Выпуск: №63 2006
Вступление
КомиксБез рубрики
Верим ли мы, что мы верим, во что мы верим?Дмитрий ПриговПамфлеты
Можно ли верить современному русскому искусству?Владимир СальниковБеседы
Джанни Ваттимо: «Верю, что верю»Текст художника
Цена опиумаБогдан МамоновКонцепции
Бессмертные телаБорис ГройсТекст художника
Вера в идеальноеЛеонид ТишковПубликации
Проницаемость ДругогоСлавой ЖижекАнализы
Величие неочевидногоТеймур ДаимиПозиции
Политика против ритуалаОксана ТимофееваРефлексии
Продление политического, или Фальшивый райКети ЧухровТенденции
Попросту человеческоеКаролин КорбеттаСитуации
Три работы – три составляющие современного эстетического антихристианстваОльга КопенкинаТенденции
Существую ли я?Ирина БазилеваТекст художника
Упорядочьте во мне любовьГор ЧахалАнализы
Парадокс богомолаДмитрий БулатовТекст художника
Сомнения следов не оставляютМаксим ИлюхинБиеннале
Американское путешествиеДавид РиффОбзоры
Отказ от исповеди, или «Триумф живописи» как поминки по авангардуСтанислав ШурипаСобытия
Оргия выразительностиДмитрий Голынко-ВольфсонБеседы
«В культуре находится настоящая свобода идей и мышления...»Владимир БулатВыставки
Когда сняли пятую печатьВладимир СальниковСобытия
Урбанистический формализмДарья ПыркинаВыставки
Советское: прошлое или будущее?Кети ЧухровВыставки
Поэтом можешь ты не...Дарья ПыркинаРубрика: Беседы
«В культуре находится настоящая свобода идей и мышления...»
Мариус Бабиас. Родился в Сучаве (Румыния) в 1962 году. Эмигрировал в Германию в 1974-м. Критик, журналист, куратор. Преподавал историю искусств в Германии, Австрии, Японии. Автор нескольких книг по современному искусству. В 1996 году удостоился премии Карла Ейнштейна за вклад в искусствознание. В 2005 году курировал Румынский павильон на Венецианской биеннале. Живет в Берлине. Владимир Булат. Родился в Кишиневе в 1968 году. Историк искусства, критик, куратор. С 2000 года издает в Кишиневе журнал «Art-hoc». Живет в Румынии.
«Focussing Iasi» («Фокус на Яссы»).
Международная биеннале современного искусства,
Яссы (Румыния). 12.06.06-30.06.06
Хотелось бы начать с вопроса: насколько целесообразно приглашать западных кураторов для организации интернациональных проектов в посткоммунистическом пространстве? Почему такая «художественная инициатива» обычно завершается либо полным провалом, либо же просто никого не волнует и не затрагивает? Представленное западным куратором актуальное искусство часто выглядит унылым и герметичным, что мало способствует его принятию и пониманию публикой. И это вопреки тому, что кураторы подчас поощряют приглашенных художников работать с местным контекстом, с его специфичными проблемами и идеями?!
Такова была и стратегия немецкого куратора Мариуса Бабиаса, приглашенного совместно с Ангеликой Ноллерт в румынский город Яссы разработать выставочный проект в рамках местной биеннале PERIFERIC[1]. Корректным будет уточнить, что Ясская биеннале включала и еще две выставки: «Strategies of Learning», куратором которой была Флоранс Дарие, и «Why Children?», которую курировал Аттило Тордай из румынского города Клуж-Напока. Однако наиболее масштабным и заглавным на биеннале был все же проект «Social Processes» («Социальные процессы») Бабиаса и Ноллерт, а потому именно он будет в центре нашего внимания.
Выставка «Социальные процессы» затрагивала множество социально-идеологических проблем: роль православной церкви в посткоммунистической Румынии, историческая память и ее место в топографии города, новые подходы к образованию, роль художника в современном контексте, искусство и дети и т.д. Однако почти каждая попытка художников ответить на один из этих вопросов зависала над множеством других возможных и потенциальных вопросов. Кураторские дискурс и экспозиционная драматургия разворачивались параллельно с общим настроением выставки, не соприкасаясь с художественными проектами. Поэтому я обратился к куратору выставки Мариусу Бабиасу с вопросами, на которые получил ответы, но, как я и ожидал, ситуация не стала ясней. Во всяком случае, для меня. Однако из разговора становится яснее тип мышления и перспектива, которую предложил Бабиас для «периферийной» Биеннале в Яссах, городе, который вскоре станет границей Европейского Союза.
Владимир Булат
Владимир Булат: Что определяло твою работу над ясским проектом «Социальные процессы»? В какой мере его направленность на анализ конкретного места, самого контекста города Яссы и окружающего его региона, связана с твоим румынским происхождением?
Мариус Бабиас: Румынию я оставил подростком, в 11-летнем возрасте, поэтому мое интеллектуальное формирование произошло в Западном Берлине, где я изучал эстетику, литературу и политологию. До недавнего времени восточно-европейским искусством я прицельно не интересовался, а лишь приезжал к своим родственникам, в родные места, поддерживая с этим пространством скорее сентиментальную, нежели профессиональную связь. Однако с определенного момента, буквально пару лет назад, я стал замечать, что на этой территории происходят интересные процессы – выставки, статьи в специализированных журналах... А потому главный мотив возвращения в свою страну был уже не столько сентиментальный, сколько профессиональный: здесь происходят серьезные перемены. Первый мой контакт с румынской художественной сценой произошел в 2005 году, когда меня пригласили курировать Румынский павильон на Венецианской биеннале, а сразу же после меня пригласили курировать 7-ю биеннале PERIFERIC.
Что же касается моего проекта «Социальные процессы», то его концепция отнюдь не связана с моей сентиментальной связью с Румынией, а прямо вытекает из моего глубокого убеждения, что искусство являет собой лишь средство, а не цель. Вся моя кураторская практика неизменно была устремлена к максимально глубокому укоренению опыта современного искусства в общественной сфере, и почти все мои проекты были неизменно ориентированы на социополитический контекст городов, в которых они осуществлялись.
Яссы, с этой точки зрения, место крайне интересное. Это – если иметь в виду грядущее вступление Румынии в Евросоюз – последний западноевропейский город! Он находится на самой границе с Республикой Молдова, Приднестровьем и Украиной, что провоцирует множество интригующих политических и исторических сюжетов и тем.
Осуществлять проект – кстати, моим сокураторм была Ангелика Ноллерт – мы начали в октябре 2005-го с серии конференций, видеопоказов и воркшопов. Вся эта работа завершилась в мае 2006-го выставкой в залах бывшей турецкой бани. Приглашенные художники – Лучезар Бояджиев (Болгария), Борис Буден (Австрия/Хорватия), «H.arta» (Румыния), Николета Есиненку (Молдова), Андреа Фачиу (Германия), Кристине и Ирене Хохенбюхлер (Австрия), Лаура Хорелли (Финляндия), Джон Миллер (США), Хито Штейерл (Германия), Дан Пержовский (Румыния), Лия Пержовский (Румыния), архив «Vector Art Data Bank» (Румыния). Все эти авторы, как уже упоминалось выше, создали для выставки специальные проекты, в центре внимания которых – анализ социокультурного и политического контекста города Яссы, этого культурного узла на перекрестке между Румынией, Украиной, Молдовой и Приднестровьем.
Чтобы был лучше понят мой кураторский подход, приведу пример двух проектов. Лаура Хорелли построила свою работу на исследовании биографии известных румынских поэтов, Марина Сореску[2] и Аны Бландиана[3], проанализировав их жизнь в коммунистический период и до наших дней. Это помогло ей понять и выявить обстоятельства интеллектуальной жизни в эти очень разные периоды румынской истории. В свою очередь группа из Тимишоары «H.arta» в качестве проекта написала учебник по художественному образованию для высших учебных заведений: нужда в таком издании давно уже стала назревшей потребностью...
В. Булат: У меня же за годы наблюдений за Яссами и его художественной средой сложилось следующее впечатление: чем сильнее этот город подвергается влияниям внешним, чем больше международных проектов здесь проводится, тем более консервативным и чуждым диалогу он становится. Столкнулся ли ты в ходе своей работы в Яссах с этим феноменом?
М. Бабиас: Неприязнь к современности, культ самобытности и особый интерес к религии – это господствующее умонастроение на всем посткоммунистическом пространстве. Что же касается новой волны религиозности, то это, по моему мнению, симптом устрашающий и опасный. Догматическая конфессиональная вера возвращает нас к устаревшим мировоззренческим моделям: религия ныне не причастна истине, но – к антиистине. Яссы же – это самый эпицентр религиозного возрождения, во всяком случае для исторической Молдовы.
Присуща этому месту еще одна характерная черта – отсутствие исторического сознания. Приведу такой пример. В 1941 году здесь, в Яссах, произошел один из самых масштабных еврейских погромов, в котором всего за несколько дней было истреблено более 12 000 евреев! Факт этот ни для кого в этом городе не является проблемой! Это никого не волнует! Я не имею в виду, что в городе нет увековечивающего это событие памятника или чего-либо в этом роде. Меня поражает, что факт этот не имеет своего места в локальном историческом сознании. Именно об этом – о локальном историческом сознании – и был мой проект. Приглашенным мной к работе над проектом художникам я предложил поинтересоваться также и локальным прошлым города Яссы и его региона.
Так я пытался избежать банальной и исчерпанной модели биеннале современного искусства: когда куда-либо в громоздких чемоданах привозят чужое, но правильное искусство и посвящают это событие «чужим» для данного места тематикам, в других местах придуманным. Я же в своем проекте настоял на том, чтобы художники нашли и проработали именно местный материал.
Вот, к примеру, Николета Есиненку, учтя специфику локального контекста, Ясс, написала небольшую пьесу о религии и милосердии. В этом перформансе, разыгранном четырьмя кишиневскими актерами, рефлексировались природа и функция религиозных ритуалов. Современность и религия представали здесь во фронтальном конфликте, что столь чуждо миру позднего капитализма, где идентичность строится сублимированно, на сочетании маленьких порций, микробиологических ломтиков.
В. Булат: А не приходило ли тебе в голову, что возвращение религии и религиозного сознания в посткоммунистических странах осуществляется на фоне полной дискредитации институций светского государства? Не приходило ли тебе на ум, что в наших странах нравственный крах пережила фигура мирянина, светского человека? Вера же обогревает надеждой, дает моральный код, гарантирует культурные и духовные ценности, сплачивает семейный очаг? Тогда почему художники в твоем проекте, сводя счеты с религией, обошли стороной государственную систему посткоммунистических обществ? Обошли стороной необузданное стяжание капитала, экологическую катастрофу, массовый отказ родителей от детей и многие другие явления, столь присущие региону, работать с которым ты призывал «своих» художников?
М. Бабиас: Мне кажется, что твои вопросы не по адресу. Я теоретик искусства и куратор, а не религиозный мыслитель. И все же попытаюсь ответить на твои вопросы в теоретически отвлеченном ключе. С моей точки зрения, главная задача актуального искусства – выстраивать контркультурную зону сопротивления, которая производит критический дискурс и подрывает механизмы власти. В то время как неубывающая мощь церкви неизменно строилась на причастности к власти. Да, готов согласиться, что в специфических условиях посткоммунистического мира религия может выполнять роль моральной опоры, но это не меняет сути – религия механизм регрессивный. Религия, это как принято говорить, опиум для народа. Сколько бы ни менялось время, но определения, данные общественной функции религиозного сознания Фейербахом и Марксом, сохраняют свою актуальность. Идеологии преходящи, а религия, уже несколько веков являясь социальным атавизмом, неизменно сохраняет свой авторитет. В то же время, как мне кажется, современное искусство неизменно являет собой механизм обновления, механизм прогрессивный.
В. Булат:...А тебе не кажется, что эта контркультурная зона проявляет себя подчас весьма вяло и неубедительно? Что она почти никогда не достигает стратегических целей? На мой взгляд, она страдает «аутизмом»: она порождает новую систему из самой себя, обращаясь к самой же себе...
М. Бабиас: Современное искусство действительно страдает «аутизмом». Однако именно это и обеспечивает ему на Западе, в развитых государствах позднего капитализма, весьма почетный статус. Ведь аутизм как раз и означает, что художественной практике гарантирована полная свобода. На самом деле то, что в искусстве предстает непонятным и кажущимся «античным», и есть суть автономные художественные ценности, которые при этом, как в зеркале, отражают уровень, на котором позиционируется социальная и политическая жизнь.
Постараюсь объяснить это в более широком контексте. Не будем закрывать глаза: в настоящее время искусство находится в очень деликатном и опасном положении – оно рискует быть растворено в «стиле жизни», в своего рода социальном дизайне. Этой проблеме я посвятил свою книгу «Субъективность-товар. Теоретическая повесть»[4]. Речь идет о том, что в современном глобализированном мире самый дорогой товар – это субъективность. Огромному запросу на этот товар способствовало множество факторов: политика, экономика, культура. Первые два – политика и экономика – реализовали такую возможность посредством неолиберального глобального рынка, стирая тем самым географические границы и интегрируя различия и идентичности; третий же – культура: она
реализовала это через проникновение в человеческую повседневность с помощью масс-медиа. Так эстетическое измерение покинуло сферу визуальных искусств, подчинив себе самые разные среды человеческой деятельности. Эстетический плюрализм сегодня компенсирует политическую легитимность и способствует притуплению общественного интереса, особенно у молодежи, к злободневным политическим и социальным проблемам. Формируется новый стиль жизни: индивидуальное бытие моделируется по рецептам дизайна субъективности. Возникает новый тип потребления, который я называю психодизайн, то есть личность начинает выстраивать свою самость в духе индивидуальной эстетики. Если в 70-е годы борьба велась за освобождение тела, через сексуальную революцию, то теперь главной задачей стало конструирование субъективности, собственного «я». Эстетическая индустрия, включающая моду, все виды искусства, дизайна и маркетинга, нацелена не только на совершенствование тела – чтобы оно стало красивее и здоровее, но и на гармонизацию психики – на удовлетворение желаний, стремления к наслаждению и т.д. Устремленность к счастливой жизни, гармоничному самочувствованию подменила собой социальный протест и гражданское неподчинение.
Отсюда и проистекают новые проблемы художественной практики – эстетическая сфера стала столь гибкой и многообразной, что искусство может потерять свою самость, видовую специфику. Именно это произошло сегодня с театром и кино, которые все более поглощаются индустрией развлечений и событийности. Однако именно в силу того, что искусство само стало сегодня гибким и многообразным, лучшие его образцы выпадают из-под диктата культурного мейнстрима и обладают способностью быть наиболее емким и адекватным воплощением многослойности современного общества. Вот почему анализ проектов современного искусства, при всем его «аутизме», помогает понять современное общество подчас лучше, чем социальные теории. Ведь культура – это не фасад цивилизации, а напротив – она является самим ее центром. Здесь пребывает подлиная свобода идей и мышления.
Гарантировать же искусству дистанцию от социального дизайна и от рынка могут лишь специальные институции, которым должна быть обеспечена в обществе профессиональная автономия. Только они могут закрепить за искусством самостоятельность языка.
Примечания
- ^ О предыдущей, 6-й Биеннале в Яссах я уже подробно писал на страницах «Художественного Журнала», см.: N53, 2003, с. 78-81.
- ^ На русском языке с поэтическими текстами Марина Сореску можно ознакомиться в: «Строфы века – 2. Антология мировой поэзии в русских переводах XX века». Издательство: Полифакт, 1998.
- ^ Ана Бландиана была довольно известна и в бывшем СССР. Еще в 1968-м журнал «Иностранная литература» опубликовал два ее стихотворения. Самая свежая ее публикация в России: «Эссе-миниатюры» // «Иностранная литература», N6, 2006. Вступление Анастасии Старостиной.
- ^ См.: Marius Babias. «Ware Subjektivitat – Eine Theorie-Novelle». Munchen, 2002.