...Бесспорно, что культурное содержание Бобура — анахронично: ведь единственное, что может быть адекватным его архитектурной оболочке, — это пустота его интерьера. Общее впечатление: Бобур пребывает в состоянии затянувшейся комы, все здесь имитирует жизнедеятельность, хотя все здесь — результат реанимации. Посему как культура — мертва, и Бобур тому — красноречивое и постыдное свидетельство. Он принял эту смерть как собственный триумф, воздвигнув ей величественный монумент или, точнее, антимонумент, в своей внутренней опустошенности подобный хронологически ему предшествующей фаллической пустоте Эйфелевой башни. Монумент тотальному распаду, гиперреальности и дисперсности культуры — культуры, являющейся нам в обличье транзисторной цепи, чреватой гигантским коротким замыканием.

Бобур — подобно скульптурам Сезара — рождается из-под пресса: это продукт культуры, подавленной собственной тяжестью...

И вместо того, чтобы спрессовывать и ломать здесь культуру — в этом вышедшем из-под пресса каркасе, — вместо этого здесь выставляют Сезара. Здесь выставляют Дюбуффе и произведения контркультуры, симуляция выступает здесь референцией почившей культуры. В этом каркасе, в этом мавзолее бессмысленной операционности знаков выставляют эфемерные и саморазрушающиеся машины Тэнгли, навязывая им значения культурной непреходящести. В результате все подвергается нивелированию: Тэнгли бальзамируется в институциональной музейности, Бобур узаконивается в своих художественных претензиях.

Знаменательно, что все эти симулякры культурных ценностей исходно уничтожаются архитектурным решением экстерьера. Вынесенные на фасад трубы внутренних коммуникаций, его подобие павильону промышленной ярмарки, его (намеренный?) отход от традиционных ментальности и монументальности — все это программно провозглашает, что нашему времени уже недоступна длительность (la duree), что единственная доступная ему темпоральность — это лихорадочная цикличность и рециклирование, круговое движение и истечение потоков... Как бы там ни было, сама идеология "культурного производства" противостоит идее культуры: культура — это ведь сфера тайны, соблазна, инициации, строгого и ритуализированного символического обмена. Здесь же торжествует бессилие. Тем хуже для масс, тем хуже и для Бобура.

...Наряду с этим ошибочно предполагать, что Бобуру не приёуще единство формы и содержания, хотя именно из этого исходит его официальный культурный проект. Но это крайне далеко от того, что в нем действительно происходит. Бобур — это есть не что иное, как гигантская работа по трансформации традиционной культуры смысла, работа по сведению ее к отчуждающему знаковому порядку, порядку чистых симулякров (третьей степени), порядку столь подобному тому, что образует трубчатый каскад на его фасаде. Массы здесь приобщаются к этому новому семиургическому порядку, а отнюдь не к тому, на что претендует Бобур — на артикуляцию смыслов и на содержательную глубину.

Следовательно, надо принять за аксиому: Бобур — это монумент развенчанию культуры. Лишь имитируя формы художественного музея и актуальность гуманистических ценностей, здесь ведется работа по умерщвлению культуры. Оплакивание культуры — вот к чему радостно приобщаются массы в Бобуре.

И вот что приводит их к собственному распаду. Высшая ирония Бобура: массы приходят здесь к собственному распаду не столько в силу того, что здесь они приобщаются к вершинам культуры — культуры, что фрустрировала их веками, но сколько в силу того, что именно здесь впервые они массово приобщаются к оплакиванию культуры — культуры, которую они всегда презирали... Массы притягивает к Бобуру, как их притягивает катастрофа, они устремляются сюда с тем же неудержимым порывом. Более того: сами они — катастрофа Бобура. Их численность, их поступь, их завороженность, их желание все повидать и потрогать — все это выдает поведение объективно катастрофическое и смертоносное. Не просто их поступь опасна для здания, но их увлеченность, их любопытство уничтожает само содержание его жизнедеятельности. Массы сами положили конец массовой культуре.

...Так встретим же овацией этот культурный распад. Все антихудожники, леваки и хулители культуры никогда не были столь эффективны, какой оказалась эта монументальная черная дыра Бобура. Это поистине революционная институция: поскольку она — непреднамеренна, неосознанна и бесконтрольна. Ведь все попытки осознанно покончить с культурой приводили ранее лишь к ее воскрешению.

Перевод с французского ВИКТОРА МИЗИАНО