной, столь же связана с движением, в известной мере, к той же самой цели.
17. ^ Неразоблачимость, с одной стороны, сопровождает истинность в сфере логического, с другой стороны, отличает возвышенность искусства в сфере паралогического. Кроме того, неразоблачимость являет протейность Протея.
18. ^ «Здесь бывают такие симптомы, каких вы никогда не видели и никогда не увидите», - говорит психиатр с планеты Раста прибывшему с Земли доктору Дрисколу (к/ф «Белый карлик», White dwarf, dir. Peter Markle). 
19. ^ И еще раз: картина мира, выстраиваемая человеком (Umv/elt), принципиально отличается от таковой других видов.
20. ^ «В лице Протея изображается материя, древнейшее из всего сущего после Бога» (Ф. Бэкон. «Протей, или Материя», Собр. соч., т. 2, «Мысль», 1978, с. 263). 
21. ^ Там же, с. 264.