В последний раз с проблемой критериев оценки произведений искусства я сталкивалась при споре с одним русским художником, который все не любит и называет говном. А еще раньше – изучая эстетику, которая рассматривает место произведения искусства в обществе и культуре, его восприятие с разных перспектив – зрительской, критической, институциональной, социальной и т. д.

Я буду говорить о моем личном опыте восприятия искусства. Я еще застала агонизирующую советскую художественную систему, поэтому в меня впитались традиционные нормы и критерии. Композиция, пластика, гармония, стиль, фактура – эти понятия применимы к искусству любого жанра: к картине, к акции или перформансу, к видеоарту и инсталляции, к рисунку и социальной пластике. Эти законы имеют отношение не только к форме произведения – они смыслообразующи (тождество значения и формы порождает феномен образа). Это – матрица, на которую накладываются следующие уровни оценок. И хотя эти «классические» критерии важны и необходимы, они все же вспомогательны.

Режиссер, работающий над спектаклем, работает с актерами, ставит мизансцены, разрабатывает внутреннюю драматургию, и все же продукт его творчества не может дистанцироваться от самого себя, ответить на вопрос: какое место этот конкретный спектакль занимает в истории театрального искусства? Изобретены ли какие-то новаторские методы в работе с актерами? Удалось ли режиссеру отойти от традиции, предъявить эксперимент на границе существования жанра?

То же относится и к художнику, пишущему картину. Если его интересует только мазок, он обречен на вторичность, сколь удачными ни были бы его колористические и пластические находки. Только при наличии в его работе дерзости аналитического отказа от всевозможных прежних воплощений картины, помноженной на интуицию и талант с учетом контекста, художник имеет шансы на творческую удачу.

Так возникает еще один важный принцип: наличие эксперимента, попытка выхода из системы существующих параметров искусства.

Кроме того, немаловажно распознать, исходя из увиденного, позицию автора и ясно понять, «что хотел сказать художник», т. е. ощутить метауровень высказывания (здесь проявляется постмодернистская изощренность). Последний – важный идеологический критерий, но о произведениях принято говорить и просто: «талантливо» или, напротив, «говно». Что значит «талантливо»? Это предполагает, что произведение содержит элемент безумия, нерационального измерения, невозможность вербализации и полного дискурсивного постижения. Этот магический критерий таланта связан с совпадением случайных элементов. Возможно, именно здесь витает беньяминовская аура, здесь и прячется энергетика произведения. И этот уровень его существования определяет универсальность произведения, а также возможность его восприятия во времени – через сто, двести, триста лет.

Вот, бывает, ходишь по Лувру и видишь: один зал выразительного, яркого художника, породившего оригинальное высказывание, а за ним т. н. «школа» эпигонов, которая занимает несколько залов. Эти залы можно проходить вскользь. В раннем итальянском Возрождении цепляет Фра Анджелико и несколько других авторов, а его последователи мало отличаются друг от друга. То же происходит с любым известным именем или заметным течением. Везде найдутся один-два самобытных автора, интересных, неподражаемых, талантливых. Сюда подходит пример из русской иконописи, истинные шедевры в которой создали Феофан Грек, Дионисий, Рублев – авторы, передавшие в условиях доминирующего канона нечто невыразимое, свойственное только им. Эта разница заметна и когда оказываешься на Венецианской биеннале. Каким же образом при прочих равных условиях (технике, методе, времени и других факторах создания произведения) возникают шедевры?

«Талантливость» – ключевой среди прочих критериев, который происходит из силы личности и обладает особой ролью. Нам могут быть неизвестны обстоятельства жизни автора, но через некий канал мы можем воспринять качество его работ.

А еще мне нравятся самостоятельные, самодостаточные, автономные высказывания, которые не требуют комментария и оправданий автора. Все должно быть ясно при взгляде на работы – на это и существует художественный язык. Задача – его изобрести, сделать доступным и внятным для прочтения разными слоями публики. Так, «Криминальное чтиво» Тарантино можно назвать фильмом, одинаково любимым как интеллектуалами, так и беспризорниками.

И последний критерий: нравится или не нравится? Это субъективно интуитивное отношение, самое первое и спонтанное, наиболее синтетическое, вмещающее в себя все предыдущие критерии оценки. При этом оно может быть и ничем не обоснованным, иррациональным: просто (не) нравится, и все.