Лос-Анджелес Каунти музеум
17 февраля – 12 мая

Чикаго, Художественный институт
22 июня – 8 сентября 1991

Вашингтон, Интернациональная Галерея,
Смитсониевский институт
8 октября 1991 – 12 января 1992

Берлин, Аэтес Музеум
4 марта – 31 мая 1992

 

Преследования модернистского искусства в нацистской Германии и в Советской России 30-х годов для художников-модернистов были особенно глубокой психологической травмой, так как они обрушились уже после того, как их искусство в результате многих лет борьбы было постепенно признано обществом. Организованная нацистами в 1937 году в Мюнхене пропагандистская выставка «Entartete Kunst» («Дегенеративное искусство»), в рамках которой были показаны работы многих ведущих художников того времени от Кирхнера, Нольде и Бекмана до Кандинского и Клее, является самым известным символом этих преследований, поскольку она ставила целью мобилизовать общественное негодование против художественного авангарда. Все показанные на этой выставке работы были конфискованы из различных общественных собраний, часть из них впоследствии была уничтожена или затерялась, часть продана за границу.

В феврале 1991 года в музее Каунти (Лос-Анджелес) открылась, а затем отправилась по Европе самая большая по своему объему выставка, документирующая это событие, она называлась «Degenerate Art: The Fate of the Avant-Garde in Nazi Germany». На выставке было представлено около 100 живописных и скульптурных работ и 75 графических листов из общего числа 650 произведений искусства, выставленных в свое время на «Entartete Kunst». Работы эти были развешаны в соответствии с принятой в настоящее время манерой, но в каждом зале присутствовал стенд, на котором можно было видеть, каким образом и в каком контексте соответствующие работы были показаны на самой «Entartete Kunst». С целью возможно более точной документации куратором выставки Стефанией Баррон была проделана обширная предварительная работа. Выставку произведений искусства предваряли несколько залов, в которых показывались документы, фильмы, материалы, иллюстрирующие нацистскую культурную политику. Кроме того, там же была представлена небольшая модель первоначальной «Entartete Kunst», которая давала о ней весьма наглядное представление. Выставка была снабжена хорошо документированным каталогом с большим числом статей, подробно анализирующих как саму «Entartete Kunst», так и ее культурно-политический контекст. Так что можно сказать, что данный проект не только подробно знакомит с этим событием, но и представляет несомненный интерес для тех, кто знает об этом больше.

Насколько «Degenerate Art» расширяет представление посетителя о фактической стороне «Entartete Kunst», настолько она, впрочем, остается полностью в рамках ее привычной интерпретации. Картины авангарда сопоставляются здесь исключительно с документами о нацистском времени, а не с образцами официального искусства нацистской Германии, и, следовательно, оказываются не в собственно эстетическом, а в чисто политическом контексте, хотя, по существу, контекстом для произведения искусства являются прежде всего другие произведения искусства. В результате осуществленная авангардными художниками эстетическая революция, которая могла бы быть вполне очевидной в непосредственном сопоставлении с не- и антиавангардным искусством, которому покровительствовали нацисты, оказывается вынесенной за скобки, и они предстают лишь в роли пассивных жертв политических репрессий или в качестве производителей общепринятых музейных ценностей. В свое время нацисты также побоялись такой прямой конфронтации, отделив пространственно и самим способом экспонирования «Entartete Kunst» от параллельно проходившей в Мюнхене официозной выставки «Grosse Deutsche Kunstausstellung». В наше время такая конфронтация не происходит по другим причинам.

Современная «Degenerate Art» — это дидактическая выставка, которая вполне справедливо хочет еще раз утвердить достоинство модернистского искусства и защитить его от консервативной критики, что, кстати, дополнительно подчеркивается тем, что в каталоге (по меньшей мере в двух различных статьях) указывается на возможность провести параллели между нацистскими преследованиями художников-модернистов и недавними отказами некоторым американским художественным институтам в дополнительных федеральных субсидиях. В результате представленные на выставке картины, несмотря на усилия ее организаторов отделить их от документальной части, все же отчасти редуцируются к иллюстративному материалу, к историческому документу, к институализированной репрезентации модернистского искусства как такового. Сама по себе нацистская выставка «Entartete Kunst» также была, кстати говоря, прежде всего дидактичной, и представленные на ней картины также понимались как исторические документы, хотя ее идеологические цели были, разумеется, совершенно иными. Как эта дидактика действовала тогда на публику и насколько она могла нейтрализовать эффект самого искусства, остается неясным. Успех той выставки был, как известно, огромным — ее посмотрело более 3 миллионов человек. На выставке «Degenerate Art», кстати, демонстрировался короткий документальный фильм того времени, запечатлевший посетителей «Entartete Kunst»: хорошо одетая буржуазная публика, ничем не отличающаяся от обычных посетителей художественных выставок, внимательно рассматривает работы, читает надписи, переходит к следующим работам. В тоталитарных странах велик интерес ко всему запрещенному, и этот интерес не обязательно негативен.

Документы и комментарии не всегда говорят сами за себя. Обвинения, предъявленные нацистами модернистскому искусству: сходство с искусством примитивных народов и душевнобольных, левая политическая агитация и нарочитая эротика, — взяты были прежде всего из самой модернистской теории, поэтому нельзя сказать, что они не соответствуют действительности. Художественный авангард не скрывал своей разрушительной установки в отношении унаследованного порядка, он был наступателен, агрессивен: его журналами были «Действие» («Aktion») и «Штурм» («Sturm»). Тексты авангарда ставили под сомнение само понятие художественных ценностей, распространяя этот скепсис на собственные работы, что также охотно цитировалось нацистами в их пропаганде. Призывы к нормализации, к «возвращению к порядку» в искусстве были в 30-е годы весьма распространены и характерны не только для нацистской Германии, и они дали, как известно, интересные художественные результаты. Как следствие, комментарии, документы и снимки нацистского времени, в контекст которых ставятся выставленные картины, вызывают интерес или протест, но не ужасают.

Между тем атмосферу «Entartete Kunst» определяли прежде всего ужас и угроза физического уничтожения картин и их авторов. На символическое разрушение унаследованного культурного порядка в авангардном искусстве нацисты ответили не только символическим же восстановлением порядка, но и фактическим уничтожением модернистской культуры и ее носителей. Поэтому «новый порядок» сам оказался безумием. На выставке «Degenerate Art», разумеется, документируются эти преследования, но все же их ужас и безумие можно ощутить непосредственно, скорее всего, если посмотреть на сами картины, большая часть которых буквально излучает на зрителя энергию, ужас и соблазн мировой катастрофы, которая не обязательно предполагает чисто политическую интерпретацию. Можно даже подумать, что эти большей частью экспрессионистские работы специально были подобраны нацистами, чтобы выделить и уничтожить свое собственное подсознание. Работы с «Entartete Kunst» не представляли из себя такого уж радикального авангарда даже по критериям своего времени: они, в основном, не ставят под вопрос традиционные жанры картины или скульптуры; большей частью они изобразительны, иногда декоративны и сохраняют верность определенным критериям художественного качества. И вместе с тем в них отчетливо ощущается тот первоначальный модернистский frisson, который потом стал отчасти рутиной. Это присутствие опасности сохраняется в них даже сейчас, когда их давно уже принято считать просто хорошим искусством.