BE, то есть Big Event, то есть Большое Событие... В современном искусстве? В России? В культуре? В мире? Данных для успеха очень мало. Данных для оправданий – очень много... Реалистично создать такой проект в одиночку, а перспективно – координировать усилия многих. Необходимо половину бюджета тратить на имидж и коммуникацию с обществом, но тратить деньги таким образом морально тяжело. Нужно было бы сделать BE полицентричным, а если центричным, то не московским, но обстоятельства сопротивляются. Можно было бы попытаться сориентироваться на 25 – 30 различных аудиторий публики, а инерция позволяет видеть только узкий двусоставный тусовочно-рыночный горизонт. Специалистов-профессионалов и любителей (массовую публику – средний класс). Большой Проект легче делать как конкретное событие, в то время как правильнее – изначально вписать его в некоторую линию развития.

Осуществление BE – может стать завершением долгой истории сложения институциональной карты у современного искусства в России. Но важно было бы оглянуться назад раньше: сосчитать и проанализировать, из чего и кого состоит, как живет, какие роли играет современное искусство в столицах и регионах, как выглядят глобальные и локальные карты «присутствия российского современного искусства» (или его отсутствия). Аналитический доклад такого рода был бы полезен и внутрироссийской художественной сцене и создавал бы понятное описание ситуации для «внешних» партнеров (политики, бизнеса, интернационального художественного сообщества). Подобная объективация, с одной стороны, не противоречит индивидуальным кураторским интерпретациям (скорее, проясняет их), с другой – позволяет консолидировать силы, определять приоритеты деятельности и формировать или проявлять реальных субъектов культурной политики. Время упущено, но задача элементарного описания и анализа художественной сцены остается и будет оставаться насущной.

В отсутствие аналитики было бы интересно узнать, на основании каких критериев может отличаться номинальная и реальная публичная ориентированность проекта (в декларации публичной ориентированности можно не сомневаться). Смелость организаторов BE могла бы проявиться в «озадачивании» целей События: не «привлечение интереса широких зрительских масс к передовым достижениям», но определение планки общей посещаемости, например, 300 000 – 400 000 человек; не «включение в международный контекст», но описание параметров «включения»; не «развитие инфраструктуры современного искусства», но предъявление видения возможностей влияния BE на музейную, средовую, межинституциональную, междисциплинарную и институциональную перспективу. BE мог бы оказаться партнером (не логотипическим, а практическим) многих российских культурных институтов, делегируя им определенные зоны «проектной ответственности», формируя непрерывную в пространстве и времени коммуникационную программу. Красноярские музейные биеннале, Калининградская биеннале графики, Арт-Новосибирск, нижегородский «Полиэкран», петрозаводские «Отпечатки», «Ширяево поле» на Волге, фестиваль во Владивостоке, другие разномасштабные инициативы в Ижевске, Саратове, Самаре, Тольятти... – все они вместе с BE (но не под «Министерством BE») смогли бы точнее ориентироваться в культурном поле и (универсализируясь или специализируясь) могли бы заметно повысить уровень и рейтинги своих культурных и коммуникационных достижений.

Идея BE, снабженная целями, волнующими общество, и мотивациями для многих, может помочь налаживать систему – выращивать действующие институты аналитики и критики, коммуникации и общественных связей, влиять на сферу образования...

Дело за малым: BE необходимо провести так, чтобы его продолжение и развитие стало необходимостью, обусловленной не столько волей и интересами организаторов, сколько содержанием и миссией.