Выпуск: №15 1997

Рубрика: Круглый стол

Предмет приобретения — искусство

Предмет приобретения — искусство

Александр Якут. Спящая красавица. Якут-галерея (Арт-миф), 1993

Иосиф Бакштейн. Родился в Москве в 1945 году. Теоретик и практик современного искусства. С 70-х годов принимал участие в «неофициальной» художественной жизни. В своей кураторской деятельности работал с материалом как актуального искусства, так и отечественного художественного наследия 30 — 40-х годов. С 1991 года возглавляет Институт современного искусства. Живет в Москве.

В этих заметках речь пoйдет о процессах и структурах в сфере искусств в связи с соотношением коммерческих и некоммерческих начал. В раговорах с арт-дилероми мне довелось услышать фразу: «Искусство, чтобы быть проданным, должно быть понято». Это сооборажение, наверное, является ключевым для избранной нами темы. Оно означает, что искусство как область помещения капитала нуждается в интеллектуальном сопровождении, С удобно устроенной информационной инфраструктуре. Действительно, произведение искусства — это не картошка и даже не компьютеры. Рынок искусства устроен сложнее, чем картофельный, он действительно требует развернуто ю комментария и с необходимостью должен опираться на историко-художественные исследования.

Почему этот набор цветные пятен стоит миллион долларов, а тот набор таких же цветных пятен — триста рублей, потенциальному покупателю совершенно непонятно. Здесь он оказывается в большой зависимости от экспертизы, хотя бы из-за та кого формального обстоятельства, что мы и моем дело с нетиражируемыми предметами, каждый из которых обладает своими уникальными свойствами. Конечно, существуют способы схематизации этого моря предметов, деления их на жанры, направления, стили, способы выделения критериев оценки профессиональных достоинств и новизны идей. Но, с одной стороны, все эти схематизации и оценки достаточно субъективны — ведь разные коллекционеры имеют разных консультантов, зачастую с диометрально противоположными взглядами, а с другой стороны, опять-таки из-за нерепродуциремого разнообразия предметов искусства, попытки самотоятельного ознако мления с основами схематизации и оценок требуют слишком много времени, а все мы люди занятые. Разумеется, можно и даже нужно полагаться на собственный вкус. Но это дело рискованное, особенно когда речь идет о приобретении дорогостоящих произведении. И, кроме того, вкуси линь по видимости индивидуальны: в любой культуре суждения об искусстве взоимосвязаны и взаимоудостоверяемы. Здесь мы возвращаемся проблеме соотношения двух актов: понимания и потребления. В отечественной традиции сложилось, по понятным нравственным, идеологическим и политическим причинам, их противопоставление как возвышенного и низменного. Об цекультурное достоинство приписывалось только пониманию как универсальному и общезначимому в противовес, как представлялось, индивидуалистическому и своекорыстному приобретению. В России до сих пор человек, который что-то пишет, вызывает к себе интерес и даже уважение. В Америке пишущий вызывает к себе подобное уважение, если им написанное — подпись не чеке, и чек при этом на крупную сумму. Даже если не совершать глубоких экскурсов в историю становления института собственности, можно сделать вывод о решающем воздействии его на образ мысли и художественные поиски европейцев. Ведь приобретение, как понимание, — акт глубоко символический, прочно укорененный в культуре. Об этом говорит и принципиальная близость таких понятий, как цена произведения и его ценность. Классическая точка зрения исходила из презумпции существования «абсолютной ценности произведения». Мыслилась некая вне временная эстетическая позиция, обретаясь на которой можно определить, каково значение произведение искусства «на самом деле». И пусть современное художнику общество не признало его, настанет день, когда все музеи мира... и т.п. С этой позицией связана также концепция Непризнанного Гения. Но такой абсолютистский взгляд на искусство необратимо устарел. Рынок искусства, сложившийся ко времени появления импрессионистов — кстати, именно этим обстоятельством мы обязаны высоким ценам на них, — интерес и внимание коллекционеров и публики, возникновение института арт-дилеров и т. п. превратили Непризнанного Гения в contradictio in adjecto (противоречие в терминах), иначе говоря, в «круглый квадрат». Гений в наше время — это человек, сумевший убедить общество в том, что предметный результат его творческих усилий — это и есть «искусство сегодня». Не сумел убедить — значит, не гений.

Суждение современника становится решающим, поскольку решающим становится значение кон текста произведения. Абсолютистский взгляд на ценность искусства связан и с идеей справедливости. Имеется в виду, что именно внутренние, собственно художественные достоинства произведения являются необходимым и достаточным основанием для его оценки, а внешние, привходящие обстоятельства, как, например, внешность художника, его манеры, темперамент, прочие социальные качества во внимание приниматься не могут. Но, увы, сегодня все не так. По-видимому, от того, что смысл и содержание творчества, границы произведения стали не просто неопределенными, проблематичными или зыбкими, они стали операциональными — зависящими от эстетической и экономической эффективности стратегии художника. При оценке произведения во внимание принимаются самые неожиданные обстоятельства, входящие в так называемый «личный миф» художника. Предсказание успеха конкретного личного мифа в принципе выходит за рамки искусствоведческой деятельности. Другие люди пытаются заниматься теперь этими прогнозами, и эта новая прогностическая экспертиза по необходимости сочетает в себе эстетическое и экономическое понимание и потребление. И вот результат: проследить связь между ценностью искусства и его ценой не представляется возможным. Установление такой связи — само по себе уже искусство. Однако, как сказал Александр Меламид, печалиться не стоит, ибо «история искусства устроена справедливо». Эта констатация не означает возврата к абсолютистской точке зрения. Просто идея ценности из онтологической становится регулятивной, из общекультурной иллюзии — профессиональной иллюзией эксперта, его символом веры, без которого он — и мы это наблюдаем сплошь и рядом — довольно быстро превращается в сноба и циника. И заключительное соображение. Начиная занимaться арт-бизнесом, следует принять во внимание одно обстоятельство, косвенно связанное с предыдущими замечаниями. Синтетический характер дилерской деятельности, сочетание в ней эстетического и коммерческого начал предполагает особое значение, по сравнению с другими видами бизнеса, дилерской этики. Это, в частности, означает, что человек, торгующий искусством, должен демонстрировать свой неподдельный интерес к серьезному искусству, стараться поддерживать это искусство, невзирая на риск, быть помощником и другом художника, понимать его творческие, психологические и финансовые проблемы сотрудничать с музеями, коллекциями, фондами, поощряющими некоммерческие проекты. Только это все, вместе взятое, создает человеку, торгующему искусством, солидную репутацию. Так, по крайней мере, говорится в уставе Американской ассоциации арт-дилеров.

Поделиться

Статьи из других выпусков

Продолжить чтение