18+

Один из выставочных проектов «Что Делать» в 2014 году назывался «Капсула Времени. В момент опасности». В нем мы искали визуальный язык, способный отразить наше состояние шока и потерянности в момент, когда сами основания нашей работы, социальные и личные отношения, убеждения в возможностях политики и искусства стали распадаться на глазах. Эта ситуация, которую можно описать как чрезвычайную, кризисную, исключительную, постепенно становилась нормой нашей повседневности. И наша деятельность была вынуждена так или иначе рефлексировать это положение стремительного сужения публичной сферы, все большей маргинализации близких нам идей, уход близких соратников, постправды (потери возможности различать факт и вымысел), исчезновения круга дружественных институций и базового финансирования работы. Если раньше осмысление чрезвычайного положения как нормы политической истории всегда присутствовало в нашем анализе, то теперь оно само стало реально управлять жизнью со всей своей абсурдной суверенностью.

Сейчас, уже адаптировавшись к этому новому состоянию, мы стали все больше воспринимать ситуацию, скорее, в отчаянной оптике украинского художника Никиты Кадана: «… что было с краю справа, сползло в освещенный центр <….> А что было на левом краю — то осыпалось во тьму внешнюю, где плач и скрежет зубов. Левые, недобитые постсоветские левые, доходяги-материалисты, худосочные просветители, тонкокостные гуманисты. Как там за краем? Как темнота? Различаете ли вы самих себя? Поздно ли бояться?»^[1].

Если раньше это звучало как диагноз российско-украинской ситуации, внутри которой мы чувствовали свою исключительную/исключенную позицию, то сейчас мы видим, как это состояние расползается по миру, когда ты уже не понимаешь, откуда в твоем ФБ приходит пост — может быть, из Англии, Венгрии, Польши, Египта, Израиля, Турции или Соединенных Штатов?

***

Ситуация в России по-прежнему уникальна своим низким уровнем сопротивления — тут можно прямо ссылаться на мрачные наблюдения Брехта из стихотворения «Потомкам» («To Posterity»): «…и отчаянье нас душило, когда мы видели только несправедливость и не видели возмущения». Но даже здесь все еще не решено, многие сценарии не разыграны, и у нас есть еще возможность говорить, находить единомышленников и бороться вместе, как это было все эти годы, полные захватывающего творчества, работы, одержимости, вдохновения, надежд. Тьма, о которой, следуя христианской традиции, так всегда много говорили левые, еще не наступила. То, что мы проживаем, это, скорее, затянувшийся сумрак реакции. Период трансформации мира.

Одни говорят о коллапсе проекта гуманизма, другие — об угрозе темного просвещения, возврата в новое средневековье. Многим ничего не понятно, кроме общего ощущения потери ориентации, депрессии и бессилья. Но важно осознать это состояние не как очередную вспышку хорошо знакомого нам по истории консерватизма, отживающего свое время, а как сценарий другого универсального состояния мира, в котором не предусмотрены идеи и ценности, за которые мы решили когда-то бороться, — они просто не нужны. Взамен предлагаются идеи прогресса и современности, которым больше не нужны равенство и справедливость — традиция просвещения оказалась снова хрупкой и оставленной, требующей своего нового переосмысления и защиты.

***

Может быть, эта угроза заставит нас многое пересмотреть и сплотиться по-новому? 
Ведь бежать уже некуда — уже не осталось мест, где старый консенсус просвещения не был в той или иной степени под угрозой. И надо принимать этот вызов надвигающейся темноты.

Можно это делать мистическим способом, как предлагает Агамбен: «ведь современник тот, кто воспринимает мрак своего времени как нечто, непосредственно к нему относящееся, нечто, не перестающее вопрошать его, нечто, более всякого света обращенное прямо и исключительно к нему. Современник — это тот, кто непосредственным взором воспринимает сияние тьмы, исходящее из своего времени»^[2].

А можно обратиться к Ханне Арендт, перечитывая сказку о Данко^[3]: «Вера в то, что даже в самые темные времена мы вправе ждать какого-то света и что этот свет приходит не столько от теорий и понятий, сколько от неверного, мерцающего и часто слабого света, который некоторые люди в своей жизни и в своих трудах зажигают почти при любых обстоятельствах и которым освещают отведенный им на земле срок….»^[4].

Или же, как пел Леонард Коэн: «There is a crack in everything that’s how light goes in».

Свет — никогда не знаешь, откуда он приходит.

Становиться пористей. Выпить Фосфора. Производить больше дыр, трещин и маяков.

Январь 2017