1

Сейчас о русском или просто (ну вы же понимаете) космизме в контексте современного искусства не размышляет разве что ленивый. В неразрывной связке с этим словосочетанием идут имена Арсения Жиляева, Антона Видокле и Бориса Гройса. В Венеции и Нью-Йорке показываются посвященные этой теме выставки, не говоря уже о Москве и Токио. Американские и европейские критики — особенно первые — уже кривят губы и делают утомленный вид при упоминании космизма, за пару лет он стал таким же общим местом международной художественной системы, как ранее постинтернет (последнему для этого понадобился куда более долгий срок).

Но еще совсем недавно все было не так. Специфический местный контекст, породивший такое явление, как русский космизм, содержащий огромный пласт утопических религиозно-литературных исканий, был далек от включения в логику интернациональных арт-институций и биеннале. И именно крайне своеобразный универсализм, заложенный в наследии Николая Федорова, Константина Циолковского или, например, Андрея Платонова, был тому помехой. Претензии на объяснение общего, мирового и важного для всех внутри художественного дискурса разрешено было иметь разве что марксизму, да и то с массой оговорок, скорее, потому что он был намертво впаян в это странное существительное задолго до того, как оно вошло в lingua franca кураторов, критиков и — в меньшей степени — художников. В остальном же всех интересовали вещи, скажем так, партикулярные, разрезающие мир на части, что, естественно, имело под собой политическое и историческое основание: все боролись с авторитаризмом и иерархиями, за справедливость и различие. Космизм мог вписаться в такую строгую схему лишь в том случае, если бы его представили как нечто локальное, постколониальное и т. д. Но никто такую насильственную адаптацию до сих пор особо не проделывал. Как же он туда просочился?

Влиться в мировой художественный процесс космизму позволили усилия отдельных влиятельных фигур, прежде всего Бориса Гройса. Хотя само по себе такое привнесение ничего не гарантирует. Несомненно, чем более powerful (в терминах журнала ArtReview) персонаж, тем громче обсуждение его инициатив и идей, тем гульче шум его шагов. Но главное — удачный момент и правильная аргументация. Время было выбрано подходящее: разного рода активизмы, традиционно основанные на различиях, стали культурную общественность заметно разочаровывать. Маятник качнулся в сторону универсализма. Кого-то эти поиски привели в консервативный лагерь — к религии и национализму, во многом тоже основанных на различиях, но из них все же пытаются выводить универсализмы (за счет исключения всего того, что в их строгие рамки не укладывается). Другие стали играть в спекулятивный реализм и прочие объектно-ориентированные онтологии. Также произошел своеобразный ревайвал (пост)марксисткой теории. И тут Гройс, как фокусник, достает из шляпы… нет, не кролика — космизм. А мы все прекрасно знаем, как сладко он поет и запутывает в сетях своих размышлений тысячи читателей. Кто не спрятался, он не виноват.

Однако здесь заслуга не одного только Гройса, были и другие причины. Чем дольше и интенсивнее упоминаниями о чем-то бомбить в информационном поле, тем сильнее вероятность, что у людей просто даже на подсознании появится уверенность, будто это нечто важное и неизбежное. Вы еще не в курсе, что такое космизм и откуда вы про него собственно знаете, но у вас уже есть ощущение, что, раз им так насыщена информационная среда, то дело верное. А потом к этому подключаются всепроникающие рассылки, модные музеи, самые главные интеллектуальные издательства, богатые фонды с широкими возможностями. И дело в шляпе.

Для российской художественной сцены космизм был картой, которая выпадала не так уже часто, но практически всегда в сочетании с чем-то еще из той же колоды. Отечественные концептуалисты, прежде всего Елена Елагина и Игорь Макаревич, и художники, ставшие известными уже скорее в постсоветский период, такие, как Сергей Шутов, с равным рвением обращались к наследию Федорова и Циолковского. И если у первых это была одна из культурных реминисценций, наряду с психоделикой, святоотеческой литературой, авангардом и советским бытом, то вторых — поколение new wave 1980-х и обитателей лихих 1990-х — увлекал сведенный к предельной простоте драйв, который в космизме, являющим собой по сути чудное смешение мистики и научной фантастики, содержится в большой концентрации. Даже у Жиляева, пришедшего к этой теме позже всех, космизм оказывается лишь одним из элементов в сложной мозаике мотивов, где находится место и Казимиру Малевичу, и дизайнерской одежде, и советскому монументализму, и новомодным философским течениям.

Впрочем, все они сталкивались с той же ситуацией, что и литературные деятели прошлого — Андрей Платонов и Александр Богданов, у которых идеи Федорова или близкие к ним шли вперемежку с марксизмом, народничеством, махновщиной и ИТР-утопизмом. Никакого автономного, чистого космизма, вероятно, никогда и не существовало. Это всего лишь набор идей, которые появились и живут как комплектующие к чему-то большему. Сами по себе их нельзя объединить в работающий механизм, нужны дополнительные детали, позаимствованные из других областей. Возможно, кстати, именно это свойство и делает космизм таким живучим и увлекательным (а также похожим на марксизм и различные ответвления фрейдизма) — это экзоскелет, который привносит в те или иные интеллектуальные построения несколько взаимосвязанных стратегий, ходовых идей, основополагающих вопросов, что удобно и обеспечивает этим конструкциям необходимый запас прочности.

 

2 

В конце 2000-х в Москве сложился коллектив, который своей короткой, не сильно заметной в глобальном масштабе, однако довольно важной историей продемонстрировал, что не все так просто с этими комплектующими. Группа, о которой идет речь, назвалась «Вверх!» и появилась в среде студентов Московской школы фотографии и мультимедиа имени А. Родченко. Участников объединения и сложившейся вокруг нее тусовки было достаточно много: где-то по 4–7 человек с каждого из четырех первых выпусков школы, плюс некоторые преподаватели и примкнувшие люди со стороны — художники, критики, любители вернисажей, соседи, родственники, друзья, собутыльники, любовники, сочувствующие, а также случайно оказавшиеся в нужном месте в нужное время. История зарождения питательной среды, формирования и распада группы умещается между двумя условными границами, открывающими и закрывающими эти четыре наложившихся друг на друга образовательных цикла — 2007–2013 го­ды. Вначале все познакомились, подружились, стали обмениваться идеями и делать вместе искусство, а именно группа была основана в марте 2010. Но хронология, конечно, в таких случаях не может быть точной и, что гораздо важнее, бессильна что-либо объяснить.

Есть несколько версий, как родилось объединение «Вверх!», воспоминания очевидцев сильно разнятся. По самой распространенной легенде, Екатерина Деготь и Давид Рифф так сильно насели с левой теорией на и без того обескураженных современным искусством и травмированных реальностью «суверенной демократии» учащихся, что те среагировали в лучших традициях «реакционного студенчества». Деготь эту версию косвенно поддерживала, даже пожаловалась Артуру Жмиевскому, когда брала у него интервью: «...они крайне консервативны в своих эстетических предпочтениях, даже квазирелигиозны. Их вдохновляет философ Николай Федоров…»^[1]. У этой легенды есть один недочет: многие из тех «космистов», как в тот момент называли участников объединения «Вверх!», вполне усвоили левую теорию и орудовали ей параллельно и наравне с «Философией общего дела». А что до религиозности, то все это при ближайшем рассмотрении было с такой фигой в кармане, после обнаружения которой их деятельность казалась ударом в духе газеты «Безбожник» по всякой организованной коллективной вере.

Другая версия исходила от Кирилла Преображенского, который считает, что именно он заронил интерес к наследию Федорова — сперва в сердца студентов своей мастерской, а потом и других. Однако неблагодарные ученики, хоть и не укокошили «отца» по фрейдистской модели, но все же предали его забвению как основателя и первоисточник. У большинства бывших участников объединения эта легенда вызывает загадочную улыбку, то ли подтверждающую сказанное мастером, то ли отрицающую с тайным улюлюканьем. Ряд мифов содержит указания на конкретных персонажей внутри объединения «Вверх!», в частности на Петра Жукова, который, без сомнения, с самого начала был одной из центральных фигур этого коллектива, хоть и не лидером. Лидеров там не было, как не было и иерархии, военной по типу концептуалистской или по модели революционной ячейки, как было у акционистов. Группа напоминала стаю птиц или косяк рыб, которые двигаются по сложным закономерностям, основанным на том, что нет единой воли, есть лишь множество телодвижений отдельных особей. И в это движение можно было легко включиться. Как и легко уйти. Причем в отличие от многих своих коллег и современников, в группе «Вверх!» и во взбудораженной ими культурной среде вокруг не любили разговоры про горизонтальность и прочее, потому как считали их пустопорожними.

То ли шутки ради, то ли с издевкой, на которую так щедры бывают художники, то ли очень даже серьезно они стали местами буквалистски, в режиме прямого действия, воспроизводить образы и идеи, связанные с космизмом. Со стороны это казалось по-детски непосредственным и безответственным занятием. Например, стремление улететь в небеса превращалось у объединения в лозунги «Россия вверх!» и «Достигнем левитации в Российской Федерации!». На видео 2010 года Петра Жукова и Даниила Зинченко, где эти призывы звучат, один из соавторов придавливает себя камнем, чтобы случайно не улететь в бесконечные просторы Вселенной. А мечты Федорова о воскрешении всех усопших прочитывались как почти присутствие мертвых рядом с нами: еще чуть-чуть — и они оживут, мы уже сейчас можем их услышать. В работе «Некрофония» (2010) Анастасии Дергачевой, Даниила Зинченко и Михаила Максимова мертвые подают сигналы из могил, а художники пытаются их зафиксировать. Да, кладбища они не могли пройти стороной. Но, кроме того, группе «Вверх!» стало необходимо построить храм (или хотя бы только алтарь), что они и проделали несколько раз в разных местах — на пустыре у внешней стороны МКАДа, в ЦТИ «Фабрика», в петербургской Rizzordi Art Foundation. В этом святилище были свои божества — Юрий Гагарин, «Родина-Мать» Евгения Вучетича, трагически погибший в начале 2012 художник Леонид Студеникин, который принимал участие в первых проектах коллектива, партизаны и другие. Проделывали тут и «алхимические» эксперименты — в видео 2012 года Антонины Баевер и Дмитрия Венкова герой (Зинченко) по мере погружения в воду менял ее цвет с красного на синий. После такой ироничной трансмутации становилось понятно, что, следуя заветам космистов, люди откроют в себе сверхвозможности и им любая задача будет по плечу.

Событиями, скрепляющими коллектив, стали большие, мобилизующие максимальное число участников выставки-перформансы. Одним из таких проектов была экскурсия по лесопарку Лианозово, названная выставкой «Неми»^[2] (2011). Два других прошли в поселке Хлебниково: выставка «Поле молчания»^[3] (2011) на льду замерзшего, но уже начинающего оттаивать водохранилища, и акция «Сновидение Хокинга. Как выживший собирается выпутываться из сложившейся ситуации»^[4] (2012) — практически театральная постановка, позже ставшая частью фильма. Но это далеко не все. Была еще «Выставка-путешествие»^[5] из Музея-библиотеки имени Н. Ф. Федорова через ВДНХ в Ботанический сад осенью 2011. А одним из последних таких ритуальных проектов — правда, более герметичным — стала акция «Блуждания Святого Дионисия»^[6] (2013), в ходе которой ходили с ноутбуками связанные в символическую сеть Полина Канис в Париже, а Людмила Зинченко в российском лесу. Ролевой моделью для группы были, конечно, «Коллективные действия», но не только — среди других влияний Жуков указывал на чешских концептуалистов «Грядет конец света» (Bude konec světa, B.K.S.), чья деятельность строится вокруг перформансов-похорон.

Впрочем, по-настоящему объединить группу позволяло именно совместное производство работ, в первых версиях которых всегда значилась полуанонимная подпись «Объединение “Вверх!”», и только через несколько лет появились фамилии конкретных авторов и отделение их от соавторов, что уже свидетельствовало о распаде коллектива и дезинтеграции среды. Пока «Вверх!» существовала, многие, придя как художники, примеряли на себя роль исполнителей — Даниил Зинченко (на начальном этапе), Григорий Сельский и Михаил Заиканов, который в определенный момент стал восприниматься исключительно как актер. Со стороны казалось, что такой прямолинейный отказ от авторских амбиций в пользу коллективных задач негативно влияет на художников — вместо собственной карьеры они строят чужую, как говорили те, кто следил за происходящим, в том числе и я. Однако, как выяснилось в дальнейшем, все не совсем так. Это была работа смирения, которая в общем-то не свойственна крайне нарциссичному художественному сообществу, состоящему по большей части из эгоцентриков, местами очень циничных. Но временный отказ от собственного художнического «я» не обязательно вел к забвению или маргинальному существованию на обочине актуального процесса, как происходило с подобными «отказниками» и «помощниками» в контексте неофициального искусства в СССР или у московских радикалов 1990-х. Тот же Зинченко в итоге настолько плотно прожил и переварил все, в чем участвовал, что позже кристаллизировал язык объединения «Вверх!» в полнометражный фильм «Эликсир» (2015).

 

3

Группа «Вверх!» растворилась в окружающей действительности очень незаметно. Коллектив просто дематериализовался. Никаких громких разборок или «разводов», как это обычно происходит. Несомненно, внутри объединения накопилось N-ное число неразрешенных конфликтов и затаенных обид, но устраивать публичные побоища, например, с дележом архивов, никто не стал. Разве что в титры были добавлены «более точные» указания на авторство того или иного видео, как и кое-где в послужных списках в CV. Кого-то где-то вычеркнули, не без этого. Но бывшие участники «Вверх!» все же какое-то время продолжали линию: Жуков снял вольную экранизацию пьесы Маяковского «Позабудь про камин», где все пестрело федоровскими образами (2013), а Венков и Баевер в том же году представили на Бергенской триеннале полнометражный фильм «Словно солнце», который в несколько иной перспективе работал с теми же самыми темами.

Если обратить внимание на генеалогию античного гностицизма, то видно, сколько там намешано слоев, начиная с отблесков пифагореизма и неоплатонизма до христианства и прочих интеллектуальных и религиозных течений того времени. И когда в свою очередь элементы гностицизма ассимилировались более поздними учениями, все окончательно перепуталось. Разобрать ретроспективно, где чья идея, довольно сложно — ученые до сих пор спорят. Нечто похожее произошло и с объединением «Вверх!» и их версией космизма. Как гностицизм проиграл превратившемуся в церковную машину христианству, так и объединение «Вверх!» было бы задавлено или подчинено институцианализированному космизму в лице Гройса, который уже проделал похожие манипуляции с «КД». Правда, коллективу повезло: он к тому времени — и это прозвучит в космистском духе — умер. Но смерть его предполагает воскрешение. Однако просто так гностики не уходят, они оставляют апокрифы, самым полным и возможно оттого самым «попсовым» стал как раз «Эликсир» Зинченко. По нему, видимо, в будущем можно будет что-то реконструировать.

Примечания

1. ^ Жмиевски А. Сегодня авангард должен быть не впереди людей, а позади них. Чтобы они сами были авангардом http://os.colta.ru/art/events/details/21879/
2. ^ Неми. Выставка объединения «Вверх!» http://os.colta.ru/art/projects/7748/details/23494/
3. ^ Гуткина А. Поле молчания http://aroundart.org/ 2011/03/19/pole-molchaniya-chast-1/ и http://aroundart.org/2011/03/23/pole-molchaniya-chast-2/; «Поле молчания». Выставка объединения «Вверх!» http://os.colta.ru/art/projects/7748/details/ 21350/
4. ^ Данилкина О. Очередная последняя: вроде Евангели не художник, а вроде его выставка http://aroundart.org/2012/11/16/ocherednaya-poslednyaya-vrode-evangeli-n/
5. ^ См. Синефантом #03/274, 2013 http://cnftm.ru/pdf/2013-02-20.pdf
6. ^ http://brownstripe.improvisation.ru/?cat=79