Украинское слово «майдан», дословно переводимое как «площадь», благодаря событиям 2004 и 2013–2014 годов приобрело политический оттенок значения и стало знакомо даже тем людям, которые не знают украинского языка. Это слово теперь означает не просто место в центре города, оно превратилось в символ протеста, синоним революции. Как известно, Оранжевая революция спровоцировала появление новых художественных инициатив, когда художники стали высказываться на улице, а не в стенах галерей. К явлениям искусства, появившимся на Майдане 2004 года, можно отнести киевскую группу «Р.Э.П.»; события и последствия революции стали предметом рефлексии харьковской группы «SOSka». К концу нулевых как в украинском обществе, так и в искусстве воцаряется разочарование — послевкусие массовых протестов. Меняется социально-политический бэкграунд: с одной стороны, консервативная политическая реакция новой власти, с другой — возрастание ультраправых настроений в обществе. В это же время украинское искусство институализируется: критические высказывания часто можно встретить на территории приватных и государственных художественных площадок, где художникам приходится бороться с цензурой, а самоорганизованные пространства нередко подвергаются нападению неонацистов. По сути, критическое искусство оказывается под обстрелом сразу двух врагов: государства и оппозиционеров-националистов.

Искусство как предостережение

Если в 2004 году протестные события стали импульсом для художников, то в 2013-м многие увидели в протестных событиях отражение тех или иных художественных высказываний, основанных на анализе социально-политического контекста. Работа Владимира Кузнецова «Колиивщина. Страшный Суд» была посвящена проблеме клерикализма. Настенная роспись, отсылающая к иконографии Страшного суда и изображающая горящих в аду политиков, милиционеров и церковников, является предвестником того протестного взрыва, который произошел вследствие накопившегося напряжения и несправедливости в украинском обществе. Ситуация с цензурой «Колиивщины» в музейном комплексе Мыстецький Арсенал, по сути, воссоздала ситуацию Майдана внутри художественной среды. Подобно президенту Виктору Януковичу, который даже после начала массовых протестов упорно делал вид, что вокруг ничего не происходит, директор Арсенала Наталья Заболотная делала вид, что не совершала акта цензуры, называя закрашивание росписи досадным недоразумением. В том же году я работал над проектом «Вода камень точит» и в процессе записывал интервью с бывшим сотрудником МВД. Бывший милиционер, ставший резчиком по камню, создавал для меня гранитные объекты в форме милицейских ботинок, из которых я потом выстроил своеобразный блокпост на выставке. Делая это, я предупреждал об опасности превращения Украины в полицейское государство, однако всерьез не думал, что это может произойти так быстро. Но 2 декабря 2013 года случилось именно то, чего следовало бояться — разгон и избиение мирных граждан на Майдане, что впоследствии вызвало массовые уличные протесты. 9 декабря охранники киевского PinchukArtCentre, где выставлялась работа, в ужасе закрывали двери здания, боясь неконтролируемой агрессии ультраправых. Всего в ста метрах от галереи радикалы принялись крушить памятник Ленину: повалили его с постамента и раскололи на мелкие кусочки. Многие в художественном сообществе тогда вспоминали работу Никиты Кадана «Постамент. Практика вытеснения» на тему своеобразной «войны памятников» в постсоветской Украине, которую вели русско-имперские фанатики и украинские национал-патриоты. Так и в конкретной ситуации в Киеве: место вождя опустело, а постамент покрылся слоями правых лозунгов. Примеров художественных высказываний, о которых вспоминали с началом последних протестов, немало, и перечислить их все, к сожалению, не хватит места. Симптоматично то, что искусство, создаваемое в период между двумя Майданами, заняло место своеобразного прогноза погоды, к которому никто не относился как к предсказанию, но которое оказалось верным и правдивым предостережением. В свою очередь, события нового Майдана отняли у творческих людей моральное право на привычную художественную жизнь, требуя вовлеченности и активизма. Это выражалось в разного рода запросах: от волонтерской работы до образовательно-просветительской деятельности. Вторые претворял в жизнь Открытый университет Майдана — уличная площадка, где устраивали видеопоказы и проводили лекции художников, социологов, культурологов, юристов и других. Эта небольшая сцена являлась демократической альтернативой большой сцене, основанной на политической иерархии и используемой лидерами оппозиции для собственной выгоды и управления людьми.

Позиции

Протесты 2013–2014 годов нельзя назвать идеологически однородными — в них включились как либеральная общественность, так и националисты разной степени радикальности. Активность последних сделала практически невозможным участие в протесте левых, пытавшихся выдвигать социальные требования и лозунги. Насилию со стороны правых подвергались не только левые активисты, но и люди другого цвета кожи, нетрадиционной сексуальной ориентации и просто подозрительные личности. Это также является одной из причин, по которым искусство критической рефлексии крайне выборочно присутствовало на Майдане, опасаясь быть непонятым и расцененным как провокация. В правую конъюнктуру вписалась разве что выставка художников объединения «Жлоб-арт». Они соорудили на улице что-то вроде фанерной версии галерейного бокса, где развесили репродукции своих картин-плакатов, активно заигрывающих с националистической риторикой. В это же время на Майдане происходили вопиющие случаи наказания провокаторов — например, людей, подозреваемых в краже или распространении наркотиков среди активистов. Их ставили на колени, заставляли публично извиняться и писали на лбу слово «вор» и «наркоман». Самосуд вызвал и критическую реакцию: художники и активисты устроили акцию, в рамках которой произвели символическое самоклеймение, написав на лбу признаки дискриминации, такие как «негр», «левак», «москаль», «художник-дегенерат» и другие. Таким образом акция критиковала ситуацию, в которой протест против системы стал руководствоваться теми же принципами что и система — принципами вертикали власти, где говорить можно лишь со сцены, где нет места дискуссии, а критика самоцензурируется, чтобы не попасть под маниакальное подозрение в провокации. Совершая акт символического самоисключения, участники акции на самом деле обозначают свое реальное присутствие и критикуют власть как систему отношений.

Стихийный автор

В то же время Майдан породил небывалый подъем самоорганизации людей, которые жили в палаточных лагерях, занимались готовкой̆, уборкой̆, охраной и строили баррикады, демонстрируя модель горизонтальных, а не иерархических отношений, осуждая правый авторитаризм как раскольничество протеста. Безусловно, баррикады — это один из главных символов Майдана; они являются не только функциональной защитой от милиции, но и формой коллективного народного творчества. Активисты перестраивали их множество раз, восстанавливая после атак «Беркута» с помощью сварки, арматуры и автомобильных шин или набивая мешки снегом, в зависимости от погоды. Баррикада — это и пример искусства прямого действия, неразрывного с контекстом и социальной активностью. Майдан же можно расценивать как коллективную человеческую инсталляцию, как форму искусства, где грань между художниками и активистами стирается, открывая экспериментальное пространство взаимодействия. Это пространство породило ряд анонимных уличных перформансов. Часто целевой аудиторией творчества активистов были спецподразделения милиции, которым было адресовано несколько акций. Центральным объектом одной из них стало пианино, которое ставили перед оцеплением силовиков и играли то вальс, то джаз, то народные или популярные песни. На пианино играли как любители, так и известные музыканты. Это действие не только является примером ненасильственного политического протеста, но и может быть истолковано как высказывание, которое не в состоянии достучаться до своего зрителя/слушателя, упираясь в нерушимую преграду. Для подготовки другой акции в соцсетях было распространено предложение: прийти к одному из милицейских оцеплений, которые защищают правительственные здания, взяв с собой зеркала. Напротив шеренги правоохранителей выстроилась шеренга из примерно ста граждан с зеркалами в руках, которые демонстрировали милиции ее собственное отражение. Отзеркаливание можно трактовать и как попытку вызвать у милиции самокритику и угрызения совести за нападения на граждан, и как намек на то, что насилие по отношению к другому вредит прежде всего тебе самому. Среди агрессоров, противостоявших активистам Майдана, была не только милиция, но и наемники в штатском, прозванные в народе «титушками». Они совершили нападение на одного из организаторов регионального Майдана в Харькове. Активисту нанесли несколько ножевых ранений, после чего он попал в больницу. Харьковские художники и активисты отреагировали на происшествие публичной акцией — они пришли под здание городской администрации и начали точить ножи об его стены. Нужно отметить, что видеодокументация этой акции интересна независимо от знания контекста: само по себе здание харьковской мэрии, созданное в 30-е годы, выглядит устрашающе тоталитарно, являясь символом репрессивной власти как таковой. Поэтому жест участников акции считывается и как противостояние системе, и как метафора заострения политической ситуации, призыв к самообороне.

Черные квадраты

Все вышеперечисленные акции относятся к тому периоду, когда протест на Майдане проходил более-менее мирно. Все изменилось после 16 января 2014 года, когда власть приняла пакет новых диктаторских законов, ограничивающих права человека. В ответ на это активисты перешли к решительным действиям: акции и перформансы сменились насильственным противостоянием, что по логике любой революции привело к появлению жертв. 22 января стал днем, отмеченным трауром по первым погибшим активистам. В этот момент в Интернете и социальных сетях, выполнявших функции одного из рупоров протеста, градус напряжения зашкаливал: аналитику событий заменили человеческие эмоции. В сети Facebook начался массовый флешмоб, в ходе которого пользователи стали менять фотографии профиля на черные квадраты. Сам по себе траурный жест серьезен и предельно ясен — он, казалось бы, не нуждается в комментариях и каком-либо анализе с точки зрения искусства. Но удивляет чересчур творческий подход некоторых пользователей, отреагировавших на печальные события. Обезличивая фотографию профиля, пользователи все равно пытались проявить личную креативность, выразить себя там, где это не очень уместно. Черные квадраты различались гаммой, текстурой, разного рода бликами, ктото добавлял ленточки, капельки крови и прочие «находки». Желание приукрасить трагедию выражением собственной уникальности можно расценить как защитную реакцию на удар, к которому никто не был готов. За этим разнообразием разворачивается пустота, которую продуцируют соцсети, превращая действительность в спектакль аффектов, вместо того чтобы анализировать и адекватного воспринимать ситуацию. После 22 января изменился не только Майдан, но все украинское общество. Естественным образом искусство вышло из фокуса внимания. На какое-то время оно потеряло свою значимость, отошло за горизонт воспринимаемого, а его средства выражения были вытеснены стихией социально-политических противостояний.

Тем не менее, связь Майдана с искусством говорит о его главной функции — платформы гражданского общества, где выражаются разные мнения, где люди с разными взглядами объединяются ради общих целей. Такова функция Майдана, которая действительно имеет смысл, которая осуществлялась с большими препятствиями, блокируемая то властями, то авторитарно настроенными участниками протеста. Парадоксальным образом не искусство, но заострение противостояния выступило фактором объединения людей с разными интересами и взглядами, ранее не способных найти общий язык. Люди смогли объединиться в насильственном противостоянии власти, кидая коктейли Молотова, но смогут ли они на равных взаимодействовать при разрешении ситуации или погрязнут в междоусобице? На этот вопрос ответит только время — и, возможно, на новом этапе искусство сыграет не последнюю роль в деле социальных преобразований.

27.01.2014