Выпуск: №4 1994

Рубрика: Симптоматика

Как нам обустроить искусство

Как нам обустроить искусство

Современное искусство (далее СИ) живет повсюду, проявляется во всем, поэтому все, что способны воспринимать все шесть чувств человека скопом или по отдельности, может им быть. Основным признаком современности является, помимо сговора участников, способность быстро устаревать. Из общей культурной массы СИ сегодня довольно проблематично вычленить ее изобразительную часть, хотя у нее есть одна особенность — возможность стать собственностью обладателя некоего нефункционального предмета, т.н. «произведения искусства». Здесь и кроется его сущность, корень его проблем в России.

Мир СИ покоится на трех китах: коллекционер, галерея, музей. Без первого монстра, без желания определенной части публики обладать искусством, существование его практически невозможно. Известные ныне банки-коллекционеры не вызывают доверия к серьезности их намерений в долгосрочной перспективе. Собрания поражают невнятностью концепций, отсутствует сама мотивация к собирательству. Коллекции толком не представляются и осмысленно не пополняются — а значит не работают, и вложения экономически не имеют смысла — ведь покупают не золото на хранение, а мыльный пузырь, который обретает стоимость будучи прокатанным по известной схеме. Теперь о галереях. Они в Москве процветают и множатся, несмотря на скудность и случайный характер продаж, благодаря тому, что галерейщик не отвечает за свою политику из собственного кармана, не являясь полноценным собственником или арендатором помещения, и зачастую за спиной его маячит в тумане или богатый дядя, или государственно-коммерческая структура. Банкротства поэтому исключены, и можно вяло дожидаться лучших времен, одновременно побаиваясь принятия правительством статуса галереи. На семь-восемь галерей определенного круга приходится до 60-ти выставок в год, что явно больше количества активно работающих художников СИ в возрасте от 15 до 80 лет. Предложение превышает спрос, что девальвирует качество и престиж выставок, к тому же безнадежно «некоммерческих» из-за отсутствия клиентов.

Затянувшееся отсутствие музеев СИ (не одного, а множества и не только в Москве, но и в провинции, хоть государственных, хоть частных) обрывает конечное звено в цепи и делает невозможным полнокровную циркуляцию произведений. Печальным примером маргинального отношения к этому делу власть и деньги имущих служит коллекция СИ царицынского музея или безответная любовь Людвига к мадам Антоновой. Сегодня можно радостно констатировать полную и окончательную победу «НОНПРОФИТА» над меркантильной стороной жизни СИ. Можно быть уверенным, что это всерьез и надолго. Поэтому перед ЦСИ и ИСИ рисуется большое будущее. Их роль будет сводиться к фильтрации и накоплению СИ нашего региона для грядущих побед, но с единственным минусом — почти неизбежной провинциализацией Москвы и ее окраин по отношению к гегемонии Запада.

Интерес же к нам западных экспертов давно потух, и не столько по причине слабости предлагаемого товара, сколько в силу нахлынувших собственных экзистенциальных проблем и недостаточной экзотичности «русской волны». Запад мало что мог различить за звонкими советскими побрякушками. Да и русские, с другой стороны, вынесли оттуда не столько эстетические, сколько бытовые впечатления. Место железного занял прозрачный занавес, преодолимый с помощью доллара.

Отсутствие значимых продаж неминуемо привело к депрофессионализации художников круга СИ, поставив всех на одну доску. Кто-то совсем перейдет в более прибыльный бизнес, кто-то будет пытаться работать на два фронта, что, собственно, всегда и делали художники эпохи андеграунда. Резко снизилось количество новой продукции в мастерских как из-за отсутствия спроса, так и от удорожания себестоимости. Это тоже, кстати, одна из причин упадка выставочной деятельности в Москве.

Тем не менее, приобретена свобода думать и делать что угодно, любить и ненавидеть все, что пожелаешь. Страсти иногда, правда, захлестывают, и у какого-нибудь чудесного московского критика вдруг невозможно понять, а любит ли он хоть что-то в современном русском искусстве. Если нет, то я сочувствую его героическим мучениям. Тоже, бывает, происходит и с художником. Видимо, сказывается дефицит простой человеческой любви в разреженной атмосфере наших дней.

Отдавая себе отчет в тяжести переживаемого момента, перспективы СИ в России я вижу, тем не менее довольно заманчивыми. Искусство на Западе стало слишком комфортным и конвенциональным, даже «секс и насилие» мягко легли в ложе всеобщего примирения; нонконформизм превратился в одну из самых распространенных форм конформизма. Западная демократия и свобода волеизъявления, приемлемость и допустимость сосуществования любых поступков и любой мысли завершили структурное формирование общества, приведя к его полной непобедимости извне, например, из России.

Западу кажется, что Россия вынуждена будет пройти его путь и слиться с ним. Россия же этого не делает. По неизвестной причине она пытается идти своим чудовищным путем, совершая, конечно, скучнейшие «открытия америк», упрямясь и не желая смириться с тем, что «все это уже было на Западе». Противостоять этому невозможно, да и не нужно.

Извечно сияющий комплекс неполноценности России перед западным миром имеет шанс сыграть как раз позитивную роль на нынешнем этапе истории культуры, чего не скажешь, например, о странах Ислама, где примат национального мусульманского своеобразия тяжелым камнем виснет на шее творческого работника. Поэтому небольшая доля экзотичности в русских щах сыграет нам только на руку, демонстрируя всеядный характер нашей культуры.

Искушенный наблюдатель на Западе обывательски ожидает новаторства, неожиданного взгляда, ниспровергающей мысли в предлагаемом ему искусстве, привычно констатирует и потребляет его либо напрямую, либо опосредованно через дизайн. Сегодня бывает трудно различить, кто бы мог сделать тот или иной объект или инсталляцию — «художник» или «дизайнер». Мне кажется, что и не нужно этого делать, ибо крутой дизайн так же нефункционален, как и СИ. Искусство вошло в каждый дом и стало принадлежать народу. Выставочное СИ полностью слипается с дизайнерскими проектами для оформления интерьеров жилых и общественных зданий, садово-парковой скульптурой, ландшафтной архитектурой, различной рекламой и проч. Таким образом, СИ приобретает все больше прикладной характер, раздвигая рамки утилитарного до бесконечности, чему немало способствует отшлифованное умение дилеров продать любую чушь.

Современных художников Запада можно было бы разделить на две условные категории: «дизайнеры-перфекционисты», любовно оттачивающие вечные формы круга, квадрата и треугольника, стремящиеся к законченности форм, фактур и цвета, применяющие все новые достижения науки и техники; и «дизайнеры-аграрии» с зеленым отливом экологистов, черпающие вдохновение в матушке-природе и естественных науках; к ним же относится большая часть живописцев, относящаяся к своей работе как к живописи.

Эти довольно различные пристрастия могут не мешать участвовать в одних и тех же движениях и тенденциях, не говоря уже о выставках. Так, художники первой группы выставляют упаковку продуктов питания, второй — ее содержимое. Гармония заключается в комфортности состояния того небольшого дискомфорта, которое испытывает опытный наблюдатель: доля новизны при этом никак не сказывается на его впечатлении.

В пространство такого легкого сдвига неизбежно попадает и художник, пытающийся прыгнуть резко в сторону, ибо, перескочив через несколько зубьев шестеренки, он все равно падает в очередную обжитую лунку: «сумма мест не меняется».

В России все по-другому. Во-первых, России пока нет как страны. Во-вторых, заниматься СИ реально можно только в Москве и Ленинграде (да простят меня юные петербуржцы). В-третьих, даже в данных городах нет ничего в окружающей обстановке особо радующего глаз.

Окружающий нас политико-социальный ландшафт настолько дисгармоничен, тревожен, дик и одновременно монументален, что игра в бисер или «приватные занятия» в области культуры просто элементарно не видны на его фоне. С другой стороны, наморщив лоб, московский старожил вспоминает, что и после 17-го года не все было гладко, а искусство процветало, забывая о том, что, выкинув академиков, все административные посты заняли авангардисты в кожанках, в одночасье взявшие власть. Правда, вскоре они стали раздражать большевиков, и те заменили упрямцев на надежных людей, искусство же постепенно захирело и мутировало.

В России сегодня не создано никаких предпосылок для захвата власти людьми из СИ, нет и художников, жаждущих получить трибуну (может, только Кулик?), да и вообще, горячо любимые Западом 20-е годы у нас не столь уважаемы, ибо напоминают о кровавом восходе коммунистической эры.

СИ на Западе имеет самую дорогую и разработанную экспозиционную сеть, поддерживаемую и государством, и частным капиталом, контролирующую масс-медиа и прессу; оно давно уже победило конкурентов, не исповедующих его дух. Любой среднеобразованный человек знает пару-тройку имен художников, хотя, как правило, не понимает в СИ ничего. Сложившаяся система во многом напоминает организацию в «большом» или профессиональном спорте.

Среднеобразованный человек в России может сразу назвать самых известных деятелей — но тут это Пушкин, Чайковский и Репин. Он сможет назвать фамилии современных кинорежиссеров, актеров, писателей, музыкантов, а художников, кроме Глазунова и, может быть, Шилова, не назовет, не припомнит — ни народных академиков, ни лауреатов Госпремии среди художников. Таким образом, СИ у нас имеет сейчас шансы занять почти пустую нишу.

В нынешней политической обстановке ему очень важно занять правильную позицию. Большинство творческих работников ныне считают наиболее приемлемой нейтральную точку зрения, рекомендуют аполитичность. Небольшая часть, пытаясь критически выразить свое отношение к действительности, неминуемо скатывается в соц-арт, что недопустимо, так как авторитетный консилиум экспертов совсем недавно констатировал его смерть. Конечно, соц-артом теперь это не называют, так как советские причиндалы заменили попсовая реклама и политический цирк по телевизору.

Современного художника раздирает внутреннее противоречие: против чего выступать? За что бороться? Смеяться над демократами, дороговизной, американцами, татарами, хохлами или чеченцами? Протестовать против неровности российских дорог или обнаруженны- х на детской площадке ядерных отходов? Оппозиционность сейчас в принципе лишена романтического ореола отверженности и самопожертвования. Так последний диссидент-революционер Новодворская предстает фарсовым отражением Буковского.

Наибольшую проблему сейчас представляет гложущая тоска по новому, объединяющему большому стилю, каким был хотя бы соцреализм и сыновья его соц-арт и московский концептуализм.

Вертлявая проститутка постмодернизма не смогла занять их место на сцене, и торопливые руки экспертов спешат побыстрее перевернуть страницу и прочесть название следующей главы, но натыкаются на нудные примечания и содержание прочитанной книги.

Новая глава находится в следующем томе, с появлением же его в печати у нас, как водится, по старинке запаздывают.

Поделиться

Статьи из других выпусков

Продолжить чтение