3-я Берлинская биеннале.
Куратор Уте Мета Бауер.
Кунстверке, Мартин Гропиус Бау,
Киноарсенал, Берлин.14.02.04 – 18.04.04.

 

Биеннале в Берлине проходит уже третий раз. Этот основанный в 1998 году большой берлинский проект не совсем корректно называть биеннале, так как он, по разным причинам, не имеет необходимой для биеннального формата периодичности.

Вплоть до настоящего времени проект функционировал в режиме полустуденческой выставки и только с назначением куратором Уте Мета Бауер приобрел интернациональное значение.

Города, являющиеся мировыми столицами, как правило, не имеют своих Больших проектов – насыщенность их культурной жизни уже сама по себе является непрекращающимся мегапроектом. Но Берлин решил нарушить это правило – возможно, у него появились сомнения в своей значимости. Как точно заметил Клаус Бизенбах (директор Кунстверке, наиболее значительной берлинской арт-институции), ожидания начала 90-х годов, что Берлин станет важнейшим европейским мегаполисом, не совсем оправдали себя: население города парадоксальным образом уменьшилось, а перманентный финансовый кризис отрицательно влияет на развитие всей инфраструктуры города. Берлинская ситуация сильно отличается от лондонской или нью-йоркской. В Берлине доминируют некоммерческая сцена, существующая почти исключительно за счет поддержки государства, и, соответственно, левое, критическое искусство. Так было в семидесятые, так осталось и по сей день. В этом и заключается особый шик (cool) берлинской сцены – бедной, полубогемной и расслабленной: шансы сделать здесь головокружительную карьеру на горизонте не маячат. Эта ситуация была отражена на биеннале: в составе ее участников нет художников из продвинутых коммерческих галерей. По признанию их владельцев, Уте Мета Бауер в них даже не заглянула. Ее интересовали совершенно другие художники.

Биеннале была реализована в кратчайшие сроки – куратору на работу было выделено всего 8 месяцев. Бюджет биеннале сравнительно небольшой – 1 миллион 700 тысяч евро, что в принципе реально соответствует ее масштабу – всего 53 проекта, не считая программы, в рамках которой демонстрируется большое количество фильмов, сделанных художниками, и просто фильмов, имеющих, по замыслу куратора, отношение к концепции биеннале.

У Берлинской биеннале обычно нет отчетливо сформулированной концепции, как нет и темы, репрессирующей свободное творчество художников. Есть позиция куратора, которая выявляется через выбор для показа работ художников с различными позициями. Из-за катастрофической нехватки времени и средств отбор был произведен на основе личных связей куратора, что даже не скрывалось под маской апелляции к какому бы то ни было исследованию или же созданию нового net-working. На вопрос, куда опять подевались в этом интернациональном проекте представители Восточной Европы, куратор ответила просто: «У меня не было времени ознакомиться с этим, возможно интересным, пространством».

Нельзя сказать, что Уте Мета Бауер оказалась очень оригинальной в поисках возможностей для очерчивания зоны внимания своего проекта: как и для первой биеннале, им стал сам город Берлин. Вот как куратор определяет рамки своего проекта в небольшом вступительном тексте к более чем скромному каталогу выставки (208 страниц формата чуть больше А5, издан самиздатом): «Берлин является главной точкой референции биеннале. Нашим исходным пунктом стала его гетерогенность, вытекающая из мифов прошлого, из альтернативной, субкультурной и критической практики 80-х и ранних 90-х годов, а также переосмысления города как новой столицы, продиктованного политическими и экономическими причинами».

Для реализации поставленных целей вся выставка была разбита на зоны, которым было присвоено название hubs («хабс» – это термин из языка информационных технологий, означающий распределитель информации в компьютерных сетях, употребляется в системах управления полетами), всего их было пять: Миграция, Городская Среда, Звуковой Ландшафт, Другое Кино, Мода и тусовки. Любой перевод будет неточен, так как в современном мире множество слов из английского языка, ставшего языком глобализации, не имеют адекватных национальных эквивалентов. Заявленная этими зонами актуальная проблематика была выбрана совершенно точно, и ее вполне можно было предсказать, зная творчество Уте Мета Бауер, авторитет которой базируется на жестком социально-аналитическом подходе к искусству. За ее плечами целый ряд крупных выставок, много говорящих уже своими названиями: от «Радикального шика» (1993) до «Архитектуры дискурса» (2001). Но наибольшую известность ей принесла работа в команде Энвейзора на 11-й Документе, где ей приписывают включение в экспозицию наименее зрелищных работ.

Нельзя утверждать, что Берлинская биеннале в исполнении Уте Меты Бауер оказалась невыразительной – стильный дизайн, грамотная архитектура выставки, качественная презентация работ отдельных художников производят достойное впечатление. А если учесть акцент, сделанный на проектах, связанных с одеждой и музыкой, и такую эффектную и дорогую работу, как синтез запахов отдельных районов Берлина (все эти проекты имеют декларативно заявленный феминистский бэкграунд), то впечатления от выставки можно сравнить с рассматриванием витрин бутиков, что делает ее восприятие совсем не скучным.

Разговор о бутике подводит к одному из наиболее существенных пунктов для критики. Как и любой качественный бутик – с привкусом альтернативности или без, – выставка демонстрирует удивительную холодность.

Все сделано совершенно правильно: есть критическая проблематика, есть «приколы», есть много модных девочек, пытающихся очень серьезно петь мужские песни и погруженных в серьезные размышления о том, является ли электрогитара заместителем фаллоса или не совсем; представлен политический активизм во всех возможных вариантах, подняты проблемы людей, ищущих политического убежища, присутствует жесткая критика Америки и, конечно же, mapping (социально-архитектурно-этномиграционная картография различных мест, как правило, находящихся в состоянии конфликтной трансформации) – наиболее популярная сегодня форма проведения художественных мультидисциплинарных проектов. И, наконец, есть Исаак Джулиен – огромный негр, гомосексуалист, борец за права черных, в невероятных костюмах, унизанный перстнями, - создатель впечатляющих видеоработ, репрезентирующих гендерно-расовую проблематику в стилистике клипов MTV и черного кино – в общем, настоящая звезда «радикального шика».

Итак, есть все, чтобы, вздохнув с облегчением, сказать себе, как после футбольного матча: «Слава богу, наши победили». Но подобное признание совмещено с разочарованием, т.к. игра не захватила, прошла скучно и вяло.

В этой выставке не хватает чего-то важного: в ней нет страсти, нет напряжения, нет разрывов, высокой иронии, нет ошибок.

И тогда возникает вопрос, а зачем все это? Разве мы ждали такой победы?

Проект оказался настолько плоско-дидактичным, что даже нордический финский куратор, которого я спросил, что он думает о выставке, ответил всего одним словом «unhuman» (нечеловеческая) , и это совершенно справедливое определение того мейнстрима левого, политически ангажированного современного критического искусства, оказавшегося заложником отчужденных стратегий развития дискурса.

Конечно, были и очень хорошие работы, но в целом художники Берлинской биеннале не протягивали руку зрителю, не старались заговорить с ним иначе, чем это уже принято; они поучали, и делали это очень скучно.

Да, совершенно необходимо репрезентировать напряжения социальных конфликтов, но как сделать так, чтобы они не нейтрализовывались в спокойной обстановке выставочного пространства, а обращались напрямую к каждому? Как дать зрителю шанс реальной вовлеченности, чтобы каждый конфликт мог стать и его конфликтом?

Для этого нужно найти другой язык искусства, не выхолощенный теорией, а наполненный эмоциями и страстью, язык прямой обращенности, не связанный принятыми рамками либеральной или же критической «политкорректности».

И мне кажется, что он возможен – мне очень близко понимание творческой работы, высказанное Жан Фишер («К метафизике дерьма», «Художественный журнал» №47).

Она пишет: «Художественное событие не дискурсивно, поскольку предложенный опыт первичен по отношению к любой ясно заданной символической рамке. Когда значение не является заранее заданным, зритель, подобно трикстеру, соскальзывает в пространство неопределенности без четких координат, которыми можно было бы закрепить себя в пространстве. Значение возникает «здесь и сейчас» и является непосредственным, а не опосредованным событием».

Берлинская биеннале не оставляла зрителю ни малейшего шанса превратиться в «трикстера». А жаль.