Константин Звездочётов: «Не выдержал».
ММСИ, Москва. 2009.12.16-2010.01.15

Выставка Константина Звездочётова в рамках программы «Москва актуальная», курируемой галереей XL, проходила, как и большинство выставок этой программы, в помещении ММСИ в Ермолаевском переулке. Помещение непростое, многоэтажное и сложно профилированное, своеобразие которого каждый куратор или солист-художник волен либо, смирившись, игнорировать, либо обыгрывать и использовать в своих целях. Этажность может навязывать членение экспонируемого материала по простейшему хронологическому принципу или по шкале иерархии идей, а то и «звёздности» участников, если их несколько.

На этот раз звёздность во всех отношениях монографична. Персональная выставка с названием одновременно простым и в то же время по смыслу неочевидным – «Не выдержал» – одновременно и учитывает радикально вертикальную логику музейного помещения, подчиняясь ей, и в то же время ей сопротивляется, предлагая крайне несимметричное прочтение предлагаемой вертикали. Несимметричность заключается в том, что огромное количество разнообразного и разновременного «ретроспективного» материала плотно сконцентрировано на одном из четырёх экспозиционных этажей – на самом верхнем. А новый проект, специально исполненный для выставки, размахнулся на три остальные этажа. И это притом, что он представляет собой коллекцию работ крайне однородных, если не однообразных. Со второго по четвёртый этажи все стены завешаны почти одинаковыми среднего размера картонами в рамках, покрытыми на первый взгляд почти не отличающимися друг от друга изображениями домиков с красной крышей на синем «небесном» фоне, с чем-то зелёненьким – деревьями, травкой и т.п.

Это озадачивает, буквально рождая споры – как производить правильный осмотр – поднимаясь с этажа на этаж снизу вверх, или наоборот, сразу поднявшись на лифте, начать осмотр наверху, а затем спускаться по лестнице вниз. Казалось бы, вопрос праздный, учитывая, что членение выставки, в конце концов, двучастное, а от перемены мест сумма не меняется. Да и вообще вспоминается невольно 69 фрагмент Гераклита, гласящий о том, что «путь вверх и путь вниз суть одно и то же». И, однако же, осмотр вверх или вниз по лестнице позволяет возможно по-разному истолковывать смысл названия выставки. Ведь звездочётовское «не выдержал» вызывает ассоциации и с лермонтовским «не вынесла душа поэта», и с толстовским «не могу молчать», то есть может звучать как нечто героическое и бескомпромиссное. И в то же время «не выдержал» может означать смиренное и уступчивое «сдался» – так и перевели название в английском пресс-релизе – "given up".

Чтобы разобраться, чего тут больше: пафоса или смирения, стоит рассмотреть выставку и снизу вверх, и сверху вниз. Итак, попадая в первый зал на втором этаже, зритель, хотя бы самую малость осведомлённый в творчестве выставляемого автора, неизбежно изумлялся. Ведь вместо ожидаемого привычного «фонтанирующего» формального и идейного разнообразия, он сталкивался со стенами, сплошь увешенными пейзажами-близнецами с краснокрышными домиками на сине-зелёном фоне. Сразу же закравшееся подозрение, что тут всё не так просто, немедленно, впрочем, подтверждалось плакатом-подсказкой. На выставочной афише, висящей тут же, воспроизведена карикатура художника Пирцхалава в излюбленном Звездочётовым «крокодиловском» стиле. На ней зритель спрашивает в выставочном зале художника, какая картина – его. Художник отвечает, что это картина, на которой изображён домик. Зритель на карикатуре изображён смотрящим на художника, но стоит ему повернуться, и он обнаружит, что все выставленные картины практически идентичны – все они с домиками. Можно с той или иной степенью лёгкости реконструировать смысл, вкладывавшийся в эту сатиру советским художником в 1956-м году. Но у Звездочётова, вероятно, учитывавшего этот исторически обусловленный изначальный смысл, были также и свои мотивы использовать эту карикатуру в качестве отправного материала, и смыслы вкладывались другие, и попутно возникали дополнительные.

Сразу становится ясно, во всяком случае, что это не выставка картин, а инсталляция, точнее, даже энвайронмент, вдохновлённый советской карикатурой, а посетители этой выставки – это перемещённый в реальность размноженный карикатурный персонаж-зритель. Сам же художник как персонаж исчез из этого пространства. Точнее, он появился на открытии, именно в качестве комического персонажа с клоунским носом, устроил смешной перформанс вместе с Петрелли-Пальто, получив «по морде» кремовым тортом, и тут же исчез, оставив посетителей самих разбираться, зачем эти однообразные домики и чего он «не выдержал». Как бы не было смешно во время короткого перформанса, но первое впечатление то, что художник наложил на себя что-то вроде епитимьи. Следуя неким тенденциям, распространённым в современном искусстве, художник вручную воспроизвёл идею серийности и повторяемости художественного жеста, доведя эти тенденции до абсурда. Его хватило на один этаж, на другой, где у картин появляются подписи (о них позже), ещё на один, и наконец он «не выдержал». Художник бросил нудное дело повторения одного и того же и «разразился» на последнем этаже настоящим Звездо-лендом, разнузданной мешаниной из объектов, инсталляций, живописи и видео самых разных лет, от самых ранних до самых последних. Тут и башни-вышки с балясинами, тут и Анка и фашисты, и картошка между ними, тут и «Азербайджанцы миленькие», и «Нормальная цивилизация». Нудное восхождение на «Голгофу» современного искусства, с его культом претенциозного однообразия и невыразительности, завершается радостной вакханалией артистической избыточности. Ведь в исключительных случаях современное искусство может быть и таким, «если захочет». Впрочем, радость эта с лёгким оттенком надрыва. Нагруженные тонкими смыслами самодостаточные проекты разных лет теснят друг друга, несколько заглушая свои некогда очень точные и отчётливо звучавшие послания. Если ещё добавить гул толпы посетителей и фонограммы видеоинсталляций, то общий «месседж» сливается в некий эйфорический и нечленораздельный шум.

Осмотр выставки сверху вниз – благо в музее есть удобные и вместительные лифты – помещает зрителя с самого начала в эту ситуацию эйфорической перенасыщенности искусством. Оказавшись сразу в сказочном парке, где одна остроумная идея наслаивается на другую, зритель, переходя от одного проекта к другому, вместе с художником переживает радость творчества, то также вместе с ним он способен пережить напряжение производственной гонки. Ведь это не только весёлый и остроумный Звездо-ленд, но и фабрика остроумия. Художник пытается всеми силами соединить несоединимое – продуцирование уникальных идей и стояние «конвейера» арт-индустрии. Однако стоит спуститься этажом ниже и становится понятно, что он «не выдержал» и, превратившись в очередного арт-биоробота, начинает штамповать одну за другой единицы арт-продукции. Все эти «штампованные» картины очень похожи – всё те же домики. У них имеются подписи. Но эти подписи хотя и по-русски, но набраны латинскими буквами и выглядят как Domik v Tarusse, Domik v Taldome, Domik na Senezhe – и так далее полторы сотни населённых пунктов. Эти подписи отчасти перекликаются с предпоследним проектом «Нормальная цивилизация», представленном в галерее XL, где речь шла о «низкопоклонстве перед иноземным», а в данном случае, кроме очередного остроумного, остраняющего эффекта, призваны усиливать ощущение серийности и индустриальности, напоминая даже зрительно не столько названия произведений искусства, сколько товарную маркировку. На последнем, самом нижнем этаже даже эти подписи исчезают. Домики повисают как бы в пустоте. Наконец на последней картине нет уже даже и домика – конец Звездо-ленда... А может быть, даже и последняя версия конца искусства, а-ля Звездочётов. Хотя таким печальным и даже трагичным Звездочётов ещё не был никогда!

Но всё-таки всё не так печально. Звездочётов не был бы Звездочётовым, если бы он не подсыпал перца и соли в эту пресную историю с домиками. Ведь, если присмотреться, не так уж они и однообразны – и домик в Переделкино не похож на домик в Пудоже. Есть тут и своя, если не геополитика, то геософия – не зря же рядом с российскими населёнными пунктами появляются и Полтава, и Ницца. Ведь русский мир как некое культурное явление, по меньшей мере, явно не ограничивается границами Российской федерации. Так что в этих домиках ничто не мешает усмотреть новую визуальную энциклопедию русской жизни и даже новый проект «Как нам обустроить Россию». Только не следует увлекаться. Звездочётов как всегда провоцирует соблазниться на самые смелые интерпретации в духе актуальности и связи с реальным положением дел, но он же даёт понять, что мы остаёмся в рамках искусства. И именно искусство в самом центре его внимания, как и полагается современному художнику. Будучи одновременно и концептуалистом и диссидентом от концептуализма, Звездочётов не довольствуется очередным хладнокровным переопределением искусства. Своими русскими домиками он в самом деле бросает вызов современному искусству с его унифицирующими и нивелирующими механизмами и нео-утопическими претензиями. Он долго служил современному искусству, но, утрачивая одну иллюзию за другой, в конце концов «не выдержал», и как человек с определённой индивидуальностью, и как художник, с определённой культурной традицией, и в знак протеста нарисовал 150 «одинаковых» домиков.

Возможно, эта интерпретация названия выставки и её основной идеи не верна так же, как и высказанные выше интерпретации. Что-то очень существенное, возможно, вообще выпало из поля зрения. Очевидно, что эта важная и смыслоёмкая выставка заслуживает целой диссертации и не одной. Но это одна из первых попыток осмысления этого неожиданного и даже загадочного при всей свой простоте художественного события, и как таковая пусть эта короткая рецензия будет предпосылкой к более точным, верным и глубоким интерпретациям.