Выпуск: №100 2017

Рубрика: Выставки

Экран картины: параллакс зрения

Экран картины: параллакс зрения

Работы Нели и Романа Коржовых на выставке «Экран картины», 2016. Самарский историко-краеведческий музей. Предоставлено художниками

Елена Богатырева. Родилась в 1966 году в Куйбышеве. Философ, критик искусства, руководитель творческой лаборатории «Территория диалога», редактор альманаха «Черные дыры букв». Живет в Самаре.

01.12.2016–12.12.2016
Неля и Роман Коржовы. «Экран картины»
Самарский историко-краеведческий музей, Самара.

В конце прошедшего года в Самарском областном историко-краеведческом музее имени П.В. Алабина в рамках программы Средневолжского ГЦСИ «Волга. Ноль» состоялась выставка «Экран картины», которая объединила живопись Нели Коржовой и видео Романа Коржова. Название выставки настраивало на то, что акцент будет сделан на медиуме поверхности как условии явления картины. Интересный ход, который позволяет допустить, а где-то и уравнять шансы назвать картиной работы, выполненные как в традиционных, так и современных техниках и технологиях. Метафора экрана обращает здесь внимание на то общее место инверсии восприятия, которая повсеместна в современную эпоху, когда не только перцептивная активность человека формирует образы реальности, но и, наоборот, человек живет среди готовых образов, смотрящих на него отовсюду. И эти образы, оцифрованные компьютерной памятью, вторгаются в его жизнь, переопределяют прошлое, оповещают о будущем, повсеместно участвуют в его настоящем. В точках разрыва и совмещения человеческого видения и синтетического зрения, образующих фигуру параллакса, прежде всего, и работают эти художники. А за плечами у них не только путь в абстрактной живописи, но и инсталляции, проекты, связанные с исследованием феномена зрения, огромный кураторский опыт, который имеет свой неповторимый художественный почерк (наиболее известна здесь Ширяевская биеннале).

some text

Экспозиция выставки заняла два зала. Зрителю нужно было пройти через большое пространство, в котором инсталлировались живописные полотна Нели Коржовой, прежде чем углубиться в темный зал с видеоработами Романа. Живопись Нели достаточно эффектно и зрелищно смотрелась на затемненных стенах, плоскость которых полотна ритмически прерывали, а то и взрывали энергией цвета (подобно тому, как в темноте кинозала вспыхивает экран и поглощает все наше внимание). Роман Коржов выбрал зал с белыми стенами и спроецировал видео на темную тонированную материю, слегка мятую, которая, помимо акцентирования границ поверхности импровизированного экрана, создавала еще и эффект углубления черно-белого изображения, придавая ему дополнительную фактуру. Никакого другого освещения, кроме работающего видеопроектора, в зале с видео не было.

Работы Нели Коржовой, представленные на выставке, условно делящиеся на структурные и стоп-кадры по мотивам фильмов Джармуша и Антониони, дают определенный срез ее художественных исканий. Среди них — исследование различных методов формообразования, оптика и кинематика зрения, попытки ответить на вопрос — что есть картина как таковая. Так в цветовых структурах взгляд зрителя скользит по поверхности работы, следуя ритмической организации и энергии цветового мазка и линии, соучаствуя в лепке абстрактной формы. В картинах стоп-кадрах этот взгляд, напротив, направляется в глубину работы. Тем самым организуется пространство между смотрящим и реальностью внутри полотна, пространство экрана. При этом зрение может вдруг обнаружить пустоту изображения как значимую или уловить энергию предшествующего взрыва, создавшего невесомую вневременность изображения, в котором свободно плавают материальные осколки того, что называлось когда-то миром человека (серия «Летящее» по мотивам фильма «Забрийски пойнт» Микеланджело Антониони). Или как бы нарочито затормозиться, а то и прерваться, наталкиваясь на разного рода препятствия. Принципиально важным элементом становятся черные кулисы-шторки воображаемого киноэкрана. Или слова, наложенные на изображение подобно титрам в кино. Эти статичные слова-знаки входят в конфликт с задаваемым в картине движением, то усиливая его, то уводя в беспредметность, ставя само изображение под вопрос.

Перевод кинематографического языка на живописный создает новую реальность. В этом плане обращает на себя внимание диптих по мотивам «Красной пустыни» Микеланджело Антониони. Почти все пространство картины занимает небо, которое застилают клубящиеся облака дыма. Собственно, только низкий горизонт и определяет какую-то реальность происходящего. Состояние, которое здесь нагнетается: еще ничего не случилось, а кажется, что все уже произошло, музыка настроения, как в начале кинофильма, уже звучит. В стоп-кадрах диптиха со знаковыми названиями «Предчувствие» и «Накануне» используются только шторки киноэкрана, которые сразу дают ощущение ввода в глубину новой реальности. При этом они отделяют смотрящего от того, на что он смотрит, заставляя относиться к происходящему с дистанции времени, длительность киносюжета концентрируется здесь в одном образе-кадре. Задача художника — направить взгляд смотрящего, не столько дать различить странные предметы, готовые то ли исчезнуть в клубах дыма, то ли опять взорваться, сколько породить ощущение неразрешимости того тягостного состояния, которое здесь предъявляется. Чувственной плотностью, ритмом художественного письма, цветовым и композиционным решениями.

some text

Видео Романа Коржова заставляет включаться в какой-то уже временной процесс, следить за происходящим на экране. Художник выставил небольшую, но показательную для себя серию работ, объединенных названием «Горизонт события», в которых, на первый взгляд, ничего не происходит. Перед зрителем фрагменты каких-то интерьеров, видов, прочих пространств, но они как бы нарочито ни о чем, не несут никакого послания, ничего не выражают, не выступают, как кажется, уже и просто формой памяти. Если здесь пытаться найти сюжет, то он будет сведен к одному едва различимому действию. Избираемые произвольно кадры-виды, которые микродействие, тем не менее, перебивает (и как навязчивый мотив, уже не отпускает от себя зрение), незаметно становятся просто фоном для едва заметного шевеления занавески или какого-то еще предмета, находящегося, как сначала казалось, на периферии зрения. Теперь именно этот вычленяемый мотив смотрит на зрителя и предлагает оценить его значение, только своим событием и оправдывая общую длительность кинокадра. Случайное оказывается неслучайным, переворачивает исходную картинку, отменяя привычки узнавания и интерпретации, позволяя изображению рассказать самому, без участия автора, другую свою историю.

Выставка дает возможность увидеть в картине какую-то особую форму движения визуального сознания, которое более не удваивает вещи, но разворачивает перед глазами изумленного зрителя неподсудную ему реальность новых образов, как-то его, тем не менее, касающуюся, порождающую его собственную эмоцию. Инверсия восприятия, которая здесь устанавливается и исследуется художниками, работает с эффектом отчуждения и его специфической поэзией неучастия в делах мироздания. (Действительно, трудно представить себе социальное или политическое прочтение таких работ). Но равным образом здесь обнаруживается и включенность, предъявление банальности события, следов пограничных ситуаций и связанных с ними переживаний как моментов не только художественного действия, но и какого-то сопряженного с ними настроения, мысли.

Используя традиционные средства — живописные и технические — Коржовы вместе с тем не стремятся к проверенной художественной или технической коммуникации со зрителем. Дело не в том, что здесь воспевается отсутствие сообщения, и, похоже, не только в ощущении мурашек на затылке как целевом задании, но и в исходном понимании художественного опыта как такового. В том странном, обнуляющем свои результаты мышлении («Что я пишу в беспредметных картинах? — Ничто», — скажет Неля Коржова), на котором основывается художественное высказывание. Картина трактуется здесь как место и время «пересобирания взгляда», смело вступающего в игру с разными ментальными и техническими заданиями, эстетическими расположениями. Картина здесь и есть та оптическая среда или ситуация, которая предъявляет себя как открытая для чувства структура и конституируется каждый раз заново, опробуя и изобретая ту или иную траекторию (и технику) движения (включения) зрения, находки которого и становятся содержанием нового художественного (шире — человеческого) опыта.

Поделиться

Статьи из других выпусков

Продолжить чтение