Дивертисмент

В последние годы аналитики и продюсеры СМИ, в особенности важнейшего из них, телевидения, настойчиво утверждают, что просто информационный продукт, то есть новости, аудитории не интересен. Он их не притягивает, более того – отпугивает. Соответствует ли это истине, или такое утверждение является попыткой выдать желаемое за действительное – другой вопрос. Однако невозможно спорить с фактом того, что основные телеканалы мира наполнены ток-шоу, посвященными вроде бы важным темам, но построенными по законам интерактивных телеигр.

На журналистском жаргоне этот жанр получил название infotainment, от information и entertainment.

Точно так же бессмысленно спорить и с тем, что любой плод любого человеческого труда, хоть совершенно вещественный, хоть полностью имматериальный, в конечном счете оказывается неким продуктом. А в современных условиях изготовления медийного продукта делать его кустарным образом, на коленке, – абсурдно. Он должен быть изготовлен максимально технологично, иначе окажется бесперспективным для потребления, неважно, идет ли речь о национальной идее, революции, землетрясении, убийстве, посадке кого-то в тюрьму либо о картофельных чипсах.

Бессмысленно было бы и утверждать, что любой развлекательный общедоступный продукт непременно плох. Достаточно вспомнить, что многие величайшие произведения искусства, например некоторые шедевры Георга Генделя, были созданы как сопровождение для фейерверков или театрализованных праздников на воде, то есть дивертисментов – от французского divertir: «отвлекать», «развлекать». Важно, впрочем, что первым значением глагола divertir было именно «отвлекать» и даже «подменять», «выдавать одно за другое». В культурный обиход это слово вошло значительно позже.

Термин infotainment вполне можно заменить термином divertissement: в инфотейнменте сущностное содержание информации подменяется игровыми манипуляциями и иллюзией причастности к важным событиям и размышлениям.

И, разумеется, речь идет не о чем ином, как о все том же требовании плебса «хлеба и зрелищ!» и о готовности власти это требование выполнить.

Как известно, по этому поводу много интересного давно сообщил Ги Дебор. Пожалуй, не менее проницательно (во всяком случае, обостреннее) на эту тему рассуждал еще раньше Антонен Арто, особенно в книге «Гелиогабал, венценосный анархист». Этот удивительный и чудовищный персонаж развил индустрию развлечений, и так бывшую в Риме весьма отточенной, до абсурдно-идеального уровня. Чем это для него закончилось – понятно. Столь же ясно, что такая модель проста и работает при любых условиях. И в Римской империи, и в Российской Федерации.

Не менее понятно, что изготовить зрелища проще, чем хлеб. Вернее, зрелищный, развлекательный продукт амортизируется быстрее, и можно немедленно переходить к изготовлению нового такого же продукта, таким образом все более и более экстенсивно расширяя иллюзорную сферу социального взаимодействия.

 

Фасция и веник

Распространение инфотейнмента в западных СМИ уже приобрело устрашающий размах. Но то, что можно как-то вытерпеть в более или менее стабильных демократических обществах, члены которых все же осознают свою гражданскую ответственность, пусть даже эфемерную, в нынешней России, все более принимающей очертания фашистского государства, оказывается куда более опасным.

Говоря о том, что Россия очень близка к фашизму, я, разумеется, имею в виду то, что было создано в Италии в 20-е годы прошлого столетия. То есть – взаимосвязь всех членов общества, имеющих право называться таковыми, их сплетенность в единую фасцию ради достижения некой очень важной цели. А в сердцевине этой фасции, сплетенной из множества прутов и прутиков, находится мощный стержень, та самая «вертикаль власти».

От фашистской Италии путинская Россия, ясное дело, отличается очень сильно. Муссолини на самом деле удалось в большой степени соблазнить итальянцев идеей Великой Италии и выстроить их в шеренги, сплоченные архаическим патриотизмом и верой в то, что если маршировать в шаг, то непременно придешь к вожделенной цели. Про то, что фашистский режим был чудовищен, а его идеология нелепа, рассуждать не буду. Это, надеюсь, и так понятно. Как понятно и то, что муссолиниевский фашизм, что ни говори, был мощным политическим явлением. Когда смотришь кинохронику с Муссолини, вспоминаешь Гелиогабала, появления же Путина на ТВ к этому не подталкивают. Они наводят тоску. И это лучше, чем хуже.

То, что происходит у нас, пока еще помягче, чем творившееся в Италии при дуче. Но уже сейчас можно уверенно сказать, что конструируемое нынешними российскими властями мощным явлением никак не является и никогда таковым не станет.

Единой веры властям в России нет, что, пожалуй, замечательно. Зато есть полное безразличие к творящимся мерзостям, крайняя социальная безответственность и стремление развлекаться-во-что-бы-то-ни-стало, что безусловно плохо. Потому что нефтедоллары закончатся в обозримом будущем, политическая поляна усилиями Путина и его команды вытоптана догола, действия властей отличаются редкостной неосмысленностью и на удивление непредусмотрительной алчностью, и Россия, совершенно не исключено, может не то захлопнуться в коллапсе, не то лопнуть как пузырь.

Но перед тем неизбежны судороги всевозможного мракобесия, шовинизма и ксенофобии, попытки выйти из катастрофического положения при помощи агрессивного смыкания рядов и массированная охота за врагами народа. То есть – наступление фазы конвульсирующего фашизма.

Вернусь к инфотейнменту. Самым ярким его первопроходцем у нас был, несомненно, Леонид Парфенов с его «Намедни» и другими проектами. При всей хлыщеватости и псевдоинтеллектуальной наглости Парфенов все же иногда вызывал симпатию. Хотя бы некоторой своей хрупкостью и инфантилизмом. Потом с телевидения он исчез, и дело, конечно, не только в его политической позиции – достаточно расплывчатой. Дело прежде всего в том, что он стал интонационно неуместен. Наступали новые времена, нужны были другие герои. Ныне главная звезда нашего инфотейнмента – Владимир Соловьев, срубающий колоссальные рейтинги, персонаж, абсолютно не вызывающий симпатии и совмещающий в своем имидже худшие черты отечественных братка, офицера спецслужб и бизнесмена.

Но спорить с фактом, что у него огромная популярность, нелепо. И этот факт свидетельствует о многом.

 

Глупость и глуповатость

А как насчет искусства в складывающихся обстоятельствах? Во-первых, искусство, особенно такое, что называется «современным» или «актуальным», это не телевидение. ТВ занимается производством продуктов, которые обязаны быть максимально массовыми. Для искусства, что бы ни говорили адепты его доступности и понятности, чрезмерная массовость губительна.

Во-вторых, оно совершенно не обязано быть подчеркнуто серьезным, политически ангажированным и дидактическим, сколько бы на эту тему ни рассуждали партизаны общественной ответственности искусства разного пошиба, которых роднит одно – они никак не могут выбраться из болота сочинения Чернышевского об отношениях искусства и действительности.

Нет, я полностью согласен с великолепным утверждением Пушкина о том, что истинная поэзия должна быть глуповата. И касается это любых видов искусства, от архитектуры до танцевальной музыки. При условии, что они являются искусством и не глупы, а именно глуповаты.

Впрочем, уклонюсь за неимением места от долгих рассуждений по поводу того, что такое искусство. Скажу только, что, по моему мнению, сплетение всех и вся вокруг единого стержня в искусстве столь же вредно, как в политике, и, конечно же, каждый имеет право искать дефиницию искусства где ему заблагорассудится. То же самое касается умения отличать вульгарную глупость от гениальной глуповатости – это дело индивидуальное. Так что все сказанное – это исключительно мое личное мнение, за которое ответственность несу только я.

Но, мне представляется, не только моим личным мнением будет следующее: искусство, по своей природе не будучи ни рациональным методом познания, ни религией, ни просто развлечением, ни просто производством каких-то предметов, тем не менее по-своему адекватно реагирует на социальную ситуацию.

И сейчас становится очевидным, что в искусстве, как и в СМИ, все сильнее оказывается развлекательная составляющая. Это в разных формах происходит повсеместно, и по аналогии с infotainment я предложил бы термин artainment.

Крупнейшие музеи мира, стремясь привлечь публику, превращают серьезнейшие выставки в увлекательные зрелищные продукты, упакованные в множество других соблазняющих периферийных продуктов.

По закону обратной связи (спрос рождает предложение, и наоборот) художники также стараются сделать продукты своего творчества соблазнительными и развлекающими. Повторяю, я вовсе не ратую за то, чтобы искусство было ригористически серьезным – оно с таким же успехом вполне может быть ригористически дурашливым. Вопрос в том, как создается artainment, – умно, глупо или гениально глуповато?

И, как в случае с infotainment, artainment в разных общественных условиях приобретает разные черты и поневоле несет разную смысловую нагрузку.

 

Марево

Сейчас в России – краткосрочный период экономической стабильности и, соответственно, роста потребления. Этот период недолог по простой причине: вне зависимости от того, будут ли цены на энергоносители дальше расти, или западному сообществу этот рост удастся урезонить, для России результаты плачевны в любом случае. Если цены расти будут – того, кто этот процесс на шарапа поддерживает, постараются окоротить. Если нет – денег в России станет меньше, а социальная инфраструктура и так, и так быстро деградирует, и потреблять, а соответственно, развлекаться станет труднее.

Но все же. Факт, что рынок современного искусства в последнее время расширяется. Открываются новые галереи, цены растут, в орбиту contemporary art оказываются вовлеченными все больше людей. Современное искусство начинает играть роль, которую ему ранее не давали, о которой можно было мечтать: оно перестало быть занятием для, возможно, неглупых, но неисправимо маргинальных персонажей, а стало компонентом вожделенного образа жизни.

О нем постоянно пишут уже не только издания типа «Афиши», предназначенные для аудитории, вряд ли способной себе позволить купить штанишки Missoni из последней коллекции, но обязанной хотя бы поглядеть на их полуглянцевое типографское изображение. Современное искусство стало непременным информационным (инфотейнментным!) поводом для настоящих glossies и для деловых органов печати. Про него даже по телевизору говорят довольно часто.

То есть это продукт, становящийся почти sine qua non, такой же must, как пристойный автомобиль и телефон с камерой и полифоническим звонком.

Здесь, однако, стоит не забывать, что умственное и имущественное расслоение общества в России совершенно не сравнимо с тем, что имеется на Западе, жестче (возможно, в силу культурных особенностей) ситуации в Индии либо в Китае и больше всего похоже даже не на латиноамериканскую модель, а на Нигерию или Чад.

Кем являются потребители современного искусства в России? Это люди среднего, а то и молодого возраста, которым удалось достичь преуспеяния, уже научившиеся отличать кальян, произведенный в Тунисе, от вазы, выдутой в Мурано. Для них настало время интересоваться не тем, что было сделано когда-то и где-то, а продуктами, выпекаемыми ныне и здесь.

Но эти люди, сумевшие в рискованных российских обстоятельствах нарастить культурную мускулатуру, обычно не хотят видеть что-то озадачивающее и требующее ответа на болезненный вопрос: «Откуда пришел? Во что веришь? Куда идешь?». И я их могу понять. Это очень неглупые люди, прекрасно осознающие свое нуворишество – то, что их деньги слишком новы и быстры для того, чтобы быть залогом спокойствия, а соответственно, быть продуктом, который можно обменять на нечто подталкивающее к озадачивающим размышлениям. У художников – то же самое. Художники всегда, за редкими случаями, стояли на подхвате, и винить их за это нельзя ни в коем случае. Можно только еще раз вспомнить об уме, глупости и глуповатости.

В условиях эфемерной стабильности сейчас удается создавать более или менее действенные модели симбиоза, позволяющие жить и развиваться как потребителям продукта, так и их создателям. Из таких симбиотических проектов, скорее всего, наиболее успешный – это предложенная на первой Московской биеннале выставка художников, обозначивших себя как STARZ.

Другой, не менее интересный и способный оказаться потребляемым, – тот, что продвигает Александр Якут, микшируя явственно фашизоидное «евразийское» искусство с клубно-ресторанной культурой. Наконец, есть другой путь артейнмента – тот, который выбрала Айдан Салахова, работая с мягкими, совсем не склонными к шокирующим эффектам художниками и согласившись стать членом Общественной палаты РФ.

А этот орган, понятно, является дивертисментом, глупо придуманным для того, чтобы создать марево ментального благополучия.

Конечно, можно искать другие норы в ворочающихся друг на друге пластах культуры. Например, попытаться свести понятие искусства и глуповатости к тотальной «джага-джага», к интеллектуально более привлекательным, чем «Дом-2», интерактивным шоу и к сравнительно разумнейшим, чем у Владимира Соловьева, мордобоям.

Ворочающиеся, как размороженные мамонты, пласты все равно придавят. А что делать? Дальше развивать систему артейнмента, удовлетворяющую покуда всех?

Не знаю. Я подозреваю, впрочем, что теперешний артейнмент – это марево вроде Общественной палаты. Муссолини, как мы помним, в эстетику лез не особенно – до поры, пока вверенные его руководству художники не начинали совсем куролесить и заниматься глуповатой поэзией. Нынешние российские владыки глупее Муссолини и, когда подопрет, непременно в эстетику полезут. Так что у наших артейнментеров есть предпосылки оказаться обвиненными в развращении нации дегенеративным искусством.

Как выстраивать оборону, пока до этого не дошло? Понятия не имею. Вернее, могу посоветовать задуматься о том, что искусство развлечением, безусловно, является. Абсолютно глуповатым.