Омар Чхаидзе
«Трансформация света». ММОМА, Москва.
18.12.2013 — 19.01.2014

Форма и цвет в живописи были всегда. «Тайно» в ней присутствовал и — свет. Но понятие света в живописи (по)явилось совсем недавно — каких-нибудь сто пятьдесят лет тому назад. И связано оно с эпохой модернизма, а — конкретней — с импрессионистами. Но и они, импрессионисты, еще не понимали, что такое Свет — в онтологическом смысле. Понятие Свет в теории живописи возникло еще позднее — в 20-х годах XX века. Только Мартин Хайдеггер рано (в 1928 году) задумался над тем, что такое Свет. Белый Свет — говоря по-русски. По-немецки — Lichtung (просвет).

Свет — невидимка, но без него существует только ничто. Нужен свет, чтобы появилось нечто. В частности, картина: Der Ursprung des Kunstwerkes (1936). Хайдеггеровская метафизика (в отличие от кантовской и гегелевской) спрашивает об одном: благодаря чему человек вообще видит все то, что он видит. Пространство, в котором он действует в Истории, устроено не им. Раньше самой ранней мысли — ясность или неясность того, о чем она, существует Свет. Увидев что-либо умственным зрением, художник спешит схватить (begreifen!) предмет и упускает из виду свет, в котором этот предмет видит. Чем больше света, тем крепче взгляд художника привязан к предмету, тем меньше замечен сам по себе свет. Однако моменты озарения представляют творческую деятельность художника в более важном смысле, чем схваченный или не схваченный взглядом предмет. Озарение неподвластно художнику. В его силах только — быть готовым к озарению, готовым сразу увидеть его, суметь его полноценно в работе использовать и понять, что это было озарение.

Поразительно, что художник-мыслитель Омар Чхаидзе получил это озарение в двадцать лет, еще будучи студентом Тбилисской академии художеств. И оказался к нему быть готовым. Он вообще выбросил предмет из своей живописи и стал писать только Свет.

Свет стал для него предметом. Кто-то скажет, ну и что, была уже в мировой живописи полувековая традиция беспредметничества. Введенная в свои законные права русским авангардом. Но сделать беспредметничество своим и по-своему в СССР 60-х годов — уже подвиг. За формализм и абстракционизм —расстреливали (Ермолаева, Древин…). Но Омар Чхаидзе вообще не занимался беспредметничеством — он писал Свет. Свет как предмет, как метафизический объект. Совсем другой Свет, чем у импрессионистов. Он писал Белый Свет. Свой Белый Свет. Создавал свою онтологическую картину мира: «Вознесение» (1966), «Прикосновение» (1967), «В пути» (1969), «Вечность» (1971), «Интроверсия» (1986), «Мистерия Голгофы» (1991), «Встреча» (2007), «Вечность» (2012), «Трансформация Света» (2012), «Исток» (2013). На выставке в Московском музее современного искусства в 2013 году он демонстрирует «Выход» (2013) и — замирает… в преддверии нового озарения.

Белый Свет на картинах художника уже очевидно оформлен: это не хаотический свет — это космическая, упорядоченная структура. Противопоставление Космоса —Хаосу. Больше того. Омар Чхаидзе, как метафизически ориентированный художник, сразу позволил себе — что невероятно трудно — существовать одновременно в двух ортогональных пространствах: секулярном и сакральном. Имя картины «Вознесение» —не может быть случайно божественным. Это сакральное имя. Форму Света на этой законченной, твердой, неизменяемой картине Омар Чхаидзе деформирует — реформирует и, наконец, трансформирует. Переводя ее в сознании зрителя из физического (секулярного) пространства — в метафизическое (сакральное). Эта двойственная жизнь Света — как тема и совершенное исполнение ее — сразу переводит художника в свой, эксклюзивный мир. Художник-мыслитель, художник-метафизик, художник-мистик Омар Чхаидзе сразу — ни на кого не похож. И сразу — его работы узнаваемы. Хотя он позволяет себе, как Пикассо, эпизодически «менять манеру» — менять язык — метод — стилистику — тематику работ. Он все равно узнаваем. Он может перейти даже в фигуративную живопись — он все равно узнаваем. Эта главная ныне характеристика Большого художника — узнаваемость — присуща Омару Чхаидзе генетически. Это подделать нельзя. Это нельзя имитировать.

Полувекового лага длина художественного процесса (60-е — 10-е годы творчества) упакована ныне Омаром Чхаидзе в новую художественную парадигму рецепт-арта. Пришедшего на смену поднадоевшего всем и во всех своих проявлениях постмодерна. Поразительное качество Омара Чхаидзе как художника состоит в том, что в эпоху постмодерна он никогда не был постмодернистом. Он оставался модернистом. То есть он всегда писал новое, творил новизну, разрабатывал «новое понимание новизны», а не переписывал «старых мастеров» в «новом языке».

Язык искусства Омара Чхаидзе — код-знаковый. Художник работает, прежде всего, в сакральном пространстве. Где зритель ориентируется свободно, ибо названия работ задают код и, следовательно, правила чтения знаков. Если автор называет работы: «Вознесение» (1966), «Мистерия Голгофы» (1991), «Адам и Ева» (1998) — ясно, что они читаются в религиозном коде. Если это «Лао-Цзы» (1971), «Сократ» (1976), «Р. Штайнер» (1971), то надо обращаться к философскому, теософскому, антропософскому коду и т.д.

Художественный процесс Омара Чхаидзе (1960–2013) делится на несколько этапов, каждый их которых имеет свои «языки — методы — стилистики» — то есть свое «письмо» (дадим ему условные названия): беспредметное черно-белое (1960-е: «Вознесение» (1966), возврат — 1971-й, 90-е: «Мистерия Голгофы» (1991)), беспредметное белое (1970–1990), беспредметное (70-е: «Вечность» (1971), «Р. Штайнер» (1971), «Лао-Цзы» (1971), «натюрморты» (60-е — 80-е), «портреты-сцены» (60-е, возврат — 1985–1989, 1991), знаковое (1978, 1985), крупно-черно-белое (1986), геометрическое (80-е, нулевые), «кукольное»: «Маленький принц» (1981), «Адам и Ева» (1998), минималистическое (2000–2013)...

Каждый из этих десяти «языков — методов — стилистик» Омара Чхаидзе оригинален и абсолютно самостоятелен. Они выглядят совершенными, поскольку отвечают всем критериям современных эстетик.

Первый русский авангард учил писать в новом языке, Второй русский авангард учит читать в новом языке. С 1910 года Кандинский начал не только целенаправленно и систематически писать «беспредметные» картины, но и глубоко осмыслил их необходимость и новизну. В поэтически изысканном эссе «Ступени» (1918) Кандинский, тщательно и систематически исследуя генезис своего открытия-изобретения «беспредметного искусства», пишет: «Постепенно все больше вырабатывалась моя способность не замечать предмета в картине, его, так сказать, прозевывать». «В общем, мне стало бесспорно ясно, что предметность вредна моим картинам».

Омар Чхаидзе фактически повторил путь первых авангардистов-беспредметников, отталкиваясь от них, но развивая «язык чистого искусства» дальше. В частности, он пошел от геометрических фигур — к своему Свету. Как главному предмету своей живописи. И начал учить художников и зрителей читать в этом беспредметном языке. И по-новому понимать философию беспредметной живописи. Именно в «чистом языке» живописи и «языке конкретизма» работает Омар Чхаидзе с 60-х годов и достигает предельной выразительности — при минимальном расходовании средств. Именно в «чистом языке» живописи возможно показать Свет и Трансформацию Света. Знаменитый парижский философ Александр Кожев в 1936 году написал статью «Конкретная (объективная) живопись Кандинского», где убедительно показал, что эта беспредметная, «не изобразительная» живопись, есть:

не абстрактная, а конкретная,
не субъективная, а объективная,
не локальная, а тотальная,
не относительная, а абсолютная,
не физическая, а метафизическая,
не пластическая, а концептуальная.

Понятно, насколько трудно будет расстаться сегодня с термином «абстрактная живопись». Но заменить его на термин и, главное, философию «конкретной живописи» все-таки придется. И Омар Чхаидзе дерзнул взвалить на себя этот тяжкий груз.

Картины, выставленные в Московском музее современного искусства в 2013 году — «Интроверсия» (2009), «Вечность» (2010), «Бесконечность» (2011), «Трансформация Света» (2013), «Энергия Света» (2013), «Выход» (2013) — показывают, что направление супрематизма и неопластицизма, начатое в 10-е и 20-е годы XX века Мондрианом и Малевичем, а также пангеометрические традиции, которые продолжались в искусстве на протяжении двадцати пяти веков, завершены. И в третьем тысячелетии, уверен Омар Чхаидзе, началась новая эра в искусстве — эра Света.