Выпуск: №100 2017
Вступление
КомиксБез рубрики
Письма об антиэстетическом воспитании. Письмо пятое: искусство после всего. Красота и насилиеИгорь ЧубаровЭссе
Компенсационный ресурсВиктор Агамов-ТупицынДиагнозы
Уснувший в анабиозе. О новом положении художественного комментатораВалерий ЛеденевТеории
Жажда реального: поворот к безусловно необходимомуТеймур ДаимиИсследования
Прыжок в пустоту?Мадина ТлостановаЭкскурсы
Литовская культурная ментальность и нарратив постколониальной памятиКястутис ШапокаБез рубрики
Распад постсоветского плюс туркменизация всей страныБорис ЧуховичТекст художника
Ненависть к художественной формеЕвгений ФиксДиагнозы
Стой самНикита КаданДиалоги
Будьте художниками — делайте противоположное!Дмитрий БулатовИсследования
Тоска по государству: политическая стратегия «московского акционизма» 1990-х годовИлья БудрайтскисИсследования
Чествование невидимого: как постсоветские художники открыли повседневностьДенис СтоляровИсследования
Нонспектакулярное искусство как периодизирующая категорияЕгор СофроновСитуации
Управляемая автономия и суп из камняХаим СоколСопоставления
Взрывы субъектностиАлександра ШестаковаРефлексии
Исповедь художника авангардистаАнатолий ОсмоловскийАнализы
О некоторых моментах социальной истории современного искусства в России десятых годов двадцать первого векаЛюдмила ВоропайПостскриптум
О возможности светаДмитрий ВиленскийРефлексии
Кажется, просто комиксГеоргий ЛитичевскийВыставки
Экран картины: параллакс зренияЕлена БогатыреваЕлена Богатырева. Родилась в 1966 году в Куйбышеве. Философ, критик искусства, руководитель творческой лаборатории «Территория диалога», редактор альманаха «Черные дыры букв». Живет в Самаре.
01.12.2016–12.12.2016
Неля и Роман Коржовы. «Экран картины»
Самарский историко-краеведческий музей, Самара.
В конце прошедшего года в Самарском областном историко-краеведческом музее имени П.В. Алабина в рамках программы Средневолжского ГЦСИ «Волга. Ноль» состоялась выставка «Экран картины», которая объединила живопись Нели Коржовой и видео Романа Коржова. Название выставки настраивало на то, что акцент будет сделан на медиуме поверхности как условии явления картины. Интересный ход, который позволяет допустить, а где-то и уравнять шансы назвать картиной работы, выполненные как в традиционных, так и современных техниках и технологиях. Метафора экрана обращает здесь внимание на то общее место инверсии восприятия, которая повсеместна в современную эпоху, когда не только перцептивная активность человека формирует образы реальности, но и, наоборот, человек живет среди готовых образов, смотрящих на него отовсюду. И эти образы, оцифрованные компьютерной памятью, вторгаются в его жизнь, переопределяют прошлое, оповещают о будущем, повсеместно участвуют в его настоящем. В точках разрыва и совмещения человеческого видения и синтетического зрения, образующих фигуру параллакса, прежде всего, и работают эти художники. А за плечами у них не только путь в абстрактной живописи, но и инсталляции, проекты, связанные с исследованием феномена зрения, огромный кураторский опыт, который имеет свой неповторимый художественный почерк (наиболее известна здесь Ширяевская биеннале).
Экспозиция выставки заняла два зала. Зрителю нужно было пройти через большое пространство, в котором инсталлировались живописные полотна Нели Коржовой, прежде чем углубиться в темный зал с видеоработами Романа. Живопись Нели достаточно эффектно и зрелищно смотрелась на затемненных стенах, плоскость которых полотна ритмически прерывали, а то и взрывали энергией цвета (подобно тому, как в темноте кинозала вспыхивает экран и поглощает все наше внимание). Роман Коржов выбрал зал с белыми стенами и спроецировал видео на темную тонированную материю, слегка мятую, которая, помимо акцентирования границ поверхности импровизированного экрана, создавала еще и эффект углубления черно-белого изображения, придавая ему дополнительную фактуру. Никакого другого освещения, кроме работающего видеопроектора, в зале с видео не было.
Работы Нели Коржовой, представленные на выставке, условно делящиеся на структурные и стоп-кадры по мотивам фильмов Джармуша и Антониони, дают определенный срез ее художественных исканий. Среди них — исследование различных методов формообразования, оптика и кинематика зрения, попытки ответить на вопрос — что есть картина как таковая. Так в цветовых структурах взгляд зрителя скользит по поверхности работы, следуя ритмической организации и энергии цветового мазка и линии, соучаствуя в лепке абстрактной формы. В картинах стоп-кадрах этот взгляд, напротив, направляется в глубину работы. Тем самым организуется пространство между смотрящим и реальностью внутри полотна, пространство экрана. При этом зрение может вдруг обнаружить пустоту изображения как значимую или уловить энергию предшествующего взрыва, создавшего невесомую вневременность изображения, в котором свободно плавают материальные осколки того, что называлось когда-то миром человека (серия «Летящее» по мотивам фильма «Забрийски пойнт» Микеланджело Антониони). Или как бы нарочито затормозиться, а то и прерваться, наталкиваясь на разного рода препятствия. Принципиально важным элементом становятся черные кулисы-шторки воображаемого киноэкрана. Или слова, наложенные на изображение подобно титрам в кино. Эти статичные слова-знаки входят в конфликт с задаваемым в картине движением, то усиливая его, то уводя в беспредметность, ставя само изображение под вопрос.
Перевод кинематографического языка на живописный создает новую реальность. В этом плане обращает на себя внимание диптих по мотивам «Красной пустыни» Микеланджело Антониони. Почти все пространство картины занимает небо, которое застилают клубящиеся облака дыма. Собственно, только низкий горизонт и определяет какую-то реальность происходящего. Состояние, которое здесь нагнетается: еще ничего не случилось, а кажется, что все уже произошло, музыка настроения, как в начале кинофильма, уже звучит. В стоп-кадрах диптиха со знаковыми названиями «Предчувствие» и «Накануне» используются только шторки киноэкрана, которые сразу дают ощущение ввода в глубину новой реальности. При этом они отделяют смотрящего от того, на что он смотрит, заставляя относиться к происходящему с дистанции времени, длительность киносюжета концентрируется здесь в одном образе-кадре. Задача художника — направить взгляд смотрящего, не столько дать различить странные предметы, готовые то ли исчезнуть в клубах дыма, то ли опять взорваться, сколько породить ощущение неразрешимости того тягостного состояния, которое здесь предъявляется. Чувственной плотностью, ритмом художественного письма, цветовым и композиционным решениями.
Видео Романа Коржова заставляет включаться в какой-то уже временной процесс, следить за происходящим на экране. Художник выставил небольшую, но показательную для себя серию работ, объединенных названием «Горизонт события», в которых, на первый взгляд, ничего не происходит. Перед зрителем фрагменты каких-то интерьеров, видов, прочих пространств, но они как бы нарочито ни о чем, не несут никакого послания, ничего не выражают, не выступают, как кажется, уже и просто формой памяти. Если здесь пытаться найти сюжет, то он будет сведен к одному едва различимому действию. Избираемые произвольно кадры-виды, которые микродействие, тем не менее, перебивает (и как навязчивый мотив, уже не отпускает от себя зрение), незаметно становятся просто фоном для едва заметного шевеления занавески или какого-то еще предмета, находящегося, как сначала казалось, на периферии зрения. Теперь именно этот вычленяемый мотив смотрит на зрителя и предлагает оценить его значение, только своим событием и оправдывая общую длительность кинокадра. Случайное оказывается неслучайным, переворачивает исходную картинку, отменяя привычки узнавания и интерпретации, позволяя изображению рассказать самому, без участия автора, другую свою историю.
Выставка дает возможность увидеть в картине какую-то особую форму движения визуального сознания, которое более не удваивает вещи, но разворачивает перед глазами изумленного зрителя неподсудную ему реальность новых образов, как-то его, тем не менее, касающуюся, порождающую его собственную эмоцию. Инверсия восприятия, которая здесь устанавливается и исследуется художниками, работает с эффектом отчуждения и его специфической поэзией неучастия в делах мироздания. (Действительно, трудно представить себе социальное или политическое прочтение таких работ). Но равным образом здесь обнаруживается и включенность, предъявление банальности события, следов пограничных ситуаций и связанных с ними переживаний как моментов не только художественного действия, но и какого-то сопряженного с ними настроения, мысли.
Используя традиционные средства — живописные и технические — Коржовы вместе с тем не стремятся к проверенной художественной или технической коммуникации со зрителем. Дело не в том, что здесь воспевается отсутствие сообщения, и, похоже, не только в ощущении мурашек на затылке как целевом задании, но и в исходном понимании художественного опыта как такового. В том странном, обнуляющем свои результаты мышлении («Что я пишу в беспредметных картинах? — Ничто», — скажет Неля Коржова), на котором основывается художественное высказывание. Картина трактуется здесь как место и время «пересобирания взгляда», смело вступающего в игру с разными ментальными и техническими заданиями, эстетическими расположениями. Картина здесь и есть та оптическая среда или ситуация, которая предъявляет себя как открытая для чувства структура и конституируется каждый раз заново, опробуя и изобретая ту или иную траекторию (и технику) движения (включения) зрения, находки которого и становятся содержанием нового художественного (шире — человеческого) опыта.