Выпуск: №22 1998
Вступление
КомиксБез рубрики
Модернизация и сопротивлениеГеоргий ЛитичевскийСвидетельства
Фактор ПротеяПиотр РипсонСимптоматика
Новый русский миллениум. Опыт постэсхатологического сознанияДмитрий Голынко-ВольфсонСитуации
Пост-что? Нео-как? Для кого, где и когда?Яра БубноваТекст художника
Похвала лениМладен СтилиновичКонцепции
Мы и другиеИгорь ЗабелТекст художника
Накладывающиеся идентичностиЛучезар БояджиевДебаты
Не ваше делоЭда ЧуферМанифесты
Художник из третьего мира (стотысячный манифест)Александр БренерБез рубрики
Как получить право на постколониальный дискурс?Екатерина ДеготьИсследования
«Рамирование» центральной европыПиотр ПиотровскийТекст художника
Отношение к искусствуГия РигваваРетроспекции
Югославский опыт, или что случилось о социалистическим реализмом?Лидия МереникПисьма
ПисьмаОлег КуликКомментарии
Школа щадящего самобичевания. О некоторых тайнах Востока в связи с ЗападомАлександр ЯкимовичОлег Кулик. Родился в Киеве (Украина) в 1961 году. Художник, работает в области инсталляции, фотографии и радикального перформанса. Один из основателей т. н. «московского акционизма». Неоднократно обращался к кураторской деятельности. Живет в Москве. Кирил Прашков. Родился в Софии (Болгария) в 1956 году. Художник, участник многочисленных выставок, в том числе: Стамбульской биеннале (1997); 3-й Международной биеннале в Цетине (Черногория, 1997); Международной биеннале в Йоханнесбурге (Южная Африка, 1995) и др. Живет в Софии. Марко Пельхан. Родился в 1969 году в Новых Торицах (Словения). С 1992 года работает над проектом АТОЛ, в рамках которого Осуществляет исседователъскую, секционную и -экспозиционную работу. Участник шногочисленных выставок, в том числе: Документа X в Касселе (1997); Биеннале в Йоханнесбурге (Южная Африка, 1997), Манифеста 2 (1998) и др. Живет в Любляне. Дан Перховши. Родился в 1961 году в г. Сибиу (Румыния). Художник, участвовал в Петербургской биеннале (1996), Биеннале в Цетине (1997) и Manifesta 2 (1998). Живет в Бухаресте. Владимир Мироненко. Родился в Москве в 1959 году. Художник, один из основателей в 1978 году группы «Мухомор Выступает и как художественный критик, обозреватель газеты «Коммерсант-Daily». Живет в Париже и Москве.
От: Олег Кулик
Кому: Кирил Прашков
Копия:
Тема: Кусать или лизать?
Предлагаемый вопрос не сводится к моей «собачьей» практике. Для современного художника он носит характер экзистенциальный. Для западных художников вопрос актуален, поскольку каждый из них неизбежно вовлечен в систему отношений с институциями, в общественный договор и, как правило, тяжело переносит свою несвободу. Тяжело, потому что не представляет, что давление институций и договорных отношений — значительно меньшая проблема, чем их отсутствие.
Для художника из России и стран Восточной Европы вопрос «кусать или лизать?» равен гамлетовскому «быть или не быть?» Не имея своих систем, мы не можем быть включены в их системы и договоры, поэтому рыщем по миру, как бездомные псы. Дважды бездомные. В своем доме мы всегда были чужими — здесь все, что мы делали, считалось и до сих пор считается хуйней, за которую нужно наказывать. Раньше в этом было что-то героическое. Мы не чувствовали себя сиротами, потому что думали: у нас есть дом. Пусть далеко, за «железным занавесом», но отличный дом на Западе. А тут занавес упал, и выяснилось: это не наш дом и наши широкие объятия выглядят очень подозрительно. Что делать?
Кусать, — мол, знай наших — жест отчаянный и опасный. Могут усыпить. Лизать спокойнее, но противнее. И тоже бесперспеЫ тивно — мало хороших хозяев берут собак с улицы без родословной. Что делать? Ясно одно, «покусывать» и «полизывать», как в прежние времена, нельзя. Диссидент, уезжающий подальше, чтобы укусить побольнее, скоро вообще терял способность кусаться — необходимость полизывать нового хозяина мешала. А тот, кто оставался «дома», не мог отвлечься от мысли, что Запад — единственный судья в его поединке с местной властью, й страстное желание лизнуть далекого хорошего хозяина отвлекало от кусания близкого плохого. Это схема. Я никого не обвиняю. Сам покусывал и полизывал, кусал и лизал. Как существовать художнику, когда нет — уже нет или еще нет — общественного договора, художественного сообщества, работающих институций? Только много свободы, немного демократии и никаких перспектив. Все они — на Западе, но там не наш дом.
Что делать? Кусать — бессмысленно и опасно. Лизать — бессмысленно и противно. Бездействовать я, например, не могу. Искусство для меня не воскресное развлечение. Когда в рамках выставки «Интерпол» я принял решение «кусать», это был непростой выбор. Я много раз говорил себе, что прав, и много раз раскаялся в нем. Для меня сегодня, как для России, нет вопроса серьезней и нерешаемей, чем «кусать» или «лизать». Это вопрос выживания — физического, культурного, геополитического, и я надеюсь найти ответ.
***
От: Кирил Прашков
Кому: Дан Пержовски
Копия: Олег Кулик
Тема: Не может быть смертельно
Что бы то ни было,
ежели помыть,
нарезать,
сложить в сотейник,
залить водой и маслом,
затем — в духовку,
на 200°,
потом, когда остынет,
посыпав мелкой зеленью,
подать на стол,
не может быть смертельно,
не может быть смертельно.
Георги Пашков
Я бы не сказал, что «кусать или лизать» для художника равносильно «быть или не быть». Ведь даже в тексте самого Кулика чувствуется, что он уловил тот момент, когда укус переходит в лобзание и «или» между ними исчезает. Мир пережил мутацию, и модернист Белый Клык, кусавший один лишь раз, чтобы убить, и лизавший только собственные раны, отошел в прошлое. Тёперь кусать/лизать до смерти не получится. Это печально — в Болгарии, например, достаточно художников, верящих в хватку Кулика и мечтающих уподобиться любому зверю с национальной идентичностью.
Но нынче никому не нужен летальный исход. Даже если поджечь себя, придется разыграть саламандру или феникса, доказывая, что это не смертельно. Искусство, по крайней мере при тех институциях, с которыми я сталкивался, превратилось в проект социального спасения. Если «не быть», по понятиям Кулика, это оказаться «воскресным художником», то я этого не боюсь.
Ведь «быть», по-моему, значит смеяться. Единственный способ художнику остаться на равных с упомянутыми институциями. С полным сознанием, что приходится смеяться над собой как частью социального проекта «Воскресный художник», разработанного уже и для Восточной Европы.
***
От: Дан Пержовски
Кому: Марко Пельхан
Копия: Олег Кулик, Кирил Прашков
Тема: Re: Кусать или лизать?
***
От: Марко Пельхан
Кому: Владимир Мироненко
Копия: Олег Кулик, Кирил Прашков, Дан Пержовски
Тема: Re: Кусать или лизать?
Дорогие Олег, Кирил, Дан,
читая то, что написали Олег и Кирил, и разглядывая рисунок Дана, трудно не обратить внимание на нечто общее, что присуще всем этим трем высказываниям: ныне рефлексирующий индивидуум в силу внешних социальных и внутренних психологических причин утратил способность ориентироваться в современном мире и в той его мизерной части, которая называется «современный художественный мир». Меня и моих коллег в Словении крайне волнует эта проблема — проблема ориентации. Итак, что же делать?
Мне понятна позиция Олега (как и Александра Бренера), то, как она высказана им в письме и как она, хотя и не всегда отчетливо, воплощается в его акциях. Труднее согласиться с иронической позицией, которую занимают Кирил и Дан: для меня это — деконструктивная пассивность. Я же провозглашаю отказ от пассивности во всех ее проявлениях. Возможно, я ошибаюсь и что-то понимаю неверно, но я готов выслушать возражения. Тем более, что я знаю — деятельность Дана в Румынии носит весьма конструктивный характер.
Сегодня то, что занимает нас на Востоке — я имею в виду все общество, а не только искусство, — это переосмысление и конструктивное созидание новых норм жизни и институций. Назовем их современными или новейшими. При этом самая распространенная ошибка, которая допускается нами на этом пути, — прямое копирование западных моделей. Ведь на Востоке они оказываются неприменимыми и функционируют иначе, чем на Западе... Общество в Восточной Европе — как его экономическая сфера, так и культура — имеет иную структуру. Искусство здесь всегда выполняло иную функцию; само понимание здесь, что есть искусство, а что находится за пределами этого феномена, было всегда иным.
Особенностью Словении, как, впрочем, и всей бывшей Югославии, было то, что на протяжении коммунистического правления модернизм имел здесь статус официальной культуры. Чисто формально искусство это ничем не отличалось от того, что экспонировалось в западных музеях и галереях. Но было в нем и отличие. Во-первых, искусство это существовало в контексте авторитарных государственных структур, а во-вторых, параллельно ему существовал и иной модернизм, не официальный, не признанный государством. Это противостояние существует и до сих пор, продолжая жить в искусстве 90-х годов. Так, у нас были группы художников — акционистов, а в более поздние годы такие явления, как NSK и IRWIN, которые признаются властью с большим опозданием и с большими оговорками. Признание без понимания — это характернейшая черта культурной политики Словении и одновременно повод задуматься о необходимости новых институциональных моделей...
Признание без понимания — это и то, с чем сталкивается наше искусство, когда оно экспонируется на Западе. Разумеется, многое в нем оказывается доступным понятийному и методологическому аппарату, выработанному современным искусством за последние 30—40 лет. Однако новаторские достоинства нашего искусства никогда Западом не распознаются и не принимаются. В нем отыскивается минимальный общий знаменатель и игнорируются максимальные факторы различия. Мы же, благодаря нашему общему опыту, должны быть особо чувствительны к отличиям в нашем искусстве: ведь нам легче достичь взаимного понимания, даже вопреки тому, что подчас наши культурные модели кажутся ближе западным, чем друг к другу. В действительности мы дышим и живем этими различиями, какие бы формы они ни принимали — агрессии ли, иронической ли дистанцированности, или же изощренного концептуального теоретизирования.
Все эти три наиболее типичные установки требуют понимания — понимания первичного, предшествующего рефлексии. И понимание это — социальное и культурное, и именно оно есть предпосылка для диалога.
Мой опыт подсказывает мне, что хотя по существу совершенно иная, но структурно аналогичная ситуация присуща культурам современной Африки и таким обособленным регионам, как Япония. И там тоже понимание и знание должны предшествовать началу диалога.
Итак, я являюсь сторонником искусства интернационального, но основанного на осознании методов и позитивных установок, способствующих ориентации и обмену сначала на наших территориях, а позднее — за их пределами. Нам нужно, во-первых, прийти к пониманию, кто мы и чему служат наши деяния, а во-вторых, осознать, что любое политическое и культурное созидание должно иметь под собой надежную опору, надежный капитал. Будь это деньги или технология, общественные и институциональные модели, золото или месторождения природного газа. И не стоит забывать, что взыскание капитала — вульгарно и грязно. Всегда.
Художники — рудокопы следующего столетия? Почему бы и нет.
***
От: Владимир Мироненко
Кому: Художникам Востока
Копия: Олег Кулик, Кирил Прашков, Дан Пержовски, Марко Пельхан
Тема: Re: Кусать или лизать?
Дорогие художники «Востока»!
Помните о том, что вы уже не девушки! Да, тот самый Запад лишил вас девственности, однажды порвав обветшавшую плоть «железного занавеса» своим крепким валютным членом. Да, он довел до оргазма старую деву неофициального искусства, он катал ее на своих дилижансах и давал деньги на булавки. Но большой любви все же не получилось, и жениться Дон-Жуан не стал. С тех пор у него случились другие увлечения, а бедной старушке буднично указали на место в общей очереди. И велели стоять по-честному.
Ее разочарованию не было предела: на Западе современное искусство хоть и есть, а денег на него практически нет. Вернее, их настолько мало и в них нужно так упорно вгрызаться, что до дверей бухгалтерии, стерев зубы, доползают лишь единицы. Заодно оказалось, что нет и самого Запада, по крайней мере в том монолитном смысле, какой вкладывают в это слово жители Востока.
Запад есть продукт творческих усилий импрессионистов и сделан специально для того, чтобы смотреть на него с некоторой дистанции. Издалека картина проста и прекрасна, и только при ближайшем рассмотрении все распадается, превращаясь в пестрый бардак, недоступный пониманию непосвященных.
Запад — это наше все, это солнце, сражающее косыми лучами и бородатых славянофилов, и бритых западников. Десяти лет свободы оказалось недостаточно, чтобы понять, что за нее ничего не платят, нигде, ни с той стороны, ни с другой.
Платят только за отказ от свободы при приеме на работу. Большинство получает от этого удовольствие, прямо пропорциональное сумме вознаграждения.
То, что Восток не нужен Западу, — не проблема. Проблематично лишь сознание, этим озабоченное. Таково сознание перезрелого ребенка, никак не желающего становиться взрослым. Он не может без мамы. Но Запад — не мама.
Хоровой восточноевропейский плач о том, что денег нет и институций нет, слышен от Уральских гор до Доломитовых Альп. И никто им ничего не даст, пока они сами не возьмут. Причем у себя дома. А взять есть что. Те лихие возможности «взять», которые уже несколько лет существуют в Восточной Европе, и не снились её зажиточной западной соседке. Короче — бери кувалду и куй. И, в отличие от времен не столь отдаленных, в результате получишь не «хуй», а гораздо больше.
То, что далеко не худшая и самая неленивая половина московских художников из современного искусства почти или полностью отвалила в смежные сферы деятельности, свидетельствует как раз об их личном успехе, о буме частных инициатив и широте выбора. Кто мешает оставшимся ветеранам и новобранцам своим трудом до седьмого пота создать недостающие институции? И доказать сбежавшим «крысам», что корабль вовсе не тонет.
Кому-то покажется некорректным сравнение сугубо некоммерческой институции и «чистого» бизнеса, но при разнице целей я сопоставляю лишь меру затраченных сил. Деньги любят только сильных и сами к ним липнут, невзирая на лица.
Что же касается пресловутого «понимания» искусства Востока на Западе, то об этом беспокоиться преждевременно. Его не будет до тех пор, пока Восточная Европа сама не заставит себя уважать, став серьезным конкурентом. Пока на Востоке Европы не удастся создать свой собственный вариант интернационального искусства, ориентированного на свой рынок и своего зрителя. Пока не станет ясно, что кусаться и лизаться с Западом — занятие менее перспективное, нежели любые активные действия у себя дома. При том уровне взаимопонимания, который существует в художественном пространстве Восточной Европы, можно сказать, что процесс уже пошел.
Тогда те же французы и немцы, встав в очередь, сами будут тявкать, мяукать и облизывать модные ботинки жителей Сызрани. По их собственному желанию, учитывая их огромный интерес, но строго в рамках Конституции Российской Федерации.
Вот это будет любовь!